окрашенных осенью красновато-фиолетовых ее листьев ви-

сели сморщенные синие ягодки. Михаил пошел медлен-

нее, часто нагибался, собирая иногда прямо с земли голу-

бичные ягоды. Но разве сейчас наберешь скоро? Это летом

провел рукой на ходу по кустам — и полна горсть крупной

и сочной ягоды. Сейчас голубика получила еще больше

сладости, отдавала вином.

Пологий склон с марью тянулся долго и вывел к ручью,

совсем не похожему на реку, около которой остановился

отряд вчера. Там прозрачная вода бежала по камням и галь-

ке, а тут, буроватая, еле двигалась среди осоковых кочек —

даже дна не видно. Кучерявый подумал, что вышел к вер-

ховью реки и пошел вниз по течению. Наверняка река при-

ведет к лагерю. Всегда нужно идти вниз по течению реки,

и придешь к жилым местам. Эту истину он твердо усвоил,

но не знал одного, что до поселков в сторону Буреи от этого

места было не менее ста двадцати километров.

Идти по берегу совсем плохо. Высокие кочки гнулись

под тяжестью тела, ноги глубоко проваливались в воду. Они

109

давно промокли, и вода, хлюпая, выбивалась фонтанчика-

ми из чуней. Михаил немного поднялся по склону и пошел

по моховой мари. Она меняла свой буровато-зеленый летний

наряд на праздничный осенний. Покраснели листики

карликовой березки, яркими пурпурными пятнами бле-

стел арктоус, верхушки кочек краснели от клюквы, кое-где

червонным золотом выступали ивки. Вся эта ярко-красная

долина была оторочена золотистой лиственницей. Впервые

Михаил увидел таежную осень. Казалась фантастической

красная долина, совсем непохожая на палево-желтые укра-

инские степи.

Пройдено уже несколько километров, а марь не конча-

лась. По ней всегда трудно ходить, и тем более голодному.

Не чувствуется прежней бодрости, тело ватное. Нетвердо

ступают ноги и как-то лениво вытаскиваются из пружиня-

щего сырого мха. Он поднялся еще выше по склону, туда,

где больше лиственниц, а моховая перина тоньше. Но там

стал гуще багульник, а это тоже не асфальт. Он присел на

сухой бугорок с голубичником — таких много по окраинам

марей.

Однако нужно идти. Через некоторое время долина

сузилась, марь пропала. Вот наконец та самая речка, про-

зрачная вода быстро бежала среди камней по крупной

гальке.

К самому берегу подходил лес, занимая узкую ровную

площадку. Такие вытянутые сухие площадки Лунев называл

террасами. На сухой террасе тоже была брусника, но оско-

мина не давала есть много ягод. Он клал их в рот по две-три,

давил языком о нёбо и проглатывал.

Еще немного — и он подойдет к лагерю. Но время шло,

речка и долина не меняли своего вида, а лагерь не появлял-

ся. На крики никто не отзывался: наверное, все на гольце

и в лагере никого нет. Шел он медленно, часто садился от-

дыхать, собирая ягоды. Иногда попадалась красная сморо-

дина-кислица, а изредка уже сошедшая жимолость. Срывать

их удобно — высокие кусты не заставляли нагибаться.

Они разнообразили брусничное меню. Отдельные ягодки

жимолости, такие же сморщенные как и голубика, приятно-

горьковатые.

Он совсем потерял чувство времени. Сквозь толстый слой

облаков не было даже намека на солнце. Неожиданно рано

стало смеркаться, и опять начал накрапывать дождь. От

частых криков уже саднило в горле и голос стал не столь

громким.

110

Дождь пошел сильнее. Страшно было мокнуть на ночь

без надежды обсушиться у костра и согреться в спальном

мешке. Михаил устроился на ночь в группе густых елей.

Уснуть так же быстро, как вчера, не удалось. Он перебирал

в памяти подробности похода и внешнего вида лагеря. За

весь путь по долине сегодня он не видел похожих мест, хотя

речка наверняка та же. А может, ручей в долине с марью

был притоком той речки и он вышел к реке ниже лагеря?

