— Знаю! Карковной! Валентиной Карковной! И вот

вы, вместо того, чтобы запретить им смеяться надо

мной...

— Постой, Валя. Этого не запретишь. Ты сама

виновата. Потому что ты с людьми не разговариваешь, а

каркаешь, кричишь.

— Чем я виновата, что у меня такой голос?

— Не голос, — характер. Иной раз кажется, что тебе

не 20 лет, а пятьдесят. Подумай-ка, отчего это мастера

Анну Спиридоновну, седую женщину, все зовут

Аннушкой?

— Не знаю, — ответила Валентина и мысленно

удивилась: «И верно, почему ее зовут Аннушкой?»

— Потому что она молодая душой. Человека старят

не годы, а одиночество. Если тьи живешь одной жизнью с

коллективом, с народом, ты будешь всегда молодой.

— Что же мне — стать к станку, ближе к народу?—

спросила Валентина, язвительно кривя губы.

— Вовсе не обязательно. Ты должна отбросить

заносчивость, грубость. Уважай товарищей, тогда и они

Тебя буду* уважать.

— Такая уж я уродилась! — запальчиво бросила она

и отвернулась.

Тоня вышла из конторки, и Яша Зайцев, ожидавший

ее в цехе, спросил тоном заговорщика:

— Ну?

— Дай Наташе поручение: взять шефство над

Валентиной.

— Это исключено, — отрезал Яков. — Они

непримиримые как два одноименных полюса в электромагните.

354

— Мепримиримьи! ~ вскипела Тоня. — А еще

комсорг! — она поглядела на озадаченное лицо Якова, на

его собранные к переносью светлые брови и тихо

рассмеялась. — Дай им одну работу... скажем, пропаганду

передового опыгга.

— А пожалуй — интересно, — воскликнул Зайцев, и в

его глазах блеснуло лукавое выражение.

Наташа наотрез отказалась от нового комсомольского

поручения. Она приводила десятки доводов, казалось^

один убедительнее другого, но комсорг был неумолим.

Тогда Наташа пошла жаловаться к парторгу.

Тоня, затая улыбку, ответила:

— Задание, Наташенька, серьезное. Надо взяться за

работу по-настоящему.

Наташа, застеснявшись, сказала:

— Яков не понимает... BatM я могу сказать, Антонина

Сергеевна. Дело в том, что... Валентина считает меня

своей соперницей... Она неравнодушна к Глебу.

— А ты?

— Что я?

— Ты тоже считаешь ее своей соперницей?

— Да что вы!—передернула плечами Наташа.—

Разве я такая глупая, как Валька?

— Ну так тем более тебе надо взяться за э^у

работу.

Наташа безнадежно махнула рукой. Проходя мимо

Зайцева, она окинула его гневным взглядом. Яша

склонился к станку, чтобы не рассмеяться.

«Придумал!.. Будто кроме меня никому нельзя было

поручить это дело...» — негодовала Наташа.

Прозвенел электрокар. Наташа шагнула в сторону,

обернулась. Полнолицая подсобница приветливо махнула

ей рукой.

— Прыгай, Наташа! Везу вам шестеренки.

Наташа вскочила на площадку электрокара,

ухватилась руками за тугое плечо девушки. В широко

расставленных, серых, удивительно чистых глазах подсобницы

мерцало выражение простодушного восхищения.

— Чему обрадовалась, майское солнышко? — без

улыбки спросила Наташа.

— Как же! Прошлое воскресенье в клубе вы

участвовали в «За тех, кто в море!» Вы играли Горелову.

Здорово! Я слез не могла унять и все время повторяла: «Так

355

его, негодяя, так! Пусть не заносится, не обманывает!»

Это я про Боровского-то.

Наташа покраснела. В словах девушки

чувствовалась искренность.

— Не зови меня «вьи». Тебе сколько лет?

— Шестнадцать исполнилось. Семилетку окончила и

сюда.

— А я еа два года старше. Тебя как звать-то?

— Майя. Первого мая родилась, вот родители и

записали.

Она остановила электрокар и стала ловко сгружать

шестеренки.

— Значит, не ошиблась я, назвав тебя майским

солнышком, — тихо', как бы про себя, произнесла Наташа. —

Ты комсомолка?

