‒ У вас что-то случилось? ‒ не то вкрадчиво, не то настороженно спросила она после приветствия.

‒ Нет. Все в порядке.

‒ Я вам несколько раз звонила и никто не поднимал трубку. Вы одни?

‒ Да.

‒ Можно я к вам приеду?

Этого еще не хватало. Он замялся, не зная, как ее помягче отшить. Но Ирка, по его тону понявшая, что звонит не мама, выхватила трубку и зло крикнула в нее:

‒ Алло!

И тут же осела от неожиданности, услышав Катькин голос.

‒ Катенька, извини. Извини, ради Бога. Я ошиблась, подумала, что это… что это не ты… Нет, все в порядке… Да, да, конечно… конечно приезжай… Витя встретит тебя… Нет, Витя не может, я тебя встречу… Ну хорошо, хорошо… Мы тебя будем ждать… Приезжай… Да, можно…

Она положила трубку и почти радостно сообщила:

‒ Катька сейчас приедет.

‒ В пол-одинадцатого? Зачем она нам сейчас? Своих проблем что ли мало?

‒ Она нужна мне, Витя. Именно сейчас. Витенька, она чистая, понимаешь? Она нужна мне. Нам обоим нужна.

‒ Ты давала Лерке наш телефон? ‒ подозрительно спросил он, меняя тему.

‒ Нет.

‒ А чей звонок ты ожидала?

‒ Не ожидала. Сама не знаю, почему подумала на них, ‒ растерянно произнесла она. ‒ Катя будет через двадцать минут. Приведи себя в порядок.

‒ Трахать ее я не собираюсь. И провожать потом тоже.

‒ Тебя никто не просит. Ты что, не хочешь вымыться после этих вонючих кобылиц? Подожди. Покажи, что они с ним сделали.

‒ Пожалуйста. Посмотри.

Он почему-то разозлился на нее. Вероятно из-за Катьки. Не дай Бог еще притащит сюда своего Витьку. Или еще кого-нибудь. А даже если и сама. Провожать ее потом среди ночи. А он с подбитым глазом. Черт-те что, а не жизнь.

‒ Вот это да. Ты тоже совсем поехал.

‒ Что?

‒ Посмотри на свое хозяйство.

Его сморщенное хозяйство все еще было покрыто резиной.

‒ Ты это специально?

‒ Да нет. Забыл.

‒ Забыл?!

Она начала хохотать, как сумасшедшая.

‒ Ой не могу, забыл!

‒ Да правда, я его совсем не чувствовал.

‒ Это тот же самый?

‒ Да.

‒ А почему он пустой?

‒ В каком смысле?

‒ Ты не кончал?

‒ Нет.

‒ Честно?

‒ Честно.

‒ Может, он порвался?

‒ Он не рвется. Вон, внизу немного скопилось.

‒ А ну пошли в ванную. Мне Хлорка эту резину десять минут расписывала как самое совершенное достижение трахальной науки.

Они зашли в ванную, и она сказала:

‒ Снимай. И положи вот сюда, в пакет.

‒ Зачем?

‒ Еще не знаю. Не выбрасывай.

Потом взяла его мокрую головку в руку.

‒ Значит, они его не касались? Только через эту резину?

‒ Да, не касались.

‒ А разве Хлорка потом не сидела на нем, когда они меня…

‒ Нет

‒ И не сосала?

‒ Нет. К тому же эта резина все время оставалась на мне. Я забыл про нее.

‒ И ты ни разу не кончил. Значит…

‒ Значит.

‒ А я, дура, за это жопу подставила. Еще и сплюнула ему на пальцы, чтобы он ее расковырял…

И она снова чуть в слезы не бросилась.

‒ Прекрати! Если еще раз повторишь это мерзкое слово, я… Ты мне от него противней, чем когда была под Сявой. Иди отсюда, я вымоюсь.

Она от его неожиданных слов вся сразу сморщилась, завиноватилась и покорно попятилась из ванной.

Он не спешил. Драил себя вдоль и поперек самой жесткой мочалкой. Трижды мылился и тщательно смывал мыльную скользкость со всех закоулков тела. Ему казалось, будто оно покрылось незаметной глазу, но явно ощущаемой неким внутренним органом чувств тонкой коростой, мешающей ему чувствовать окружающее пространство. Это незнакомое ему ранее ощущение стало появляться сразу же, как только он увидел призовую долбежку Юльки, Сявиной жены. А потом стало усиливаться. Может быть, из-за него он не смог найти тогда Ирку, не смог расслышать ее… не стала бы она тогда сама так прятаться… ведь она находилась рядом, а когда она совсем рядом, он ее всегда быстро находит… да и искать обычно не приходится, она сама всегда навстречу идет.

