на Огодже. Она вдруг остановилась, понюхала воздух, на
загривке поднялась дыбом шерсть. Николай остановил оле-
ней и снял с вьюка берданку.
— Однако его там люди,— сказал он.
— Почему думаешь? — вполголоса спросил Матюков.
— На медведя кобель лаял бы, а тут его боися. Плохой
люди.
Отряд занял боевой порядок. Все были уверены, что про-
изойдет встреча с беглыми. Есть ли у них оружие?
Потихоньку продвигаясь от дерева к дереву вдоль тропы
со взведенными курками карабинов, они увидели на тропе
голубоватый дымок. Он как будто исходил от тлеющей фи-
гуры человека, вернее, от скелета, обтянутого кожей и оде-
того в лохмотья ватника. Что это живой человек, заметно бы-
ло по медленно шарящим вокруг рукам. Человек сидел,
поставив ступни ног на землю и подняв колени, на которых
лежала его голова. Руками он собирал бумажки и мелкие
сучки вокруг себя и медленно клал на огонек, чуть-чуть
тлевший между его ног.
Соловьев сразу узнал Кучерявого, хотя все остальные
были слишком далеки от мысли, что это он, который числился
в погибших.
— Здорово, Миша! — раздался дружный хор нескольких
здоровых глоток.
— Ты что, с того света? — последовал грубоватый воп-
рос.
С трудом подняв голову, Кучерявый посмотрел на ребят
невидящими глазами. Никаких эмоций не выразили эти
глаза. Все желания, чувства, интерес к окружающему по-
кинули его вместе с силами истощенного тела.
— Миша, что это ты такой дохлый огонек разложил?
Смотри кругом сколько дров,— указали подошедшие на
валежник.
106
— Да, до них далеко,— раздался равнодушный хриплый
голос.
— И ты собирался дойти до базы сам? Знаешь, сколько
до нее?
— Тридцать километров осталось. Теперь я местность
знаю... А я его все-таки нашел... Позавчера. Только там
одни спички с махоркой остались.
— И ты, что же, за два дня четыре километра прошел?
Или опять заблудился?
— Нет, не заблудился. Шел все время. Только теперь
уж ползу. На ногах стоять не могу, голова кружится.
— Это хорошо, что на лабазе никаких продуктов не
осталось, а то там бы ты и отдал концы на продуктах-то.
Сейчас мы тебя чаем сладким поить будем.
В это время уже запылал большой костер. Над ним по-
висло ведро с водой. Кучерявый протянул руки к огню.
— Хорош,— прошептал он.— Я ведь почти и не грел-
ся, как от Веньки ушел.
Голова его свалилась набок, и он потерял сознание.
Неожиданная помощь оборвала туго натянутую струну
нервного напряжения, заставлявшую изыскивать силы не-
известно откуда.
Последующие три дня, пока его доставляли в районную
больницу в Экимчан, он почти не мог шевелиться. И этот
человек надеялся проползти тридцать километров. Надежда
была сильнее его физических возможностей. Он видел только
одну цель и знал, что достичь ее может только сам, только
один. Он уже знал, что съемку давно все закончили, а то,
что его будут искать, он даже и не думал.
Наверное, такая вера и надежда в немалой степени
способствовали тем, кто стоял насмерть в Бресте и Ленин-
граде пять лет спустя.
Двадцать один день человек пробыл один в незнакомой
и враждебной ему обстановке, без нормальной пищи. Но
еще удивительнее, что девятнадцать дней он пробыл без
огня и не имел возможности полностью обсушиться и ото-
греть коченеющее тело. Только хвоя пихты и ели спасала
его от дождя и снега. Только могучий инстинкт самосохра-
нения помог найти пищу в тайге. А что он знал о ней, о съедоб-
ных растениях? Только ягоды и грибы. Но грибы он не мог
использовать потому, что не было огня. Не было даже ножа
и тем более других орудий, которые помогли бы добыть
пищу. Одна цель и упорное стремление к ней, цепкость
и поразительная вера в благополучный исход сделали его
107
непобедимым. Он заставил свое изнуренное тело подчиняться
воле.