Девушка смущенно потупилась:

— Нет.

— Хочешь токарному делу .учиться?— спросила вдруг

Наташа, заглядывая в глаза подсобнице. Она давно уже

подумывала над тем, чтобы взять в ученицы

какую-нибудь шуструю девчонку. Ей страстно хотелось поделиться

своим опытом, она ощущала в себе потребность быть

опорой, примером, строгой и доброжелательной

наставницей.

— Ну, поступишь ко мне в бригаду?

Майя выпрямилась, откинула назад тьмьной

стороной руки русую прядь волос.

— Правда? Возьмете?—дрожащим и уже

ликующим голосом проговорила Майя. — Я же ничегошеньки

ее умею.

— Научу. Ну так окажи: пойдешь?

— Полечу! —громко ответила Майя и, обняв ее шею,

крепко поцеловала в губы.

«Вот это шефство! — подумала Наташа, довольная

веселой, душевной подсобницей. — Все просто, ясно... А

с Валентиной... не знаю, как быть».

Из конторки вышла Валентина с пачкой нарядов.

«Сейчас самое удобное время...» — подумала Наташа,

вспомнив о неприятной нагрузке, данной ей комсоргом.

Она впервью почувствовала почти физически всю

тяжесть этого слова «нагрузка».

— Валя, — сказала Наташа просто и со смелой

доверчивостью глянула ей в глаза. — Давай сделаем с то-

356

бай доску учета соревнования. Будем ежедневно

записывать показатели. Интересно ведь, правда?

Валентина отвела взгляд, поджала губы.

— Н-не знаю... А что я должна делать?

— Устройство доски я беру на себя. А ты будешь

узнавать у Аннушки результаты выполнения плана и

заносить их на доску.

— Ладно, — бросила Валентина и прошла дальше.

Наташа вынула платок, вытирая вспотевший лоб.

***

В тот самый день, когда решался вопрос: которая

из бригад — Наташина, Якова или Глеба займет

первенство в соревновании за звание «лучшей

комсомольской бригады цеха», Клава*не вышла на работу.

Девушки поминутно оглядывались на дверь, надеясь, что вот-вот

засинеет берет, ветром пронесется по цеху Клава и

встанет к своему станку.

Но тщетно. Ставок Клавы сиротливо и недвижно

стоял слева от станка Наташи.

Наташа кусала губы, нервничала: они рисковали

отстать от других бригад на целое сменное задание по

дискам сборного шкива редуктора.

Две девушки-подсобницы подвезли на элетрокаре

ящик с заготовками.

Прошла Аннушка и, взглянув на смущенные,

беспокойные лица девчат из бригады Наташи, затем переведя

взгляд на станок Клавы, все поняла без слов. Она

подошла к Зайцеву.

— Сегодня не вышла Клава Петряева,—сказала она,

показывая на бездействующий станок.—А нас режут

диски шкива редуктора. Поставь кого-еибудь на диски.

Выработку запишем твоей бригаде.

— Ладно, — ответил Яков, не обращая внимания на

последние слова мастера. — Я сам сделаю.

Он до обеда работал в бригаде Наташи. Девчата

шушукались, лукаво посматривая на сосредоточенно

склонившегося над станком Зайцева.

— Наташе первенство уступает,— проговорила Зоя

Рьибалко, усмехаясь.

867

— Благородный рьщаръ! — язвительно отозвалась

Гулынур, поиграв ямочками на щеках.

— А так вовсе и не интересно! — обиженно

зачастила Зоя. — Побеждать, так без всякой скидки.

По-честному!

Наташа работала, не отрывая взгляда от резца,

щупавшегося в светлых кудрях стружки.

В обеденный перерыв в цехе появилась Клава.

Она подлетела к Наташе, засмеялась вкрадчиво и

натянуто, будто знала заранее, что никто ей не поверит,

но ничего не поделаешь — раз уж так случилось.

— Вы на меня, верно, обижаетесь, девчонки... А я не

виновата! Вот честное слово, не виновата! Мать заперла

дверь и ушла. Я проснулась и до сих пор металась, как

лиса в клетке.

— Врешь, — тихо проговорила Наташа, сдерживая

гнев, — ты прогуляла.