Он тер себя и все пытался понять, при чем здесь Юлька. Что у него с нею может быть общего? А может дело не в ней, а в Лиде? Да, с нее началось конкретное ощущение корки. Когда он увидел ее заросшую смоляно-черной шерстью промежность и мягкие, обильные половые губы, буквально болтающиеся по его скользкому члену. Нет, скорее, когда кто-то из е?арей засадил Лидке в зад. Да, именно тогда, ‒ он еще представил себе ее волосатый анус, распираемый членом. Да, именно тогда.

Ну и что? При чем здесь он?! Какое ему дело до ее ануса?

А может он уже тогда знал, где-то внутри себя знал, что тот же е?арь засадит точно так же свой поганый член в задницу его жены?

А может все дело в этих поганых членах? В чем-то же была причина!

Он услышал, как зазвенел дверной звонок, как Ирка открыла дверь, как они с Катькой приветствовали друг друга и потом пошли в комнату. Но покидать ванную не спешил. Все тер и тер себя, хотя ощущение чего-то чужеродного в кожных порах так и не проходило, и он все отчетливее понимал, что таким способом его не смоешь.

Он слышал босое топанье на кухню, хлопанье дверцы холодильника, звон чашек и блюдец. Потом стук в дверь к нему и шепот просунувшейся в приоткрытую щель Ирки:

‒ Заканчивай, Катя в туалет хочет.

‒ Пусть заходит и мочится. Я ей не мешаю, ‒ почему-то зло ответил он, как будто Катька была в чем-то перед ним виновата.

‒ Но ей же и подмыться надо.

‒ Подмоется. Не маленькая.

Сама с нею голая в ванной чуть ли не трахалась. Или на самом деле трахалась, черт его знает, как это называется между женщинами.

Черт-те что! Катька и в самом деле зашла. Почти не глядя на него, спустила трусики, задрала платьице, села на унитаз и тут же послышалось бульканье ее струи по водной поверхности отстойника. Закончив, она еще пару раз вроде как слегка натужилась и выпустила в унитаз остатки мочи. Спустила воду. Потом вытащила одну ногу из скатившихся к полу трусиков, занесла ее в ванну, переместила туда свою промежность и стала подмывать испачканную мочой писку.

‒ Болит глаз, да? ‒ участливо спросила его.

‒ Нет. Может тебе помочь?

‒ Я уже. Спасибо.

Подтерлась его полотенцем, быстро натянула под короткое платьице трусики, обычные, трикотажные, и вышла, не оглядываясь.

Ну и жизнь пошла! Даже Светка уже давно такого себе не позволяла. А Ирка раз в год, когда ставало вовсе невтерпеж.

Но ее трусики ему очень понравились. Настоящие. Не искусственные.

Он вышел из ванной в одних плавках, ‒ они сидели в комнате на диване, пили холодный компот и заедали его печеньем. Или наоборот.

‒ Я до утра, можно? Ира разрешает.

‒ Можно. Что-то случилось?

‒ Нет. Просто я отправила Витьку в Сумы, к его брату. У нас теперь будет машина. Брат купил себе новую, а ему свою шестерку отдает. В подарок на свадьбу.

‒ А если он позвонит своей невесте?

‒ А я завтра провод порву. Скажу, что нечаянно.

‒ Он не поверит.

‒ Конечно не поверит. Но я ведь скажу, что он сам виноват, поставил его прямо возле кровати. Это на самом деле так. А если убедить его, что он в чем-то передо мною виноват, то он поверит во что угодно, даже в то, что я еще целка.

‒ Ну и ну.

‒ Ты что, не понимаешь? ‒ вдруг обиделась она. ‒ Ваши дети скоро приедут, Витька за мной, как за квочкой…

‒ А говорила, что ручной.

‒ Ручной. Но обижать его не хочу. Мне с ним ребеночка воспитывать.

‒ А ты и не обижай.

‒ Ира, чего он на меня вызверился… ‒ чуть не плача, прильнула она к Ирке, ‒ скажи ему. Я люблю вас. Обоих. Ему что, жалко. Одну ночь всего… Никто же не узнает.

‒ Да я вовсе не вызверился. Ирка, скажи ей.

‒ Постарайся нам не грубить, ‒ спокойно сказала та, ласково обнимая за плечи гостью. ‒ Пойди, поешь. Там на кухне, я приготовила. Ты голодный. Поэтому злой.

‒ Да не злой я. Чего это вы на меня налетели…

И пошел от них в кухню.

Есть не хотелось. Он съел кусок селедки с хлебом и помидором, а остальное вернул в холодильник.