Рома, заместитель Владимира Александровича Юрковского по технической экспертизе и информационному моделированию, встретил меня в своем отделе и немедленно проводил в свой кабинет.

- Здравствуй, Ксюша, – сказал он, пропуская меня вперед и закрывая затем за нами дверь. – Присаживайся. Я уже слышал… – он немного помолчал, после чего обошел свой стол и уселся в кресло. – Соболезную.

Я кивнула и, поглядев в сторону, произнесла:

- Спасибо, Ром… Быстро же слухи распространяются.

Он пожал плечами и грустно улыбнулся мне, проговорив:

- Да уж… С этим ничего не поделаешь, – он выпрямился и, желая наконец сменить тему, положил руки на стол, сцепив пальцы в замок, и произнес уже спокойным, деловым тоном: – Чем могу тебе помочь?

- Если возможно, я хотела бы ознакомиться с информацией, которую удалось собрать за это время. Евгений Сергеевич рассказал мне об анализе противообледенительного раствора, но больше мне ничего неизвестно.

Рома покивал и, коснувшись рукой «мышки», разбудил свой рабочий моноблок.

- Часть группы продолжает сортировать обломки, но толку от этого немного. Пожар был слишком сильный, – сказал он. – Информационный отдел работает над визуальной моделью разбега и взлета, основываясь на тех данных, что пока нам доступны. Посмотреть можно будет уже завтра. Но прежде всего тебе стоит послушать запись речевого самописца. Странно вел себя экипаж…

Я встала и обошла стол, чтобы видеть то, что происходит на экране, а Рома тем временем запускал на прослушивание нужный аудиофайл.

- Ты возьми стул, присядь. Запись достаточно долгая, но я хочу показать тебе наиболее странный момент.

Придвинув себе стул, я уселась рядом, и тогда Рома включил запись. Несколько раз он перемещал ползунок проигрывателя, вероятно припоминая, какие моменты показались ему наиболее важными. И вскоре я услышала переговоры экипажа и диспетчерской службы. Говорили по-английски.

«Наземный контроль. Швейцарский один один три пять, добрый вечер. Сообщите о готовности к рулению»