Через месяц мне пришлось забирать поправившегося
Кучерявого из экимчанской больницы. Грузовик мчал нас
к нашему полевому аэродрому. Оттуда он должен напра-
виться в Сочи — отогреваться в санаторий. В машине он
рассказывал о своей одиссее. Все события воспринимались
им спокойно, как само собой разумеющееся. Он не умел
рассказывать о своих переживаниях. Создавалось впечат-
ление, что они не беспокоили его или он просто человек без
переживаний. А может быть, вот у таких парней, не изба-
лованных жизнью и родителями, и может развиваться столь
сильная воля и только такие могут выжить в самых невероят-
ных условиях...
В каком-то украинском селе он окончил четыре класса,
потом работал конюхом в колхозе, потом лето здесь. Но это
лето дало ему опыта больше, чем вся прежняя жизнь.
Его рассказ прерывался, как только машина въезжала
в населенный пункт. Михаил просил шофера остановиться
у столовой. Столовые притягивали его, как магнит иголку.
Через каждые полтора-два часа Кучерявый регулярно
съедал обед из трех или четырех блюд. Удивительно, как его
желудок справлялся с такой работой.
... Не очень холодная морошная ночь и густая хвоя
пихты позволили Михаилу отлично выспаться и остаться
почти сухим. Сколько он спал, неизвестно: ни часов, ни
солнца не было. Хотелось есть, ведь со вчерашнего обеда
ничего не ел. Он встал и пошел вниз по склону. Скоро
захламленный елово-пихтовый лес сменился лиственничным.
Вместе с ним кончился бесплодный мох. В лиственнич-
ном лесу чаще и чаще попадалась брусника. Он срывал ее
на ходу. Но когда вышел на пологую часть склона, где
лиственницы были высокие и редкие, перед ним открылось
целое поле брусники, крупной и спелой. Став на колени,
он собирал ее обеими руками и горстями отправлял в рот.
В лагерь он не спешил — пусть сами ищут лабаз.
За приятным занятием Кучерявый не обратил внимания
на то, что ни склон, ни лес не были похожи на те, по кото-
рым он шел вчера. Да и как заметить неопытным глазом все
нюансы как будто однотипной тайги? Вечером он шел, ду-
мая о своем отряде, и не замечал, какой там лес или склон —
неохотнику не бросаются в глаза таежные приметы. Склон,
по которому он поднимался к вершине гольца, был крутой,
108
поросший мелким и густым лиственничником, с ерником
и багульником. Там был северный склон — селемджинский.
Тут же деревья выше, кустарника меньше, а главное много
брусники. Склон шел к Бурее. Это стало понятно значитель-
но позже. Тогда же он жадно поглощал бруснику, до тех
пор пока не появилась оскомина.
Раньше всегда приходилось ходить с кем-нибудь, кто
лучше знал тайгу. Куда шли они, туда и он, не зная и не
обращая внимания на дорогу и приметы. Сейчас же только
одно стремление — вниз к реке владело им, туда, где стоят
палатки.
Ребята, наверное, уже ушли к лабазу и оставили ему
кулеш и чай. Пускай хоть не сладкий, но крепкий, вос-
станавливающий силы. А может быть, они только подни-
маются на голец и где-нибудь идут рядом? Он протяжно
крикнул. Ответа не было. Сложив ладони рупором около
рта, он закричал изо всей силы. Повернул рупор в другую
сторону. И опять молчала тайга. Видно, далеко в сторону
взял. И он почти побежал под гору.
Кончился сухой склон. Лес поредел и сменился марью.
Вчера еще все лиственницы стояли зеленые, а сегодня на
многих из них стала пробиваться желтизна. Когда нога
попадала между кочек, из-под нее выжималась вода. На
кочках краснели бусинки клюквы. Голубика, кустиков ко-
торой было здесь много, осыпалась. Только кое-где среди