Странная эта Катька оказалась. Прямодушная, как солнечный зайчик. Никогда раньше он ее такою себе не представлял.

Вернулся в комнату, сел перед ними на корточки, свел четыре коленки между двумя своими. Получилось шесть.

‒ Что-то мне вас очень захотелось. Обоих.

‒ Мы еще подумаем, давать или не давать, ‒ закокетничала жена.

А Катька спрятала лицо у нее за шеей и оттуда сообщила:

‒ Я дам.

Тогда Ирка как бы вздохнула и подвела черту:

‒ Давайте стелиться. И чистить зубы. Поздно уже.

Когда они все оказались возле расстеленной постели, он сказал:

‒ Вы сначала ложитесь, а потом я буду себе место выбирать.

‒ А платье?

‒ Снять?

‒ Нет. Я сама. А ты смотри, хорошо? Потом скажешь.

Катька стала снимать свое слегка приталенное платьице через голову, оно туго продвигалось через голые грудки, которые затем выскакивали из-под него, а она еще и слегка как бы подпрыгивала при этом.

‒ Так?

‒ Что так?

‒ Качаются?

‒ Качаются. Очень красиво.

‒ Честно? Как у Иры?

‒ У тебя же они девичьи, совсем юные. Они по-другому качаются.

Хорошо ответил. Не разочаровал ее.

‒ Я прошлый раз как увидела, когда Витька Иру раздевал ‒ нет, не он, он лопух, ей самой пришлось кофточку для него снимать ‒ и как они у нее из-под кофточки выскочили, так у меня аж стрельнуло в животе. Научите меня, как сохранить их после ребеночка, а? Мне тоже хочется быть всегда такой красивой, как Ира. Чтобы меня так же глазами лапали все прохожие.

‒ Тебя и так чуть ли не общупывают. Руки сами тянутся, по себе знаю…

‒ Так это сейчас. А потом… как вытянуться… хоть узлом на спине завязывай. Ира, научишь?

‒ Если будешь прилежной.

‒ Мне трусы самой снять?

‒ Нет. Иринка пусть снимет.

‒ Ирочка, снимай.

Ирка стрельнула искоса на него, но трусы с нее все-таки послушно сняла. Сама она была уже обнаженной.

‒ А теперь, ложитесь.

‒ А теперь? ‒ спросила Ирка, когда они улеглись рядышком.

‒ Показывайте мне, что вы делали прошлый раз без меня в ванной.

‒ Сначала воду включи, ‒ засмеялась Катька.

‒ Не паясничай, ‒ полушутя сказал Виктор. ‒ Мне же интересно, как женщины любят друг друга.

‒ Витя, зачем ты так? ‒ расстроилась Ирина, видимо предчувствуя неприятную сцену. В испуганном ожидании неприятных слов напряглась и Катька. А потом вскочила к Виктору, схватилась за его руки и начала лепетать:

‒ Витя, это совсем не то, что ты думаешь. Подожди, не перебивай, я тебе все расскажу. Вам обоим все расскажу. С самого начала. Только не перебивайте меня. Пожалуйста. Витя, я на самом деле влюбилась не в тебя. Я… в вас обоих влюбилась. В один момент. Тогда, когда вы целовались прямо на улице. Именно в обоих, когда вы вместе. А дальше что хотите думайте. Меня теперь тянет к вам, как безумную. Я думаю и мечтаю о вас все время, непрерывно. И не в раздельности, а только как вы оба рядом со мною, вы для меня как один человек, нет, я не так говорю, вы для меня всегда двое, но в отдельности мне вас мало, мне не хватает присутствия второй вашей части, вроде как недействительно все становится, вроде как не настоящее, как иллюзия. И еще, самое главное, что я поняла, ‒ вы мне нужны даже без секса, хотя мысли о сексе с вами просто сводят меня с ума. Я уже знаю, что готова отдаться Ирине как угодно, и сама целовать, ласкать, лизать ее, везде, в писке, в попке, в сиськах, пить ее и наливать ей, и все только потому, что это же самое делаешь с ней ты, мужчина, которого я… в общем… и я готова отдаваться тебе, как только ты захочешь, с любыми извращениями, ласкать и лизать тебя везде, даже в попу, пить твое и наливать тебе, и все только потому, что это же самое делает с тобою она, женщина, от которой я тоже без ума. И чтобы только вы были в это время вместе. Чтобы мы все видели друг друга. Я никогда не мечтаю о вас раздельно. Это правда. Я этого не придумала. Это само собой произошло. Я сама не знаю, что это такое. Я читала книгу про извращения, там такого нет. Я не лесбиянка. Мне о подобной близости с другой девушкой противно даже думать, и всегда так было. А парней у меня было четырнадцать, не считая тебя. Ты вообще не в счет. И ни с кем даже отдаленно подобного ничего не было. А Витьку я захомутала в надежде спрятаться за него. Потому что он вообще хороший. И я кроме тебя только на него бывала мокрая. А он Ире кончил за две минуты. Разве так можно. Поэтому я без тебя ее в ванной… выпила, вместе с Витькиной спермой… Ира ведь совсем готовой была, как из-под пытки, она ведь на нас с тобой долго смотрела, у нее полно уже было, я только губы подставляла… хотя мне было стыдно перед тобой, что ты этого не видел… будто я тайком тебя обворовывала…

‒ Подожди. Я чего-то совсем зачумел… Подождите.

