— Ну, чего насмотрела, Ромашечка? Нет-нет, с ума сошла?! — он чуть ли не с брезгливостью оттолкнул неброскую одежку, выбранную девушкой. — Старушка Мята и та веселее одевается! В этом, — поднял двумя пальцами темно-коричневую юбку самого простого фасона, — только хоронить. И то, знаешь ли, мрачновато будет.

— Но я…

— Молчи, не оправдывайся! Я за такую дрянь и платить не стану, — возмущался кошак.

— И не на…

— Смотри, — пихнул ей в руки нарядную синюю юбку с красивой вышивкой по подолу. Орнамент был незнакомый, верно, ярский. Винке юбка приглянулась с первого взгляда, но она не решилась ее выбрать. — Нравится?

— Да, очень…

Кошак презрительно фыркнул, мол, все приходится делать самому, даже одежу глупой люди выбирать. Вскоре перед Винкой лежала целая гора необходимых на зиму вещей, добротных и красивых, насколько сумела разглядеть красная от смущения девушка.

— Иди, меряй. Да не торопись, — Вьюн сунул подружке одежду, поглядывая на хозяина, который уже получил деньги от мамаши с дочкой, и теперь явно хотел о чем-то поговорить с оборотнем.

Винка ушла в занавешенный уголок и, с удовольствием примеряя на удивление удачно подобранные кошаком обновки, слушала разговор оборотня с торговцем.

— Ну, парень, здоров ты баб убалтывать, — в голосе звучало неподдельное восхищение. — Это ж жена и дочь Грабинника, градоправителя нашего. Обе нос дерут до потолка и выше, особливо мелкая. Такая язва, не приведи Крылатая…

— Я заметил, — на удивление скромно ответствовал Вьюн.

— Госпожа Грабинница-то и не собиралась себе ничего покупать, а ты и ей бельишко втюхал, — продолжал восторгаться хозяин.

— Это бабе в соку проще всего продать, — хихикнул рыжий. — Надо только намекнуть, что ты мечтаешь ее в этом самом бельишке увидеть, а после — самолично снять.

Винка только головой покачала, слушая раздавшийся после этих слов дружный хохот торговца и оборотня.

— Тебя как звать-то, знаток женской души?

— Вьюн.

— Я Стриж. Не хочешь у меня поработать? Помощником.

— Отчего нет? Только вставать рано я не люблю.

— Мои покупательницы с первыми петухами из перин своих не выбираются, — хмыкнул мужчина. — Приходи, как сегодня. Положу тебе пару сребриков в неделю, а коли дело заладится, надбавлю.

— Идет, — быстро согласился кошак. — И еще одежу я у тебя со скидкой брать буду.

— Договорились! — раздался смачный удар ладонью о ладонь.

Вьюн с удовольствием ходил в одежную лавку, видно, не считая убалтывание дамочек работой. И двух седмиц не прошло, а у Стрижа отбою не было от покупательниц. Кошак купался в женском внимании, и в зверином облике стал необычайно важен и внушителен. Густая шерсть лоснилась, усы распушились, а хвост напоминал опахало. Винка тискала рыжего немилосердно, когда тот соизволял перекинуться. Правда, случалось такое лишь в отсутствие Дрозда, потому что пес, возвращаясь домой, тоже хотел пообщаться с девушкой, но исключительно в человеческой ипостаси.

Встречались друзья теперь не так уж часто. Оборотни по целым дням бывали заняты, и Винка очень сблизилась с Мятой. Старушка скучала с тех пор, как ее дочь вышла замуж, и с радостью болтала с юной ладчанкой. Выспрашивала о жизни в соседнем королевстве, рассказывала о нравах и обычаях Яра.

