Но я лишь сильнее расплакалась, потому что сдерживаться уже совсем не могла. Немного задыхаясь от проявившихся нервных спазмов в груди, я проговорила, запинаясь:

- Да в том-то и дело, что сама я, похоже, ни на что не способна!.. Насть, у меня такое чувство, будто все происходит само собой! Будто моими проблемами занимаются все, кроме меня! И мне не по себе от этого ощущения!

- Глупости все это! – немедленно заявила она. – Сейчас ты уже совсем не дело говоришь… Ксюш, я понимаю, это очень тяжело! Но не смей себя ни в чем винить!

Настя приобняла меня и сделала несколько шагов, решительно продолжив наше движение в сторону парковки.

- Мы, кажется, уже обсуждали с тобой это, – произнесла она, укрывая меня от сильного порыва ветра со снегом. – Потому я и говорю – хватит!

Я не ответила, лишь кивнула, стараясь, находясь в ее объятиях, кое-как вытереть слезы, которые по ощущениям уже даже начинали замерзать.

- Сейчас ты немного успокоишься и поедешь домой, – сказала Настя, подведя меня к моей машине. – Слышишь? Я жду ответа, Ксения, – добавила она уже с ноткой недовольства в голосе.

- Да, Насть, я поеду домой… – отозвалась я, отыскивая ключи в кармане.

- Приедешь, примешь горячий душ и немедленно ляжешь спать, – продолжала она, строго глядя мне в глаза. – Это ты тоже поняла?

- Да…

Я качнула головой и даже чуть улыбнулась. Этот Настин нерезкий, но наставительный тон, который так удивительно подходил ей, невероятным образом придал мне капельку уверенности и сил в состоянии почти полного отчаяния и безнадежности.

- Поезжай осторожно, моя милая, – сказала она, заканчивая все свои распоряжения нежным поцелуем.

- Хорошо, – ответила я, открывая дверцу и садясь в машину. – Обещаю.

- Я приеду часа через два, – сказала она. – Нужно успеть кое-что подготовить. Завтра у нас будет непростой день. Ты ведь договоришься на работе?

- Конечно…

- Вот и хорошо. Поезжай, Ксюша. Я постараюсь не задерживаться.

Она закрыла дверцу и быстро направилась к своему автомобилю, а я запустила двигатель, включила отопление и сделала глубокий вдох. Больно. Дышать тяжело, и все внутри будто дрожит мелкой, неприятной дрожью. Настя права – нужно взять себя в руки и постараться успокоиться.

И верить. Верить, что все получится…

Следующий день получился не то чтобы непростым – он получился сумбурным и полным лихорадочного беспокойства. По крайней мере для меня. Я чувствовала себя утомленной, потому как подниматься нужно было рано, а я почти не смогла выспаться. Прошлым вечером я приехала домой и честно, как и обещала Насте, отправилась в постель, перед этим разве что позвонив Роме и рассказав о ситуации. Он заверил меня, что с отчетом справится и сам, пожелал удачи и попросил держать его в курсе. Но уснуть так и не удалось. Не позволяли мысли, непрерывным, гудящим роем носившиеся в моей голове. Успокоиться не удавалось. Сейчас это было, или казалось, просто невыполнимой задачей! Особенно в одиночестве, в пустой квартире. Так я и дождалась Настю, которая вернулась часам к одиннадцати. Она с удовлетворением отметила, что я в постели, но все-таки выразила недовольство тем, что я все еще не сплю. Впрочем, с ее приходом все как-то стало легче. Когда я наконец смогла прижаться к ней, обнять ее под теплым одеялом и положить голову ей на плечо, все сразу стало значительно спокойнее. И мысли, и тревожно стучащее сердце. Мои воспаленные глаза закрылись как-то сами собой. Ну а с самого утра началась вся непрерывная и, как мне казалось, хаотичная деятельность. Но хаос этот был разве что в моем частично затуманенном рассудке. На деле же все происходило быстро, слаженно и логично. Настя заказала для нас такси, которое полдня возило нас с ней по всему городу. Первым делом мы отправились в больницу, справиться о том, как проходит подготовка к перевозке папы. Оттуда мы с Настей поехали заключать какой-то контракт на аренду медицинского оборудования, который не удалось подготовить вчера, и договариваться насчет транспорта в аэропорт. Причем аэропорт, из которого предстояло вылетать, нам заранее был неизвестен. Лишь к полудню позвонил Михаил Алексеевич и сообщил, что самолет будет доставлен к пяти часам вечера в Шереметьево на терминал «D».

