вовремя поспели!
— Ближе к делу! — крикнул кто-то с задних скамеек.
— Ближе к делу? — переспросил Ибрагимов,
побагровев. — То-то оно и есть, что дело сейчас за вами стало.
Вчера надо было устанавливать мост глав-ных колес,
а вы не дали конических шестерен. По графику сегодня
установка зернового и колосового шнеков, а вы нас
обеспечили узлами последней очереди. Вот! — Он тяжело
вздохнул и тревожно оглядел собрание. — Товарищи! Час
306
тому назад... сборка самоходного комбайна прекращена!
И только из-за вас. Только из-за вас!
Точка тихо опустился на стул и уткнулся носом в
спасительный блокнот. Комсомольцы сидели сконфуженные,
мрачные, не смея поднять глаза...
У Наташи жарко пылали щеки. Подняв голову, она
вдруг встретилась глазами с Глебом и молча ужаснулась:
Глеб нисколько не был смущен, наоборот, глаза его гля*
дели с насмешливой укоризной и, казалось, говорили:'
«Что, влетело от сборщиков?»
«Ему не стыдно, — подумала Наташа, — будто он в
ответе только за себя... только за себя!»
И слов-но бы подстегнутая этой мыслью, Наташа
высоко подняла руку: \
— Прошу слова!
Наташа вышла к столу президиума раскрасневшаяся,
порывистая, с горящими глазами.
— Больно и стыдно слушать, когда комсомольцев
называют престарелыми. И, думаю, даже очень старый
человек — если это советский человек — обидится, потому
что... потому что советские люди молоды всегда. Что же
случилось?
Я отвечу. Комсомольская организация нашего цеха
утратила самую главную силу — силу коллектива!
Точка поднял плечи, с силой брошенный им карандаш
упал на пол.
— Да, Павлин,—обернулась на мгновенье к
комсоргу Наташа. — Я сегодня скажу все, что думаю, не боясь,
обидятся на меня некоторые комсомольцы или нет. —
Наташа глубоко вздохнула, будто сбрасывая с себя
последний Груз нерешительности. С заднего ряда
пристально глядел на нее Павка Семенов.
— Вы послушайте, какие словечки пошли теперь у нас
по цеху: кустарь-одиночка, единоличник, ас. Так зовут
отдельных комсомольцев беспартийные молодые
рабочие.*.
— Конкретно!
— Не заставляй впотьмах иголки искать!
— Назови фамилии, Наташа!
Комсомольцев задело за живое.
— Окажу! —Наташа решительно .взглянул а на Глеба*
Он сидел попрежнему прямо, самоуверенно подняв
голову, готовый к отпору.
20* 307
«Ну, ну, что ты там еще выдумала, взбалмошная, бес*
покойная девчонка?» — говорил его взгляд.
Наташа вспыхнула от этой самоуверенности, от этой
ненавистной ей привычки Глеба глядеть на всех с чувством
собственного превосходства.
— Вот — Глеб, — проговорила она, покраснев еще
более. — Кто только у нас не поет ему славу... Лучший
стахановец цеха, краса и гордость завода!
А рядовые рабочие называют своего бригадира асом,
единоличником. И правда! Наш бригадир занят только
собой, своими успехами, а бригаду забросил: не
руководит, не учит. — Наташа побледнела. — Я могу здесь зая-1
вить, что у нас нет бригады. Собрание единоличников...
кто в лес, кто по дрова!
— Почему ты прежде никогда не говорила? — проку*
рорским тоном спросил Точка.
Наташа потупилась:
— Да, это моя вина. Я часто беседовала с бригади*
ром, пыталась повлиять на него...
— Едва ли вы беседовали на такие темы... — много*
значительно буркнул Точка.
Наташу ужалил намек секретаря. Она всем, корпусом
повернулась к нему, сверкнув обиженным взглядом:
— А впрочем, тебе, Павлин, говорить было бы беспол
йезно. Ты ослеплен славой Глеба не меньше его самого*
Только и слышишь от тебя, что — аллилуйя, аллилуйя!
Все громко расхохотались. Точка глядел по сторонам,
ища поддержки, и, наконец, остановился на Глебе.
