- Я не смогу с этим жить, Настя… – наконец прошептала я, опуская глаза. – Ты бы смогла?

- Если бы самолет разбился по моей вине, то может и не смогла бы, – нетерпеливо ответила она. – Ты ни в чем не виновата, Ксения! Но об этом мы сейчас говорить не будем! Ты что, нашла тела? Там совсем не было выживших?

- Были… – проговорила я.

- Вот и заткнись сейчас, пожалуйста!

Я послушно сомкнула губы и прикрыла глаза, а Настя, вновь взяв в руки поливалку душа, принялась смывать с меня пену. Мне казалось жестоким то, что она пытается оживить мою последнюю надежду, но ведь я и сама совсем недавно пыталась за нее держаться. Прежде чем окончательно предаваться отчаянию стоило бы наверное удостовериться хоть в чем-то наверняка. Но разум сейчас упорно отказывался подчиняться любой, даже самой простой логике.

Через несколько минут Настя вывела меня из ванной, закутанную в большое полотенце, и провела в спальню.

Вслед за нами зашла и Милена, неся в руках кружку с дымящимся чаем.

- Ну что, Насть? – спросила она, подойдя поближе.

Настя в ответ лишь поморщилась и покачала головой. Сняв с кровати одеяло, она усадила меня и укутала им поверх полотенца.

- Вон там ее гардероб, – произнесла Настя. – Проследи, чтобы она оделась потеплее и помоги ей высушить волосы, пожалуйста. Возможно нам сейчас придется ехать.

- Хорошо, не беспокойся, – Милена кивнула и поставила кружку с чаем рядом со мной на прикроватный столик.

- Спасибо. Я должна сделать несколько звонков, – с этими словами Настя поспешно вышла из комнаты.

- Попей, – сказала мне Милена, направляясь к гардеробу. – Ты хоть немного отогрелась?

Я покивала и, высунув руки из-под одеяла, взяла кружку со столика. Сделав небольшой и осторожный глоток, я все-таки обожгла губы.

- Как вы сюда добрались? – спросила я.

- Артем привез, – отозвалась Милена, оборачиваясь ко мне. – Он выпил-то всего бокал шампанского… Что, слишком горячий чай?

- Да нет, терпимо… – я сделала еще глоток, поставила чай на столик и умолкла, ощущая, как мной начинает овладевать апатия от чувства безнадежности и собственного полного бессилия.

Через минуту Милена принесла мне белье, и пока я, избавившись от полотенца, вяло и неохотно стала натягивать трусики и топик, она отправилась искать мне одежду.

Из коридора периодически слышались Настины шаги и ее приглушенный голос. Наверное она ходила туда-сюда по всей квартире, разговаривая по телефону. Несколько раз я не без содрогания услышала, как пару раз она называет имена и фамилию родителей. Судя по всему, Настя сейчас занималась тем, чем собиралась заняться и я сама по возвращении домой – звонками во все крупные больницы, которые могли принять пострадавших.

Милена тем временем принесла мне теплые колготки, свитер и брюки, потребовав, чтобы я одевалась немедленно. Затем она спросила, где лежит фен и после этого вышла из комнаты, вероятно также и с намерением узнать у Насти, прояснилось ли хотя бы что-нибудь.

Ну а я боялась услышать какие-либо новости. Боялась, потому что отчаяние уже зашкаливало и надежда медленно, но верно угасала в моей душе.

Я почти оделась, когда вернулась Милена с феном в руках. Она помогла мне закончить, а затем принялась тщательно сушить мои влажные, спутанные волосы.

- Что-нибудь слышно там?.. – набравшись смелости, проговорила я.

- Нет пока, – Милена успокоительно погладила мое плечо. – Настя пытается выяснить. Подождем еще немного. Может тебе на работу кому-то из своих позвонить? Там ведь уже наверняка в курсе всего.

Покачав головой, я тихо проговорила, в то время как слезы вновь покатились по моим щекам:

- Это не имеет смысла. Рабочая группа будет заниматься самолетом. Пострадавшие пассажиры – дело спасателей и врачей.

Она понимающе покивала и, не произнося больше ни слова, сжала своими пальцами мое запястье.

Вдруг дверь спальни распахнулась и на пороге стремительно возникла Настя.

- Ксю, живо вставай! Мы уезжаем! – голос у нее был взволнованный, в руках она держала телефон с еще не погасшим экраном. – Твой отец в реанимации, в Склифе!

Я вскинула голову и открыла было рот, но слова не смогли сразу сорваться с моих губ. Я несколько мгновений глядела на Настю ошеломленным взглядом и лишь затем произнесла, подавляя спазмы в горле:

- А мама?..

Энергия, с которой Настя ворвалась в комнату, заметно угасла, от чего сердце мое мгновенно куда-то провалилось. Чуть отвернувшись, она склонила голову, но, по-видимому, взяв себя в руки, снова взглянула на меня и произнесла:

- Мне очень жаль, Ксюша… Поедем, не стоит терять времени.

Приложив ладонь к груди и сделав судорожный, по возможности глубокий вдох, я поднялась, преодолевая слабость в ногах. Виски заломило тупой болью, но я собрала остатки сил и сказала:

- Едем… Я готова.

На часах было около пяти утра. Я сидела на кушетке в вестибюле приемного отделения, в полном изнеможении положив голову на плечо Насти, которая была рядом и обнимала меня, держа за руку и гладя мою спину. Мне никак не удавалось остановить слезы, и воспаленные глаза ужасно болели. На свет невозможно было смотреть. В помещении, несмотря на поздний час, было немало людей. Сюда, в эту больницу, доставили всех выживших пассажиров, и потому родственники и близкие с шумом и волнением ожидали хоть каких-то вестей. Полчаса часа назад ко мне подошел врач и довольно долго говорил о вещах, от которых кровь стыла в моих жилах – что состояние крайне тяжелое, что множество травм и ожогов, и что в ближайшее время мой отец вряд ли придет в себя. Стабилизировать пока удалось, будут продолжать работать и делать все возможное. Нет, разумеется, к нему сейчас нельзя. В общем-то после этого я упала на кушетку и была уже не в силах с нее подняться. Кажется, меня охватил последний, самый тяжелый приступ истерического отчаяния, потому что Настя крепко прижала меня к себе, а после этого кто-то чем-то уколол меня в левое плечо. И сейчас я уже чувствовала себя спокойнее, вернее просто перестала сходить с ума от неконтролируемых эмоций. Мы никуда не уезжали, потому что по словам одной из медсестер кто-то из медицинского персонала хотел поговорить со мной и просил подождать. Сама я этого не слышала, пребывая в каком-то полузабытьи. Настя сообщила мне об этом чуть позже. Через какое-то время я почувствовала, что Настя зашевелилась, а затем кто-то тронул меня за руку со словами: – Здравствуйте, Ксения. Приоткрыв глаза я сфокусировала взгляд на склонившемся надо мной человеке в белом халате. И узнала его. – Здравствуйте, Александр, – проговорила я, осторожно освобождаясь из Настиных объятий и делая попытку подняться. – Что-то известно там еще?.. Настя и Александр Николаевич поддержали меня, потому что на ногах я стояла не слишком твердо. Врач покачал головой и ответил: – Пока ничего больше сообщить не могу. Мне очень жаль, Ксения. Сочувствую вам. – Спасибо… – пробормотала я, опуская голову. – Вы держитесь главное. Ну а мы сделаем все, что возможно. Покивав головой, я повторила: – Спасибо… Если произойдут какие-то изменения или что-то потребуется, вы, пожалуйста, сразу скажите. – Да, разумеется… – Александр помолчал немного, затем произнес: – Хотите, я позвоню уже знакомому вам специалисту? Я покачала головой и слабо улыбнулась: – Нет, Александр, благодарю… Хватит с меня психологов. Что толку, если потом вся жизнь снова идет под откос… Умолкнув, я краем глаза заметила, как Настя сделала какое-то протестующее движение, явно намереваясь что-то сказать. – Не нужно так говорить, – укоризненно сказал Александр. – Мы с вами уже достаточно давно знакомы, и мне запомнилась эта ваша черта. Не впадайте в отчаяние. Я кивнула с унынием. Ну как тут не впадать в отчаяние? Жизнь издевается надо мной. Издевается жестоко и с особым цинизмом. У меня есть свой предел и, кажется, я его достигла. Александр сжал мою руку: – Вокруг вас все время происходит что-то, что не дает вам жить в покое. Но такие испытания даются лишь очень сильным людям. Вам выпало тяжелое испытание, Ксения. Постарайтесь быть сильной. Я снова покивала, не в состоянии подобрать хоть какие-то слова в ответ, а он продолжил: – Сейчас вам лучше поехать домой. Ваш номер у меня остался. Днем я сам позвоню вам и сообщу о ситуации. Поезжайте, Ксения. Вам нужно поспать. Настя при этом нежно взяла меня за руку, как бы выражая согласие со словами врача, и я начала склоняться к тому, что они в общем-то правы. Я доверяла Александру и знала, что если он пообещал позвонить, то позвонит непременно. Не знаю, что там мне вкололи, но я ощущала сейчас всю усталость и утомление