Ориентируясь на это, мы с Настей нашли и забронировали себе места на один из регулярных рейсов «Аэрофлота» до Франкфурта, вылетающий сегодня же вечером. Небольшой самолет бизнес-класса, в салоне которого должны были установить медицинское оборудование и расположить сопровождающую группу, нас на борт принять уже не мог.

Покончив с билетами, мы снова отправились в больницу – встречать медицинский персонал, который должен был лететь с папой, а также и для того, чтобы Александр Николаевич в последний раз проверил перечень арендованного оборудования. Карета скорой помощи, предназначенная для перевозки, должна была прибыть сюда же через пару часов.

В итоге мы с Настей основательно вымотались к вечеру. Впрочем, по ней это особо не было заметно – она оставалась спокойной и в точности следовала плану. А вот мои нервы потихоньку начинали уже сдавать из-за всей этой суеты, и я всеми силами старалась держать себя в руках, чтобы хотя бы не стать при всем этом лишней проблемой.

…Мы стояли на первом этаже в отдельном секторе терминала «D», предназначенного для легкомоторной и бизнес-авиации. Через стекла высоких окон, за которыми была видна часть летного поля, я с беспокойством поглядывала на небольшой «Бомбардье», в салон которого часом ранее установили все необходимое оборудование. А совсем недавно сопровождающий медперсонал перенес папу на борт, после чего меня даже пропустили к нему на несколько минут. Карета скорой помощи все еще стояла рядом с самолетом. Настя взяла меня за руку и негромко сказала: – Пора идти, Ксюш. Наш рейс вылетает через двадцать пять минут. – Да… – отозвалась я, и повернулась к ней. – Да, сейчас идем. Я просто хотела дождаться пилотов… – А вот и они, кстати, – произнесла она, и тогда я повернулась в другую сторону. К нам направлялись Михаил Алексеевич и капитан Шепард. Я сделала несколько шагов им навстречу. – Есть разрешение на вылет, – сказал Михаил Алексеевич, когда мы поравнялись напротив стеклянных дверей, ведущих на летное поле. – Сейчас узнаем, все ли там готово, и тогда готовимся к взлету. Я снова посмотрела за стекло и, отметив, что снова начинается пусть и не сильный, но заметный снегопад, произнесла, с трудом сдерживая тревогу в голосе: – Погода ухудшается… – Ну волнуйтесь, Ксения, – сказа капитан Шепард, кладя мне руку на плечо. – Мы-то уж долетим. Вы на свой рейс только не опоздайте. – Может быть вылетим почти одновременно, – добавил Михаил Алексеевич. – Пока подготовимся, пока запросим очередь… Пора идти, Ксюш. Не прощаемся надолго. До встречи в небе над Германией. – Спокойного вам полета, – сказала я, пожимая им руки и в последний раз оглядываясь на поблескивающий антрацитом фюзеляж «Бомбардье», от которого уже отъезжала карета скорой помощи. – И мягкой посадки. Настя тоже попрощалась с ними, и тогда мы направились к стойкам регистрации. Я ушла оттуда со смешанными чувствами. Отец сейчас был в надежных руках, но мне все почему-то хотелось оглянуться, удостовериться в чем-то. – Они долетят, – сказала Настя, взяв меня за руку, когда мы на эскалаторе поднимались на второй уровень. – Не всякий рейс комплектуется экипажем из летчиков-истребителей. Не нервничай, Ксюша, просто доверься. Друзья твоего отца этого вполне достойны. – Я доверяю им, – отозвалась я, сжав в ответ ее пальцы. – Дело ведь не только в том, чтобы долететь… Ох, Насть, как тут можно не нервничать! – Усилием