Марьин ключ называлась... перегруппировал Алексей

Степанович силы дивизии. Перво-наперво, пригляделся к

людям, кто на что способен. Сменил пяток командиров,

потерявших голову, отобрал разведчиков — орел к орлу,

расставил по новым ротным и батальонным участкам

коммунистов и комсомольцев, и — пошло!

302

Вот и здесь, товарищи, надо нам подготовить

контратаку. Пускай на одном участке. Но это поднимет дух

всего цеха, точно вам говорю!

— Пригляделся к людям... — задумчиво, как бы про

себя произнес Добрывечер. — Это ты прав-. Мы плохо

знаем людей наших. — Он остановился, уверенно

сказал: — Завтра созовем общее собрание. Посоветуемся с

рабочими.

— Иван Григорьевич, а не собрать ли нам сперва

комсомольцев? — сказала Тоня. — Обсудим положение цеха и

потом выйдем с единым мнением на общее собрание.

— Дельно!—охотно согласился Добрывечер. — Не-

хай так и буде.

За окном ветер ворошил листья тополя. Первый луч

солнца, проскользнув меж ними, упал в груду не

убранных после второй смены стружек и, запутавшись, смешно

бился, не зная как выбраться...

Глава десятая

Чардынцеву до начала комсомольского собрания так

и не удалось поговорить с Точкой: комсорг казался очень

занятым. Высокий и нескладный, с нездоровым лицом и

бесцветными близорукими глазами, бегал он от станка

к станку, перебрасывался короткими словами с молодыми

рабочими, поминутно доставал из нагрудного кармана

спецовки блокнот и делал в нем какие-то отметки.

Теперь, сидя рядом с Добрывечером на собрании и

наблюдая за Точкой, Чардынцев понял, что его

суетливость происходит вовсе не от занятости, а является

внешней приметой характера.

Комсорг громко разговаривал с Наташей. Его руки

все время были в движении: он то размахивал ими,

словно отбивался от назойливой мухи, то нервно теребил полу

своего пиджака, то, ломая грифель, чертил карандашом

замысловатые фигуры на листке блокнота.

«Сколько энергии расходует человек зря!» —

удивился Чардыкцев и прислушался к разговору. Комсомольцы

собирались вяло, хотя уже было время начать собрание.

— Ты отлыниваешь от комсомольской работы. Да, да,

не спорь! За весь месяц не провел ни одной беседы. Хорош

агитатор, нечего сказать!

303

— Павлин! Ты же забыл, что дал мне другое

поручение,— ответила Наташа, спокойно глядя на секретаря.

— У нашего Емели — семь пятниц на неделе! —

вмешался Яша Зайцев. — Сам поручил мне организовать

самодеятельность, а на бюро ругал за стенгазету.

— Какое поручение? — спросил Точка, не обращая

внимания на Зайцева.

— Создать бригаду токарей из девушек, — сказала

Наташа-, строго сдвигая брови. — Я толковала с ними.

Боятся. Но ничего, бригада будет!

— Я о комсомольской работе, а она о производстве! —

нетерпеливо подернул плечами Точка.

— Это и есть комсомольская работа. Я училась

токарному делу. И девушкам помогала.

— Вот оно, наплевательское отношение к

комсомольской работе! Да, да, не спорь!

Темные глаза Наташи сверкнули сдержанным гневом:

— Ты, Павлин, слишком легко обращаешься со

словами. Разве производство не самое важное?

' — Еще спрашивает! Основное — внутрисоюзная

работа: кружки, беседы, лекции. Ты привязалась к своему

станку и дальше ничего не видишь. Не спорь!

Лицо Наташи потемнело, на щеках пятнами проступил

румянец...

— А то, что цех наш не вылезает из прорыва, —

сказала она жестко, — и над нами смеются даже вахтеры:

«стоит ли вас, срывщиков плана, пускать на завод?», я

спрашиваю, это—основное или второстепенное?

«Молодец девушка! Вот бы кому секретарствовать, а

не этому... начетчику! Либо вон тому беленькому,

глазастому...» — подумал Чардынцев, с интересом

прислушиваясь, но в это время пришла группа тамсомольцев сбо*

рочного цеха.

