Войдя в дом, я смог убедиться в справедливости этого вывода. Обладатель элегантных туфель лежал передо мной. Следовательно, убийцей мог быть только его рослый спутник — если речь вообще шла об убийстве. На теле не было ран, однако перекошенные черты лица сказали мне, что человек этот предчувствовал свой конец. У тех, кто умирает от болезни или сердечного приступа, никогда не бывает такой гримасы. Понюхав губы покойного, я почувствовал кисловатый запах и понял, что его заставили принять яд. То, что именно заставили, я заключил опять же из выражения страха и ненависти. К этому выводу я пришел методом исключения, поскольку никакая иная гипотеза не объясняла фактов. И кстати, не такой уж это неслыханный прием. В криминалистике известно немало случаев насильственного отравления. Любой токсиколог немедленно вспомнит дело Дольского в Одессе и Летюрье в Монпелье.

Оставалось ответить на главный вопрос — почему. Явно не с целью грабежа: у убитого ничего не пропало. Что же тогда — политика или женщина? Мне предстояло решить эту дилемму. Я сразу же стал склоняться к последнему. Политические убийства, как правило, совершаются предельно быстро: сделал дело — и сбежал. Наш же убийца, судя по всему, никуда не торопился, он оставил следы по всей комнате — из этого следовало, что он провел в ней немало времени. Так хладнокровно обычно мстят по личным, не по политическим мотивам. Когда на стене обнаружили надпись, я только укрепился в своих подозрениях. Надпись выглядела слишком фальшиво. А когда отыскалось еще и кольцо, исчезли последние сомнения. Мне было совершенно ясно, что кольцо должно было напомнить убитому о некой отсутствующей, а возможно, и умершей женщине. Именно в этот момент я поинтересовался у Грегсона, не запросил ли он Кливленд о подробностях определенной стороны жизни мистера Дреббера. Грегсон, как помните, ответил мне отрицательно.

После этого я внимательно осмотрел комнату: это дало мне новые доказательства того, что убийца очень высок ростом, а еще я узнал некоторые второстепенные детали, вроде трихинопольской сигары и длины ногтей. К этому моменту я уже понял, поскольку не видел никаких следов борьбы, что у убийцы от возбуждения хлынула носом кровь — отсюда и пятна на полу. Я видел, что следы крови совпадают со следами его ног. Такое, как правило, бывает только с очень полнокровными людьми, и я рискнул предположить, что убийца — краснолицый мужчина могучего сложения. События подтвердили мою правоту.

Выйдя из дома, я сразу же сделал то, что не удосужился сделать Грегсон. Я дал телеграмму начальнику кливлендской полиции, в ней содержался один-единственный вопрос: каковы были обстоятельства женитьбы Еноха Дреббера. Ответ оказался исчерпывающим. В нем говорилось, что Дреббер уже обращался в полицию с просьбой защитить его от некоего Джефферсона Хоупа, давнего соперника в любви, и что упомянутый Хоуп в данный момент находится в Европе. Я понял, что ключ к разгадке у меня в руках, оставалось лишь задержать преступника.

Про себя я уже понял, что человек, который вошел вместе с Дреббером в дом, — это возница, доставивший его на место. Следы на мостовой показывали, что лошадь бродила туда-сюда — этого не случилось бы, если бы на козлах кто-то сидел. Где же был кучер, если не в доме? А кроме того, понятно, что ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову совершать преступление на глазах у свидетеля, который на него, безусловно, донесет. И последнее: допустим, вам надо выследить кого-то в Лондоне — удобнее всего для этого наняться извозчиком. Все эти обстоятельства привели меня к единственно правильному заключению: Джефферсона Хоупа надо искать среди лондонских кучеров.

Если он работал кучером до убийства, то работает и сейчас. Если взглянуть на ситуацию его глазами, любая перемена деятельности должна привлечь к нему внимание. Значит, он по крайней мере еще некоторое время, не станет менять работу. Не было никаких оснований предполагать, что он живет под чужим именем. Какой смысл менять имя в стране, где тебя все равно никто не знает? Тогда я собрал свой полицейский отряд из уличных мальчишек и отправил их наводить справки во всех конторах наемных экипажей, пока они наконец не нашли нужного человека. Вы, я надеюсь, еще не забыли, как быстро они управились и как я незамедлительно задержал преступника. Что касается убийства Стэнджерсона, оно явилось для меня полной неожиданностью — впрочем, я в любом случае вряд ли сумел бы его предотвратить. Оно, если помните, дало мне в руки пилюли, существование которых я уже вывел логическим путем. Как видите, вся эта история — связная, безупречная цепь логических умозаключений.

— Воистину безупречная! — воскликнул я. — Ваши заслуги должны быть признаны публично. Вы просто обязаны опубликовать отчет об этом деле. Если вы этого не сделаете, то сделаю я.

— Как вашей душе угодно, доктор, — отозвался Холмс. — Но только, — добавил он, протягивая мне газету, — полюбуйтесь-ка на это!

Это был свежий номер «Эха». Колонка, на которую указывал Холмс, была посвящена нашему делу.

«Широкая публика, — говорилось в ней, — лишилась захватывающего переживания из‑за внезапной смерти главного подозреваемого Хоупа, которого обвиняют в убийстве мистера Еноха Дреббера и мистера Джозефа Стэнджерсона. Подробности этой истории, скорее всего, никогда не выйдут на свет, хотя нам известно из достоверных источников, что речь идет о многолетнем соперничестве в любви, которое берет начало в стране мормонов. Как нам сообщили, оба убитых в молодые годы были членами секты Святых Последних Дней, а покойный Хоуп также проживал тогда в Солт-Лейк-Сити. Однако, хотя дело это и не увенчалось громкой развязкой, оно, безусловно, является великолепной демонстрацией профессионализма нашей сыскной полиции и может послужить уроком всем иностранцам: счеты между собой лучше сводить дома, а не на британской территории.

Ни для кого уже не секрет, что честь поимки преступника принадлежит широко известным сыщикам Скотленд-Ярда мистеру Лестрейду и мистеру Грегсону. По нашим сведениям, задержан преступник был на квартире некоего мистера Шерлока Холмса, который, не будучи профессионалом, тем не менее проявил некоторые способности в сыскном деле; можно надеяться, что, имея таких наставников, он со временем достигнет определенного мастерства. Как нам дали понять, оба сыщика получат достойное поощрение за свою виртуозную работу».

— Помните, что я говорил вам в самом начале? — рассмеялся Шерлок Холмс. — Вот зачем мы писали этот этюд в багровых тонах: чтобы они могли получить достойное поощрение!

— Ничего-ничего, — ответил я. — Все факты зафиксированы в моем дневнике, и будьте покойны, я их обнародую. А пока уподобьтесь римскому скряге и довольствуйтесь сознанием своего успеха: