Решив, что тему злополучного заезда лучше более не поднимать, я откинулась на спинку сиденья и принялась беспокойно теребить пальцами край шлема, лежавшего у меня на коленях.

Дорога до гостиницы заняла почти полчаса, и за все это время в салоне автомобиля не было произнесено ни одного слова. Настя сдерживала свой гнев как могла и старалась даже не смотреть на меня. Артем делал вид, что не замечает напряжения, возникшего между мной и Настей, хотя, как мне показалось, это все же его позабавило.

Ну а я сидела тихо, как мышка, боясь словом, взглядом или даже малейшим движением спровоцировать новую волну негодования моей строгой возлюбленной. Я понимала все, что она сейчас чувствовала, понимала, что заставила ее неслабо понервничать. Это было единственным, что омрачало сегодняшний день… Ведь все остальное закончилось удачно. Даже больше – сегодня я поняла, что тяжелый груз, давивший на мои плечи столько времени, порождавший паранойю, бред и всяческие иллюзорные страхи, распался, и больше уже не побеспокоит меня в будущем! Ради этого стоило даже рискнуть жизнью и свободой.

Только вот разве объяснишь это Насте? Вернее, объяснить-то можно, только нужно ли?.. Если я окончательно перестану погружаться в тяжелое прошлое, перестану вскакивать по ночам, пусть даже в последнее время это происходило редко, если никогда больше не почувствую подобных страхов, способных отразиться на реальной жизни, то ведь это будет заметно! Настя умеет тонко чувствовать меня, и сама поймет, что меня в этой жизни не тяготит более ничто! А она, пусть даже со своим строгим, не лишенным деспотизма характером, большего и не желала никогда…

Машина уже была недалеко от нашей гостиницы, когда я наконец осмелилась поднять голову и взглянуть на Настю. Я с нежностью и теплотой разглядывала ее красивый профиль на фоне окна, отмечая при этом заметное нетерпение, которое скрыть ей не удавалось. Она сжимала губы, прикрывая глаза, дышала немного учащенно, и я могла догадываться, о чем она сейчас думает. Меня занимали те же мысли.

Пусть наказание будет жестоким, пусть оно даже выйдет за рамки одного лишь физического воздействия и перейдет во что-то более значительное. Я готова вытерпеть любой тон, внять всем нравоучениям, выдержать даже игнорирование и окончательно забыть о собственной гордости.

Больше ничто не печалит и не гложет меня, и я могу полностью отдаться прекрасным и чистым отношениям, жить и дышать ими, принадлежать и душой, и телом и всеми мыслями моей любимой. Моей прекрасной и строгой Богине, перед которой не стыдно опуститься на колени.

Я ощутила, как мои губы невольно тронула улыбка. Все эти мысли, а также созерцание объекта моего вдохновения и счастья породили впечатление, будто за моей спиной вырастают крылья, и я способна взлететь! Так легко мне было сейчас, несмотря на то, какой разнос меня ожидал впереди. Настя будто почувствовала мой взгляд, или же краем глаза заметила, что я смотрю на нее. Повернув голову, она по инерции сверкнула на меня глазами, но тут же в этом взгляде будто бы появилось легкое недоумение, перерастающее в немой вопрос. Она не могла не заметить всю трепетную нежность в моих глазах. Наверное она ожидала вновь увидеть непременное раскаяние и мольбу о прощении, и потому внезапно смутилась, будто пожалев о своем столь строгом взоре. Настя не выдержала и опустила глаза. О, боже! Чувства, переполнявшие меня в этот момент, невозможно было передать никакими словами! Все, чего я только желала сейчас, это опуститься перед Настей на колени, с нежностью прижаться щекой к ее бедру и сказать, что люблю ее без памяти и готова принадлежать ей целиком и полностью. Только ей одной.

Я лежала поперек кровати и была совсем не в состоянии пошевелиться. У меня даже не осталось сил на хоть сколько-нибудь связные мысли. Даже глаза не хотелось открывать. Совершенно неистового горела выпоротая попка, и я с ужасом представляла, что будет, если я сейчас перевернусь с живота на спину.

Настя энергии не пожалела. То, что будет жестко, мне стало ясно еще до того, как закончилась короткая вразумительная беседа, после которой Настя заставила меня раздеться и приказала остаться полностью обнаженной, а сама отправилась за наручниками…

Сначала я терпела. Терпела изо всех сил, кусая подушку и стараясь не орать. Но потом терпеть стало уже невыносимо, и я принялась умолять Настю о пощаде. Правда ни к чему хорошему это не привело, чего и следовало ожидать. За самую маленькую попытку сопротивления, Настя прижала меня коленом к кровати, больно схватила за волосы и невозмутимо продолжила экзекуцию.

В конце концов у меня на глазах выступили слезы и я своей растекшейся тушью измазала белоснежную подушку, от которой не могла оторвать лица и которая приглушала мои отчаянные крики и жалобные всхлипы.

Мне было больно. Очень больно… Но именно этой боли мне и хотелось сейчас больше всего, ведь я заслужила наказание. Эту боль крайне трудно было вынести, но Настя заставила терпеть до конца. И я была благодарна ей за это.

Правда сейчас Настя не успокоила меня, как обычно это бывало после подобных процедур, не заключила в свои объятия, не сказала даже ничего. И это была уже значительно более тяжелая мера воздействия.

Настя безмолвно удалилась, оставив меня совершенно обессиленную, обнаженную и беспомощную. И я сразу почувствовала себя совсем одинокой и опустошенной, как только она отошла от меня. О, наверное было бы лучше, если бы она продолжила! Только бы не покидала меня… Но попросить об этом я не смогла, да и она сама уже поняла, что мой физический предел уже почти достигнут.

Не знаю сколько прошло времени, но на всем его протяжении я собиралась со своими жалкими силами, чтобы наконец открыть глаза, слезть с кровати и подползти к Насте, прижаться к ней, почувствовать ее тепло. Я знала, что именно этого она и ждет от меня сейчас.

Преодолевая слабость, я приоткрыла глаза и слегка приподняла голову. Увидев веред собой свои собственные вытянутые руки, я сфокусировала взгляд на наручниках, довольно туго застегнутых на моих запястьях. Они причиняли мне боль, но это была сущая ерунда по сравнению с тем, что испытывала сейчас моя несчастная попка. Закусив губу и поморщившись, я приподнялась еще и повернула голову к Насте.

Она находилась здесь же, в спальне, всего в нескольких шагах от постели, и сидела в кресле за журнальным столиком, на котором стоял ноутбук. Настя даже не надела какого-нибудь особого тематического наряда, которые, к слову, у нее с собой имелись, а так и осталась в недлинном облегающем платье закрытом до шеи. На мои движения она никак не отреагировала и сосредоточенно смотрела на экран, ярко светившийся в полумраке комнаты.

Подавляя рвущиеся наружу стоны, я кое-как подобралась к краю кровати, спустилась на пол и с трудом, преодолевая боль, проползла это маленькое расстояние, что разделяло меня и мою неумолимую и строгую Хозяйку. Приблизившись к ней, я опасливо и несмело коснулась ладонями ее ножки, затянутой в тонкий черный чулок и, выждав несколько секунд и не встретив негативной реакции, положила голову ей на колени и закрыла глаза. Лишь после этого ее рука опустилась ко мне, ладонь коснулась моих волос, убирая растрепавшиеся и уже почти бесформенные локоны с моего лица.

О, какое же теплое, нежное прикосновение! Я вся затрепетала от восторга, и половина моих болезненных страданий почти мгновенно померкла.

- Мне надоели твои выходки, Ксюша, – произнесла Настя спокойным, даже тихим голосом, продолжая при этом гладить мои волосы. – Это уже выходит за все возможные рамки.

Она выдержала паузу, быть может ожидая какого-нибудь ответа, и по ее движению я поняла, что она немного склонилась ко мне. Я же не посмела шевельнуться и сочла благоразумным пока ничего не говорить и тем более не оправдываться, потому что признавала вину полностью, и никаких, даже малейших отговорок выдумывать не собиралась.

- Не стану скрывать, меня очень привлекают бунтарские черты твоей натуры, – продолжила она наконец, – но повторяю – ты переходишь недопустимые границы. Это уже слишком, Ксения. Даже для моего терпения.