Так встретил свою смерть Енох Дреббер. Мне оставалось только разделаться с Джозефом Стэнджерсоном — и долг Джона Ферье был бы уплачен. Я знал, что Стэнджерсон остановился в пансионе «Хэллидей», и целый день бродил неподалеку, но тот не показывался. Полагаю, когда Дреббер не появился, он заподозрил неладное. Стэнджерсон был хитер и всегда начеку. Но если он думал, что, сидя в четырех стенах, спасется от меня, он ошибался. Я очень быстро узнал, где находится окно его спальни, и рано утром следующего дня, воспользовавшись лестницей, которая валялась на заднем дворе, забрался в его комнату. Я разбудил Стэнджерсона и сказал, что пришел час расплаты за убийство, совершенное много лет назад. Я описал ему смерть Дреббера и предложил выбрать одну из пилюль. Но, вместо того чтобы воспользоваться последним шансом на спасение, он вскочил с постели и вцепился мне в горло. Защищаясь, я вонзил нож ему в сердце. Впрочем, исход нашей встречи всяко был предрешен — Провидение обязательно направило бы руку грешника к отравленной пилюле.

Больше мне добавить почти нечего, да оно и к лучшему, очень уж я устал. Я еще пару дней поездил по Лондону — я не собирался бросать работу, пока не наберу денег на билет в Америку. Я стоял у конторы, когда какой-то маленький оборвыш спросил, нет ли тут кэбмена по имени Джефферсон Хоуп — его, мол, джентльмен требует в дом 221‑Б по Бейкер-стрит. Я поехал сюда без всякой задней мысли, а тут этот молодой человек надел на меня наручники, да с такой сноровкой, какой я отродясь не видывал. Вот и вся моя история, джентльмены. Можете называть меня убийцей, но сам я считаю себя таким же поборником справедливости, как и вы.

Рассказ Хоупа был так увлекателен, и говорил он так убедительно, что все мы сидели в сосредоточенном молчании. Даже у профессиональных сыщиков, давно пресыщенных уголовными историями, проснулся неподдельный интерес. Когда Хоуп замолчал, на несколько минут воцарилась тишина — прерывал ее только скрип карандаша: Лестрейд доканчивал свою стенографическую запись.

— Я бы хотел прояснить одну подробность, — сказал наконец Шерлок Холмс. — Кто ваш сообщник, который приходил ко мне за кольцом?

Хоуп заговорщицки подмигнул моему другу.

— Своими тайнами я волен делиться с кем угодно, — сказал он, — но навлекать неприятности на других — увольте. Я увидел ваше объявление и сразу подумал, что либо это ловушка, либо кольцо действительно нашлось. Мой друг вызвался пойти и проверить. Согласитесь, он ловко это проделал.

— Безусловно, — от души подтвердил Холмс.

— А теперь, джентльмены, — сурово произнес инспектор, — мы должны действовать по закону. В четверг заключенный предстанет перед судьей, потребуется ваше присутствие. А до тех пор я несу за него ответственность.

С этими словами инспектор позвонил, и два стражника увели Хоупа прочь. Мы же с моим приятелем вышли из участка, сели в кэб и поехали на Бейкер-стрит.

В следующий четверг все мы должны были явиться к мировому судье, однако, когда четверг настал, свидетельствовать уже не понадобилось. Иные силы взяли дело в свои руки, и Джефферсон Хоуп предстал перед Судией, чей суд всегда строг, но справедлив. В ночь после ареста аневризма его лопнула, и утром его нашли простертым на полу камеры, с умиротворенной улыбкой на лице, точно в последний миг он успел окинуть мысленным взором небесполезно прожитую жизнь, в которой главное дело доведено до конца.

— Грегсон и Лестрейд все волосы себе повырывают, — усмехнулся Холмс, когда мы обсуждали это на следующий день вечером. — Пропала теперь громкая реклама!

— Не много-то они сделали, чтобы поймать преступника, — заметил я.

— Сколько именно вы сделали, не имеет в нашем мире ни малейшего значения, — ответил мой друг с горечью. — Главное — предстать перед публикой в выгодном свете. Ну да ладно, — продолжал он после паузы, уже веселее. — Я бы ни за что не отказался от этого дела. Не припомню ничего более замечательного. При всей его простоте в нем есть весьма поучительные подробности.

— Простоте?! — удивился я.

— Ну, другого слова, право же, не подберешь. — Холмс улыбнулся в ответ на мое удивление. — И доказательством может служить то, что мне удалось без всякой помощи, не считая нескольких довольно самоочевидных умозаключений, всего за три дня добраться до преступника.

— Это верно, — подтвердил я.

— Я вам уже говорил, что причудливость — скорее подспорье, чем препятствие. При решении подобной задачи полезно пользоваться рассуждениями от следствия к причине. Это очень удобный и предельно простой метод, однако к нему почему-то прибегают крайне редко. В обычной жизни чаще рассуждают от причины к следствию, а обратным порядком пренебрегают. На пятьдесят человек, способных к синтетическому мышлению, приходится всего один, способный к мышлению аналитическому.

— Признаться, вы меня запутали, — сказал я.

— Я ничего другого и не ждал. Попробую высказаться яснее. Допустим, перед нами некая последовательность событий. Большинство людей в состоянии сказать, к какому они приведут результату. Эти люди способны мысленно сопоставить события и сделать вывод, что произойдет то-то и то-то. Однако иногда попадаются люди, которые, зная результат, способны мысленно реконструировать события, приведшие к этому результату. Именно это я и называю аналитическим мышлением или рассуждением от следствия к причине.

— Теперь понятно, — сказал я.

— В нашем случае результат был налицо, надо было реконструировать все остальное. Давайте я попытаюсь восстановить ход моих мыслей шаг за шагом. Начнем с самого начала. Как вы помните, я подошел к дому пешком, стараясь ничего не воображать себе заранее. Я, разумеется, стал осматривать мостовую: вы помните, на ней четко отпечатались следы колес, которые, как выяснилось в результате расспросов, появились той же ночью. То, что это был кэб, а не частный экипаж, я понял по малому расстоянию между правой и левой колеей. Наемная повозка для рядовых лондонцев намного уже коляски джентльмена.

Таков был мой первый вывод. Потом я медленно пошел по садовой дорожке — почва на ней оказалась глинистой, а глина на редкость хорошо сохраняет следы. Для вас она, не сомневаюсь, выглядела просто как полоска истоптанной грязи, но у меня натренированный глаз и каждая отметина обретает свой смысл. В сыскном деле нет области более важной и более пренебрегаемой, чем искусство читать следы. Я, по счастью, всегда понимал важность этого умения, и за долгие годы оно стало для меня второй натурой. Я увидел глубокие отпечатки сапог констеблей, но увидел и следы двух человек, которые прошли по дорожке первыми. Понять, что они шли первыми, было совсем нетрудно, потому что местами следы их были полностью затоптаны. Таким образом, я получил второе звено цепи: ночных посетителей было двое, один очень высокого роста (это я заключил по длине шага), другой в щегольском платье — судя по маленьким, элегантным отпечаткам его туфель.