почти в полной мере. Меня неудержимо и против моей воли начинало клонить в сон. – Я была бы очень благодарна, если бы вы держали меня в курсе, – ответила я. – Наверное так лучше и сделать – поехать домой и попытаться набраться сил. Александр с одобрением выслушал мой ответ, после чего еще раз заверил в том, что свяжется со мной. Затем мы распрощались. Когда врач ушел, Настя встала со своего места и приблизилась ко мне, желая наверное помочь мне дойти до ожидавшей нас машины, как вдруг в кармане моей куртки зазвонил телефон. В некотором недоумении я извлекла мобильник наружу и, не глядя на определившийся номер, ответила на вызов. В динамике сразу послышался голос: – Алло, Ксения?.. Здравствуйте. Брагин вас беспокоит. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы обработать эти слова в голове и понять, что звонит мое непосредственное начальство. – Здравствуйте, Евгений Сергеевич, – ответила наконец я, делая при этом жест Насте, чтобы она немного подождала. – Боюсь, что вы сейчас не спите, потому решил позвонить немедленно – Брагин говорил не совсем привычным тоном, будто через силу. – Мне подали всю возможную информацию по швейцарскому рейсу из Шереметьево… Включая списки пассажиров. Не знаю даже, как вас спросить… Сделав над собой определенное усилие, я все же немного помедлила и ответила: – Мама не выжила… Отец в очень тяжелом состоянии, Евгений Сергеевич. Я сейчас в Склифе. Прогнозы делать пока не представляется возможным, но шансы, как мне сказали, все же есть… В динамике воцарилось напряженное молчание, и спустя некоторое время Брагин произнес: – Соболезную, Ксения. Мне очень жаль. – Спасибо… – отозвалась я немного рассеянно, стараясь не концентрироваться на всех этих тяжелых мыслях, в чем отчасти помогло вколотое успокоительное. – Оперативная группа уже приступила к работе, – сказал Брагин еще немного помолчав. – Полагаю, завтра будет хоть что-нибудь известно. Следующие слова дались мне нелегко, но я собралась с силами и произнесла: – Евгений Сергеевич, я была там… На месте катастрофы. Даже видела, как все произошло. Каких-либо предварительных причин представить пока не могу. – Вы были там в это время?.. – Брагин был будто бы даже в замешательстве. Он помедлил и проговорил: – Возможно, сейчас совсем не лучшее время об этом спрашивать, но может быть вы объясните, как все произошло? Если возможно. Сейчас любая, даже самая скупая информация может быть решающе важной. Я отошла к стене, прислонилась к ней спиной и прикрыла воспаленные глаза. Картина крушения вновь предстала передо мной, будто этот кошмар происходил снова, и я видела это мысленным взором. – Я не задумывалась над этим, Евгений Сергеевич, – проговорила я тихо. – Но припоминаю, что самолет по какой-то причине не смог набрать высоту, потерял скорость и попал в режим сваливания. Мне так показалось по крайней мере. – Сам процесс разбега по полосе вы не видели? – Нет. – А не было ли каких-то внешне заметных нештатных ситуаций? Может пожар двигателя? – Нет. Ничего этого не было. Они просто оторвались, но не смогли продолжить полет. Брагин снова помолчал, затем произнес, спустя минуту: – Вот что, Ксения. Приезжайте в комитет, как сможете, но торопиться не нужно. У вас других проблем сейчас хватает. Постарайтесь держаться, а я, если что-то выяснится, сообщу вам лично. – Хорошо, Евгений Сергеевич, – отозвалась я. – Надеюсь, что чуть позже смогу быть чем-то полезна в этом деле. – Сперва разберитесь с более важными для вас делами. Остальное потом. Специалистов у нас хватает, не переживайте. До связи, Ксения. – До свидания… Положив телефон в карман, я подняла голову и посмотрела на Настю, которая, заметив, что я закончила разговаривать, направилась ко мне. – Поедем домой, Ксюш, – сказала она, касаясь моей руки своими пальцами. – Тебе сейчас лучше быть в Москве. Артема и Милену надо отправить отдыхать, а я останусь с тобой. Не без уныния, но все же с согласием я кивнула и произнесла: – Спасибо, Насть… Если честно, думать не могу без содрогания о том, чтобы остаться сейчас одной. Мне кажется, я схожу с ума. Это самая страшная ночь в моей жизни… Она обняла меня и прижала к себе со словами: – Ты не будешь одна, Ксюша. Как ты могла только предположить такое… Все, идем! Ты едва держишься на ногах.