воли, и никак больше, – ответила она, спокойно и нежно улыбнувшись мне. – Если бы ты сама повела этот самолет, тоже непрерывно нервничала бы? Это не могло бы быть полезным, сама понимаешь. Я не могла с ней не согласиться. Беспокойство и нервы рассеивали внимание, не позволяли рассуждать логически и принимать решения. Потому я приложила последние усилия, чтобы сосредоточиться лишь на существенном. Сейчас необходимо долететь до Франкфурта, в аэропорту которого нас будет ждать транспорт из клиники. Предстояло также проследить за перевозкой, обсудить план дальнейших действий с новым лечащим врачом и после этого озаботиться поиском какого-нибудь подходящего жилья на ближайшие несколько дней. Багажа у нас с Настей никакого не было – только личные вещи, и потому мы сразу прошли в салон самолета и заняли свои места. Мне удалось немного сконцентрироваться на задачах, требующих решения в ближайшее время, и мы с Настей до самого взлета обсуждали только это. Стало даже значительно легче. Когда наш рейс оторвался от земли и начал набирать высоту, пробиваясь сквозь снежные заряды и облака, я уже была почти спокойна. Примерно через час после взлета движение и разговоры в салоне немного стихли, и Настя предложила мне поспать. Прикинув свое состояние и все-таки ощутимую степень усталости, как нервной, так и физической, я согласилась и, устроившись поудобнее, положила голову ей на плечо и закрыла глаза. Давняя привычка оказала свое действие – я уснула очень скоро, почти как и всегда во время хоть сколько-нибудь длительного перелета. Но сон не был крепким. Наоборот, он оказался каким-то тревожным, хрупким и странным. Я не была уверена, снилось ли мне что-нибудь, но все время почему-то казалось, что перед моими глазами мелькает дымчатая пелена облаков, сквозь которые я летела как будто бы даже отдельно от самолета. Было ощущение холодного пространства вокруг и чувство движения сквозь него, чувство полета. Но в то же время постоянно присутствовал страх, опасение того, что этот полет может в любой момент превратиться в стремительное, бесконтрольное падение. Это было странно. Сознание работало и даже понимало, что это сон. Вернее какой-то полусон. Понимание было настолько ясным, что страхи должны были бы исчезнуть, как необоснованные и бессмысленные. Но они не отступали, а ресурсов сознания не хватало на то, чтобы разобраться, чем страхи были вызваны. Но внезапно в какой-то миг я физически ощутила, как поколебалось пространство вокруг меня! А вслед за этим я почувствовала, как вздрогнул, качнулся наш самолет! Раздался глуховатый, но мощный и раскатистый удар, будто этот А320 преодолел звуковой барьер. Сознание включилось мгновенно. Никакого звукового барьера пассажирский лайнер преодолеть не мог! Он попросту не был на это способен. Значит что-то случилось на борту или за бортом? Но что?.. Я открыла глаза и быстро выпрямилась на своем месте. Настя, которая сидела рядом со мной в ближнем к проходу кресле, удивленно повернула ко мне голову. – Ксюш, что с тобой? – спросила она, внимательно посмотрев мне в глаза. Ответив ей недоумевающим взглядом, я тихо отозвалась: – Что это было?.. Она приподняла брови, продолжая глядеть на меня. – В каком смысле? Ты о чем? – Ты разве не почувствовала? – проговорила я, окидывая взглядом пространство вокруг нас и переводя его на незаслоненный шторкой иллюминатор. Там за бортом была темнота.