Точка сразу оборвал разговор: он не хотел «'выносить'

сор из избы». Появление сборщиков окончательно

испортило ему настроение.

«Разворачивали бы работу в своем цеху, так нет! —

шатаются по соседям, перехватывают инициативу...» —

недовольно думал Точка, искоса поглядывая на

пришедших.

Фарид Ибрагимов, рослый, черноглазый, в хорошо

отутюженной рубашке, здороваясь с Точкой, громко ска*

Зал:

804

— Принимайте делегацию. Прошу отвести на мое

выступление пять минут.

— Что это еще за выступление? — насторожился

Точка.

— Обращение к комсомольцам второго механического

цеха.

— У нас повестка дня... — начал было комсорг, на

спохватившись, что сказал не то, вдруг спросил:—А с

комитетом комсомола согласовал?

Ибрагимов смутился. Этого вопроса он ни с кем не

согласовывал. Он просто созвал комсомольцев-сборщиков,,

и они решили принять обращение к комсомольцам

механического цеха.

Нащупав слабину Ибрагимова, Точка дал волю своему

негодованию:

— Нуг кто так делает?! Это же чистейший анархизм,,

матушка-стихия! Да, да, не спорь! Не согласовав с

комитетом, не посоветовавшись, не увязав вопроса со мной,

предварительно...

— Погодите! — вмешался Чардынцев, строго глядя на

Точку, — вы спорите о форме, не выяснив содержания.

О чем обращение?

— О том, что они задерживают сборку первого

комбайна! — обозленно воскликнул Ибрагимов, показывая

рукой на сидящих. t

Стало тихо.

Слова Ибрагимова прозвучали как оскорбление, как

пощечина, но каждый понимал — пощечина заслуженная.

Встал Яша Зайцев, решительно откинув назад голову:

— Я предлагаю этот вопрос заслушать первым!

—- Правильно!

— В первую очередь!

Кругом одобрительно зашумели.

— Тише! — поморщился Точка, — мы еще собрания не

начали...

—• Начинай! — требовательно крикнули несколько

голосов.

В президиум избрали комсорга, Яшу Зайцева, Добры*

вечера и по предложению Наташи — Чардынцева и

Луговую.

На повестке дня были вопросы: о ликвидации

отставания цеха и о взятии шефства над колхозной

стройкой.

ф-444 - 20 305_

Первым выступил Ибрагимов:

— Товарищи комсомольцы! — волнуясь и не зная куда

деть руки, начал он заранее подготовленное обращение,

но, увидав ехидную улыбку Павлина, вспылил и,

сбившись, стал говорить теми словами, что приходили сейчас,

на собрании: — Не понимаем мы, что сталось со

вторым механическим! Будто не молодежный цех, а... дом

престарелых!

Точка возмущенно поднялся:

— Это оскорбление целой организации! Подрыв

авторитета! Здесь присутствует несоюзная молодежь... Я

прошу товарища Чардынцева, как представителя

парткома...

Собрание дружно загомонило:

— (Какое тут оскорбление? Листая правда!

— Правда схожа с луком: от нее глаза прослезятся,

и соринка — вон!

— И беспартийным не мешает покраснеть от стыда!

— Продолжай, Ибрагимов!

Подперев рукой широкий волевой подбородок, Чардын-

-цев молча оглядывал комсомольцев. Как губка впитывает

влагу, он вбирал в себя все: и горячие возгласы собрания,

и тревожно бегавший взгляд Точки, и подвижное,

подернутое тенью досады лицо Наташи.

— Собрание началось лучше, чем мы предполагали,—

тихо сказала Тоня Чардынцеву. Он- утвердительно кивнул

головой.

На лице Ибрагимова блуждала тень смущения и

одновременно обиды за неудачливую судьбу комсомольцев

второго механического цеха.

— Подумайте только! — продолжал он. — На всем

заводе идет борьба за первый комбайн, за то, чтобы

быстрей собрать и испытать его, а здесь — тишь болотная,

сонное царство! Только гудок будит вас, чтобы домой