этого отряда не был. Но на аэрофотоснимке чуть в стороне

от голой вершины горы, там, где проходила темная полоса

кедрового стланика, четко обозначался белый кружок.

Его выложили из камня хозяйственники, заезжавшие сюда

зимой. Они построили лабаз, сложили туда продукты и

слегка расчистили вокруг заросли кедрового стланика.

Полянку обложили камнями, чтобы при аэросъемочных за-

летах она хорошо была видна на снимке. Топографы и геог-

99

рафы без карт и проводников видели теперь, где находятся

продуктовые лабазы. Третий год шла аэрогеодезическая съем-

ка зейско-буреинского бассейна. Хозяйственники приобрели

опыт в снабжении экспедиций. Они заранее создавали не

только сеть продуктовых лабазов, но и предусматривали

легкие их поиски в горной тайге.

Лунев не рассчитал. В этот год слишком много было про-

стоев из-за дождей и продукты уменьшались быстрее за-

снятой площади. Пришлось терять день, чтобы подойти к

этому лабазу. Впрочем, низкие облака закрывали многие

вершины — все равно нельзя вести наблюдения.

— А ну, Миша, ты помоложе всех,— обратился топо-

граф к одному рабочему.— Слетай-ка, друг, на эту сопочку,

приволоки сахару килограмма два да махорочки рюкзачок.

А уж завтра сходим за остальными продуктами. Тут всего

километра два с гаком. Чтобы к ужину здесь был — слад-

кого чайку пошвыркаем.

Идти не хотелось — устал. Но приказ есть приказ —

с начальством не поспоришь.

Михаил Кучерявый в тайге первое лето. Только весной

его родители покинули хлебную Украину и переехали сюда

на сурьмяный рудник. Ему, как он считал, повезло. Еще

и восемнадцати лет нет, а вот работает в экспедиции.

Все здесь ему в новинку — сумасшедшие реки, бескрай-

няя тайга. Внизу на горах она густая, но вдруг сразу пре-

рывается полянами, заваленными глыбами камней, курумы

называются. Многие вершины тоже завалены камнями и

совсем голые. Почти везде их лысины окружены густыми

зарослями кедрового стланика — самое паскудное растение!

Хуже нет продираться через него, особенно с треногой или

планшетом. Но как влезешь на голец — красота! Венька

говорил, что тут на площади больше чем в пол-Франции ни

души нет. На гольцах не надо рубить просеки для наблюде-

ний, и, пока Венька наблюдает в свою трубу, можно поси-

деть и полюбоваться. Михаил очень любил смотреть на

вздыбившиеся до горизонта сопки. Все они разные, то ост-

рые наподобие сахарных голов, то ребристые, а то как гроб-

ницы в Киевской лавре — с ровным верхом и крутыми скло-

нами. И нигде ни дороги, ни дымка, ни человека.

Шустрый этот Венька. Сам, поди, тайги боится. Даже

палатку не велит ставить близко к реке или к сухим лесинам.

Один никуда не ходит, всегда за собой ребят тянет. А каких

рабочих подобрал: все один одного здоровее, чтобы в случае

чего вьюк каждый на горбу унести мог.

100

Большой чудак этот Венька — с утра до ночи все чего-

нибудь рассказывает. Откуда он столько знает? И все с при-

баутками. А без дела ни разу никого не обругал. Но попро-

буй проспи, покури больше, чем нужно для передыха, или

сделай что неладно, так обсмеет, что в другой раз не захо-

чешь. Или вот совсем выдохнешься — свет немил, а он как

завернет анекдотик — все смеются, и жить как будто легче

становится. Хитрый начальник! Все на сознательность

бьет: мальчики, давайте-ка рубанем просеку в этом направ-

лении. Часа полтора вам за глаза хватит. Нажимайте! Вас

ждут премия и доска почета!

И Кучерявый, поднимаясь по багульниковой листвен-

ничной тайге, с улыбкой вспоминал недавний случай.