‒ Вить, ‒ вдруг послышался тихий Иринин голос, ‒ я от нее тоже без ума.

‒ Вы меня сейчас добьете. У тебя были сигареты. Где они?

‒ Их… забрал…

‒ Тогда я выпью.

‒ Я сейчас принесу, ‒ схватилась Ирка, но он придержал ее рукой.

‒ Я сам.

‒ Тогда и нам. Чуть-чуть.

‒ Водки что ли?

‒ А у нас больше ничего нет.

Есть, конечно. Две бутылки венгерского полусладкого в шкафу. Но они неприкасаемые. Поминальные. На помин о Насте, Пашкиной жене.

В бутылке было меньше, чем чуть-чуть. Зато водка была холодная, как лед. Он разделил на три равных части, оказалось по полрюмки. А у него от селедки уже началась жажда. И почему-то именно на водку.

Он принес на маленьком подносе все три рюмки и по ломтику свежего огурца на каждую. Одним глотком сразу же осушил свою. Ирка, не поднимаясь с постели, только смочила язык. Точно так же поступила и Катька. Договорились.

‒ Эту выпьешь, когда перестанешь дуться, ‒ сказала Ирка, возвращая рюмку на поднос.

‒ А эту, когда заслужишь, ‒ сказала она же, указывая на Катькину.

‒ Я не дуюсь. Просто я сегодня… как побитый. А на самом деле… мне нравится, когда вы так друг с дружкой… очень нравится. Даже когда вы без меня… тогда, в ванной баловались. И ничего дурного я не думаю.

‒ Можешь выпить мою, ‒ сказала Ирка.

А когда он выпил, добавила:

‒ Я знаю, что нравится. Иначе я в Катю и не влюбилась бы. И мысли такой не появилось бы. Ни в теле, ни в уме.

‒ Получается так, что это я влюбил вас друг в дружку, да?

‒ Что-то вроде этого, ‒ как бы с удивленным озарением отметила Катька.

>А что потом? У нее теперь муж. Будем с ним скандалить?

>Не знаю, Витя. Время покажет.

>Ничего хорошего оно не покажет. Чем лучше ей будет с нами, тем сильнее она к нам привяжется.

>Примем ее Витьку. Или ты ревнуешь?

>И организуем собственную сексуальную коммуну? Наподобие созданной врачихой Флорой?

>Не знаю.

>Хватит с меня одной коммуны. Мама, Светланка, ты…

>Это гарем, а не коммуна.

Он засмеялся вслух. Наверное, скорее горько, чем весело.

‒ Вы что, молча разговариваете друг с другом? ‒ отреагировала Катька.

‒ Она тебе рассказала, откуда у меня фингал?

‒ Да.

>Рассказала?

>В самых общих чертах.

>Зачем?

>Не знаю.

>Ты закрывалась от меня там, в том вертепе?

>Нет. Ты сам не отвечал. Я искала тебя. Почти все время искала. А ты как за коркой укрылся.

>Какой коркой?

>Не знаю. Коркой. Просто коркой.

>А сейчас?

>Сейчас нет.

>А тогда, когда я был в ванной?

>Тоже корка была.

>Значит, не только там, но и дома?

>Да. Раньше такого не было.

>А когда этой корки не стало?

>Когда ты свел наши колени.

‒ Что вы сейчас делаете? ‒ забеспокоилась Катька. ‒ У вас глаза одинаковыми стали.

‒ Я хочу третью рюмку, ‒ сказал он и снял плавки. ‒ Будете меня слушаться? Я буду любить вас сразу обоих. Одновременно. И чтобы каждая обоих тоже. Одновременно. В шесть коленок.

‒ Как это? ‒ всерьез удивилась Ирка.

‒ А так.

Он повернул ее на спину, а под попу подложил самую большую подушку. Потом уложил на нее Катьку, грудью в грудь, животом в живот, лобком в лобок. Широко развел сначала Катькины ноги, ‒ от высокой подушки они опустились за Иркиными на коленки. Потом широко развел под ними Иркины и тоже согнул их в коленках. И перед ним высоко выставились две открытые, ничем не защищенные промежности, замершие в ожидании прикосновений. А у него дух перехватило от их необыкновенной близости, от их притягательности, от их выжидательной обращенности друг к дружке и к нему.