Винка узнала, что ярцы-люди испокон веку относились к оборотням гораздо терпимее, чем их собратья в Ладе. Немало способствовал этому более суровый климат северной страны. Сильные метели и снегопады, особенно свирепствующие в конце зимы, иной раз погребали целые селения, не говоря уж об обозах, караванах и одиноких путниках. И вот тут-то на помощь приходили нелюди, чаще всего псы и волки. Они без труда передвигались по глубокому снегу и чуяли под толстым белым покровом людей, скотину и жилища. Раскапывать заносы в зверином обличье тоже было сподручнее, чем в человеческом. В селениях местные оборотни первыми выбирались из занесенных по крышу домов и помогали односельчанам-людям. Те отвечали им признательностью, делясь плодами столь трудоемкого на севере земледелия, к которому у нелюдей душа лежала меньше всего, а значит, и руки плохо приспосабливались.

Вот и получалось, что, нуждаясь друг в друге, дети Крылатой и Клыкастого в Яре не так уж плохо уживались вместе. А после того, как при прадеде государыни Ольхи один из высокопоставленных служителей Всеблагой, заплутавший со свитой в буране, был выкопан из-под снега и спасен от неминуемой смерти семейством оборотней, нелюдям разрешили посещать храмы Крылатой и носить крылики, вырезанные из дерева или отлитые из безвредного для них металла.

Винке было очень обидно за родной Лад, в котором к оборотням относились едва ли не хуже, чем к животным.

Она рассказала кое-что Дрозду, тот привычно дернул углом рта.

— На днях говорил с медведем из Земель Клыкастого. Ходят слухи, Беркут собирается всех нелюдей королевства туда согнать и запретить вход на людские земли…

— Мы вовремя ушли.

— Мы — вовремя. Но все уйти не смогут. Как не смогли в свое время уйти из Северного княжества.

— Дроздок, может, это просто досужая болтовня. — Пес выглядел таким огорченным, что девушка попыталась его утешить. — Знаешь, сколько разговорчиков ходило у нас в селении про тех же оборотней, про горожан… Я когда из дому убежала, очень удивлялась, что мир совершенно по-другому устроен.

— Может, и болтовня, — вздохнул Дрозд. — Во всяком случае, мне бы очень хотелось, чтоб так и было.

Ей бы тоже этого хотелось. Тогда не пришлось бы с тревогой вспоминать нелюдей, с которыми судьба свела за дни скитаний: Фунта, Шорста с семейством, Хвоща… И многих других, что давали им приют в Землях Клыкастого. Девушка смотрела на угрюмого Дрозда. Может, он вспоминает слова потаенного, думает, что мог хотя бы попытаться остановить кровопролитие, покончить с несправедливостями?.. Пес никогда не говорил об этом ни с ней, ни с Вьюном, но Винка почему-то была уверена: иногда, вот как сейчас, эти мысли приходят ему в голову.

Размышлял Дрозд о столь серьезных материях или нет, жизнь в Яре, казавшаяся на удивление беззаботной после опасных скитаний по дорогам Лада, не располагала к грусти.

Мята познакомила Винку со своей дочерью, Липой, а та — с подругами, среди которых нашлись незамужние, и вскоре девушке некогда стало скучать. Вьюн каким-то звериным чутьем распознавал, когда к Ромашечке должны были прийти гости, и неизменно оказывался дома. Девицы и молодицы ничего не имели против его присутствия, к тому же некоторые из них были нелюдской крови. Винка поначалу удивлялась, что родители-люди позволяют дочерям иметь подруг-оборотней и поделилась сомнениями с Мятой.

— Девчонки все одинаковы, и человеческой крови, и нелюдской! — засмеялась старушка. — Бедовых ничто не остановит, они ломаться с парнем не будут, а то и сами его в оборот возьмут. А скромницам никакое дурное влияние не страшно. Взять хоть тебя, Виночка. Вот, сразу заалела, словно зорька ясная. А я ведь слышу, как вы с рыжиком хохочете, и хорошо знаю, на какие шутки он мастак. Так к чему запрещать девицам дружить? Оно иной раз и полезно бывает. Оборотницы-то чуют, когда объятия безопасны, а когда после люльку готовить надо, и подругу завсегда остерегут. Когда б не Пеночка, моя Липка в храм заметно пополневшей бы пошла. А так была невеста-заглядение, тростиночка стройная.