В паре с Луневым площадь одного топографического план-

шета снимал его закадычный друг Коля Юнох. В то время за

сезон вычерчивали один планшет два топографа. Для этого

они должны были поставить несколько триангуляционных

пунктов пятого класса и особенно на границах съемки своего

района. Пункты представляли собой деревянные пирамидки

не более трех-четырех метров высотой. Их ставили на на-

иболее высоких сопках, чтобы со всех других было видно.

Поставив пирамидку вблизи границы съемочного района,

Юнох ушел дальше. В это время Лунев должен был засечь

и нанести на планшет эту вершину. Ему немного мешала

промежуточная залесенная сопка. Нужно было идти к ней

и терять время на расчистку леса. Однако предприимчи-

вый топограф пришел к другому решению.

— Мальчики, видите вон ту сопку с пирамидкой? Так вот

кройте туда и переставьте пирамидку метров на сто пятьде-

сят вправо. Нет, не разбирайте ее, а возьмите за ноги и пере-

двиньте. Да смотрите не на склон, а на плоскотинку, чтобы

на вершине осталась.

Рабочие с удовольствием выполнили это задание. Они

предвкушали смешное удивление Юноха. Да и топоры

тупить на рубке не придется.

Через несколько дней Юнох, беря обратные засечки,

никак не мог обнаружить своей пирамидки. Сопка та самая

и просека есть, а пирамидку как корова языком слизала.

После долгих раздумий и предположений пришлось отпра-

виться обратно на ту сопку. Целый день на переход потра-

тили. Пришли, и все стало понятно: от Лунева пункт хо-

рошо видно! Значит, Венька перетащил пирамидку и уже

наверняка теперь засек ее — обратно не перенесешь, и

пришлось рабочим Юноха рубить вторую просеку.

101

И почему это Венька, такой быстрый и хитрый, подру-

жился с этим медлительным эстонцем?

Михаил еще не знал правила единства противополож-

ностей и мудрости тяготения различных характеров. Ра-

ботавшие в паре много лет Лунев и Юнох в точности отве-

чали метким стихам А. С. Пушкина:

Они сошлись. Вода и камень,

Стихи и проза, лед и пламень

Не так различны меж собой.

Именно столь различны были эти два топографа. Один —

спокойный, флегматик, другой — холерик, подвижный, как

ртуть. Один — коренастый, рыжий, другой — поджарый,

брюнет. Один говорил только тогда, когда уж очень сильно

понадобится, когда уж нельзя совсем обойтись без звукового

выражения своих мыслей, другой, соперничая с пулеметом

в быстроте, извергал каскад остроумия и не мог минуты по-

сидеть спокойно без того, чтобы кого-нибудь не задеть ост-

рым словом, рассказать смешной случай или анекдот.

Вспоминая выходки Лунева, Кучерявый не заметил,

как по довольно крутому склону пересек светлый листвен-

ничный лес и вошел в сумрачный елово-пихтовый. Он уже

знал, что в этих местах всегда лиственничный лес вверх по

склону сменяется темнохвойным, а еще выше в нем пропа-

дает пихта, а вместо нее появляется береза. А уж когда этот

лес поредеет, начнутся кусты кедрового стланика и скоро

после него гольцы.

Хотелось есть. Михаил прибавил шагу, хотя ноги уже

успели устать — дневной переход был довольно большим.

Сейчас бы сидеть у костра и пить чай, а тут вот тащись на

голец! Вниз-то скорее добежишь, а вверх эти два километра

за пять кажутся.

Наконец среди елей забелели стволы березок, гуще стал

ольховник. Кедровый стланик встретил посланца густой

стеной. Это был живой плетень из упругих смолистых ве-

ток почти в два метра высотой. Спустился туман. Чем дальше

пробирался рабочий внутрь зарослей, тем гуще они стано-

вились. Ветви торчали в разные стороны, накладываясь одна

на другую. Когда на них наступала нога, они вырывались как

живые. Хвоя била по лицу, пальцы липли от смолы. Охва-

тила злость. Она оттеснила усталость. Появилось второе ды-

хание, после которого часто наступает упадок сил. Но Ми-

хаил об этом не знал и с остервенением лез вверх по склону.