Ну все равно нужно идти вниз по течению. В тридцати ки-

лометрах от лагеря на той же речке расположилась база

партии. Если не в лагерь, так на базу он все равно попадет.

Правда, идет он медленно и тридцать километров в один

день уже не пройти. Но не было сомнения, что единствен-

но правильный путь лежал вниз по долине. С этим он и за-

снул.

Приснилось, как два дня гуляли на свадьбе сестры.

Два дня почти без перерыва ели и пили. Сон был так ясен

и правдоподобен, что, открыв глаза, он не сразу понял ре-

альную обстановку. Ветер дул вдоль долины, срывая круп-

ные капли с хвои и листвы кустов. Шумела река. Дождь

прошел, но тучи неслись быстро и низко. Желудок урчал

и требовал пищи. Разувшись, он начал растирать озябшие

ноги.

Нужно скорее идти, но страшила сплошная стена мок-

рых кустов. Сильный ветер должен быстро обсушить их —

нашел Михаил оправдание нежеланию двигаться. Он забыл-

ся. Проспал, наверное, недолго, а потом встал и пошел,

обходя густые кусты.

За целый день только в трех местах было что-то знакомое,

и это вселило уверенность в правильности пути.

Ночь была холодной. Облака разнесло. Вызвездило.

Но перед утром навалился густой туман. Спал он совсем

плохо. В желудке начались боли. Холод пробирал до костей,

как ни кутался в ватник и рюкзак. С рассветом начались

поиски ягоды. Но она не давала утихнуть боли в желудке.

Сильно докучала оскомина. По густому пойменному лесу

идти совсем трудно — давила слабость. Часто путь преграж-

дали старичные озера, их приходилось обходить и перехо-

дить заболоченные топкие понижения.

Боль в желудке становилась все сильнее. Казалось,

пилят его тупым ножом. Уверенность, что сегодня он все

равно подойдет к базе, давала ему возможность подолгу

собирать ягоды. За два-то дня не только дойти — проползти

можно эти тридцать километров.

Il

Отличное качество — уверенность. Она придает спокой-

ствие, работоспособность, не отвлекает на бесплодные думы

и поиски других путей. Но в данном случае уверенность

была заблуждением и ослепила Кучерявого, как очень

многих, у которых она переходит в упрямство.

В одном месте почти из-под ног веером разлетелись ряб-

чики. Молодые выросли. Он съел бы их сейчас тройку. Какое

нежное у них мясо! Два из них уселись почти рядом на ветки

и, вытягивая свои краснобровые головы, с любопытством

осматривали невиданное ими существо. Но даже если бы

он смог их поймать, то как их есть, когда нет ни костра, ни

котелка? Через некоторое время он спугнул выводок глу-

харей. Громко хлопая крыльями, поднялась матерая ко-

пылуха, а за ней уже совсем большие глухарята. И почему

это дальневосточники считают глухарей лучше рябчиков?

Рябчики Михаилу нравились больше. Но сейчас он не стал

бы разбирать. Весь этот день птицы как будто сговори-

лись дразнить его. Они вылетали из-под ног и совершенно

нахально садились совсем близко. Он бросал в них палкой.

Когда палка пролетала мимо или падала около дерева, на

котором они сидели, птицы поворачивали головы, следя

за ее полетом, и не каждая из них улетала.

В тайге считают, что все птицы делятся на два вида —

съедобные и несъедобные. Съедобные — те, которых можно

убить, а несъедобные все остальные. В этой долине летали

только несъедобные. Он провожал их глазами и вспоминал,

какие можно приготовить из них кушанья. Будь у него

сейчас ружье — настрелял бы целый рюкзак и принес бы

на базу...

Наступила четвертая ночь, а никаких признаков ни

лагеря, ни базы не видно. Наверное, долго возился с брус-

никой да на рябчиков смотрел, думал Михаил. Ну ладно.

Завтра уж наверняка не позже чем к обеду он подойдет