— Некоторые еще не умеют резца заточить, а
критиковать наловчились, — бросил Глеб, даже не взглянув на4
Наташу.
Наташа обозленньш, тяжелым взором глядела в лищ*
Глебу. Она искала встречи с его глазами, чтобы может
быть в последний раз попытаться отыскать в них ту пута*
ную, несчастливую стежку, что увела его от широкой
дороги.
Но Глеб отворачивался.
Наташа закусила губу, подавляя нахлынувшую боль.
В густых ресницах блеснула и пропала слеза.
— Резцы затачивать я научилась. Но молчать о не-
комсомольском поведении бригадира не умею и не буду!—
В голосе Наташи мягко дрожал след недавней
перекипевшей слезы. — Кстати, о резцах. Всем известно, что Глеб
308
изобрел специальные формы заточки резцов, которые в
несколько раз увеличивают производительность. Но кто из
Вас знает, как он это делает? Кому он передал свой
рпыт?
— Никому! — зычно крикнул Павка Семенов.
Глеб побледнел. Он сидел напряженно вытянувшись,
словно ожидая удара.
— Дайте слово! — снова крикнул Павка, когда
Наташа села на свое место, утирая платочкОхМ вспотевший лоб.
Выйдя к столу, он поглядел опасливо и вместе дерзко,
-как человек, который в ответ на обиду готов постоять за
себя.
— Я беспартийный, ребята... Считаю, рановато мне в
комсомол, коли работать еще не научился. Пошел я в
бригаду к Глебу, думаю, этот научит работать,
как-никак — комсомолец, парень башковитый! А что получилось?
Парень он башковитый, да только себя любит, а на
других сердитый. Два года сидим мы на обдирке валиков.
Тошнит уже нас от них, сердешных! А попросишь работу
посложнее, —от Глеба один ответ: запорете! Вот и
выходит, — сам чемпион, а мы вроде без детали патрон:
крутимся вхолостую!
— Павка правду говорит! —вскочил с места быстрый
И черный, как галчонок, Ильзар Шахмаев. В цехе звали
'его Елизаром. — Глеб отбирает в бригаду, как в
футбольную команду, лучших ребят. А потом портит —
держит на простых операциях. Я ремесленное училище
окончил, четвертый разряд получил, а у Глеба я до второго
разряда докатился. Так и другие. Пошарьте у Глеба за
пазухой, — там не то, что резцы, а и разряды наши
найдете!
Собрание засмеялось: «Прозевал Елизар, их Глеб
снес на базар!» Кто-то предложил обыскать Глеба и
отобрать отнятые им у ребят разряды.
В президиуме поднялся Чардынцев.
— На первый взгляд смешно, — начал он
негромко, — а в самом деле очень печально. И не потому, что
сегодня на этом собрании развенчана слава Глеба Бак-
шанова. Не героем, не примером для подражания, а
недалеким, по существу, отсталым комсомольцем оказался
Глеб. А ведь в сущности Глеб — неплохой человек, и если
бы его поправили, он мог бы стать не мнимым, а подлин-/
ным героем.
809
Печально, товарищи мои, потому, что в истории с
Глебом, как в капле воды, отразились неказистые дела всего
цеха. Вот где причина отставания второго
механического!—он поглядел на Добрывечера, словно приглашая
его вникнуть в причину их общей беды. — Я сначала
удивлялся: как мог Глеб Бакшанов стать у вас лучшим
стахановцем? А потом понял: это ваш стиль работы. Шум
и треск вокруг рекордсменов и полное безразличие к
основной массе. А ведь все решают массы, а не чемпионы!
Наташа сидела строгая, сосредоточенно-выжидающая.
Выходит, не только Глеб, а и весь цех болен одним
недугом— невниманием к среднему, рядовому рабочему.
Значит, не только Глеб, а и она, Наташа, и Яша Зайцев, и
Добрывечер, и Павлин, и все комсомольцы в ответе за это.
«И почему мы не видели? Почему Чардынцев первый
приметил нашу беду? Или со стороны виднее?»
— И еще у вас одна беда, товарищи мои! —
продолжал Чардынцев. — Вам не хв-атает окрыленности, умения