«Один один три пять. Здравствуйте. Ждем с нетерпением, мы готовы к рулению. Ответчик ноль шесть четыре шесть» «Наземный контроль. Швейцарский три пять, вылеты разрешены. Начинайте руление на исполнительный старт. Следуйте за «Ту» сто пятьдесят четвертым ЮТэйр. Вы третьи в очереди на взлет. Полоса два пять… правая» «Контроль, повторите, не расслышал… Два пять?» «Два пять правая, тридцать пятый, все верно» «Понял вас, контроль. Начинаем руление» Дальше были слышны переговоры капитана и второго пилота между собой, когда они начали следование по маршрутным точкам рулежных дорожек, приступая при этом к предполетным проверкам систем. Я переглянулась с Ромой. – Пока все вроде бы штатно, – заметила я. – Есть личные дела пилотов? Он кивнул: – Да. Пришли несколько дней назад по запросу из головного офиса компании. Капитан – Эдвард Грей, 38 лет, американец. Работает в Швейцарских авиалиниях третий год подряд. До этого в послужном списке Люфтганза, но недолго – всего полтора года, начинал в Американ Эйр. Второй пилот – Ларри Уилсон, 32 года, подданный Великобритании. Перешел в Швейцарские авиалинии два года назад. Именно он поднимал этот рейс в воздух. – А сколько они вместе летают? – спросила я. – Почти полтора года. Вполне достаточный срок, чтобы стать полноценным и сработанным экипажем. Я кивнула, и мы продолжили прослушивание. – Ну и снегопад… – проговорил второй пилот. – Странно, что они разрешили вылеты… – Он стихает, Ларри, – услышали мы голос капитана, тот самый, который до этого разговаривал с наземным контролем. – Давно пора убираться отсюда. – С нашей последней очистки прошло время, – продолжал второй пилот. – Может быть заказать еще раз? – И потеряем не меньше четверти часа. Посмотри, за нами уже очередь. Ты видишь законцовку крыла со своей стороны? Было слышно, как второй пилот будто бы даже отстегнул ремни, чтобы приблизиться к боковому стеклу. – Немного. На передней кромке есть снег. Сантиметр, может полтора. Неравномерно. – Главное, чтобы не было массы к законцовке. Все остальное сбросится. Сейчас устроим. Я услышала, как немного возросли обороты двигателей. Спустя минуту, капитан произнес: – Вот так, еще немного левее… Посмотри, Ларри, снег сходит? – Похоже на то. На кромке, кажется, стало почище… Еще влево, еще… Стоп. Думаю, достаточно. Теперь ваше крыло…» Жестом попросив Рому остановить воспроизведение, я недоуменно уставилась на него и проговорила: – Что они, черт возьми, делают?! – В этом-то вся и суть, – ответил Рома. – Перед ними в очереди рулил «Ту» сто пятьдесят четыре. Ты ведь знаешь, что у него двигатели расположены в хвосте и достаточно высоко. Я так понял, что они поворачивали свой самолет то влево, то вправо, пытаясь за счет реактивной струи впередиидущего отогреть и очистить свои крылья. – Хм… – я поморщилась, представляя, как это должно было бы выглядеть. – Они экспериментировали с неутвержденной процедурой? Чтобы не потерять свою очередь? – Получается, что так. Покачав головой, я произнесла: – А не могло это только усугубить ситуацию?.. – Вполне возможно. Но рано делать выводы. Есть еще один немаловажный факт. – Какой? – Время от начала движения по полосе до отрыва. Мы установили, что им потребовалось пятьдесят секунд, вместо нормальных тридцати, чтобы взлететь. Там были какие-то проблемы с тягой, Ксюш. Иначе нельзя объяснить столь долгое время разбега. – Разогнались, но на набор высоты тяги все же не хватило? – я припомнила, как самолет, перед тем как рухнуть на землю, замедлился, задрав нос после отрыва. – Но как понять, что не так было с тягой? – Вопрос остается открытым. Данные параметрического регистратора показывают, что все было в порядке и в пределах нормы. Прокрутив в голове возможные причины потери мощности при разбеге по полосе, я так и не смогла выразить на словах хоть сколько-нибудь правдоподобного объяснения. – А сами двигатели? – спросила я наконец. – Они были в исправном состоянии? Элементы управления? – По предварительному заключению неполадок выявлено не было, и самолет был полностью исправен и готов к взлету. – Показания приборов и элементы управления осматривали? Что-нибудь там вообще уцелело? – Да, но ничего пока обнаружить не удалось. Анализируем по возможности. Ты ведь знаешь, что параметрический регистратор удалось прочитать лишь вчера. Да и то не все данные получилось извлечь. Так что ты, можно сказать, подоспела к самому началу реального расследования. Включайся. – Хорошо, – проговорила я и добавила в задумчивости: – А целевое значение тяги? Каким оно было? Наверняка они озвучили это в процессе подготовки к взлету. Рома снова было потянулся к «мышке», чтобы отыскать место в записи, где в процессе предполетной подготовки было озвучено целевое значение для тяги двигателей, но передумал и произнес: – Я даже помню цифры. Они выставляли на два ноль пять, если память не изменяет. Но не суть. Все проверили, значение было установлено верно, с учетом взлетной массы, длины полосы и погодных условий. Установленной тяги должно было вполне хватить для разгона и взлета. – Но при этом двигатели не набрали нужную мощность, это же очевидно, – сказала я задумчиво. – Что-то ничего в голову не приходит… Не могли же пилоты как-то не так управиться с рычагами режимов! Ну это ведь немыслимо! Они ведь не стали бы взлетать, если бы тяга не достигла указанного значения? – Хочется в это верить… Там на записи есть момент, когда экипаж сомневается, что все идет нормально. Не слишком ясно, но похоже, что речь шла как раз о недостаточной тяге двигателей. Я только собралась попросить включить запись снова, как вдруг зазвонил мой мобильный. Это была Настя.

Разговаривать сейчас было не слишком удобно, и я перевела телефон в беззвучный режим, не отвечая на вызов. Этот звонок сбил меня с мыслей, которые понемногу начали выстраиваться в моей голове, и я немного подвисла, пытаясь восстановить ход своих размышлений.

- Ты можешь сбросить мне эту запись? – попросила я Рому. – Мне сейчас придется отъехать по одному делу… Я дослушаю дома, а завтра обсудим детали.