— Чудесно! — поддержал Николай Петрович. —

Собственно это же самое привело и меня в вашу обитель.

Лицо Добрывечера стало настороженным.

298

Бакшанов вначале хотел выждать, когда уйдет

Рубцов, а потом решил, что пожалуй будет лучше вести

разговор при Рубцове — у него тоже дела не блестящи.

— Меня интересует, Иван Григорьевич, сколько

зарабатывают у вас рабочие.

Добрывечер изумленно вскинул брови, взялся за

телефон:

— Сейчас позвоню бухгалтеру, нехай даст справку.

— Не надо, — остановил его

Бакшанов,—любопытно, — зиает ли о заработках рабочих начальник цеха, а

не бухгалтер.

— Гм... примерно...

— Не примерно, а точно! Не удивляйтесь, Иван

Григорьевич, что главный конструктор занимается не своим

делом. Я пришел к вам как член партийного комитета.

— Точно не знаю, — сказал Добрывечер.

— Плохо. Заработок рабочих открыл бы вам глаза

на многие неполадки. Поинтересуйтесь, почему у вас

мало зарабатывают молодые рабочие. Вероятно

потому, что они плохо знают технику? Так? Стало быть, их

надо учить.

— Школу открывать мне недосуг, Николай Петрович.

Надо программу выполнять, — возразил Добрывечер.

— А вы ее всегда выполняете?

— Иногда срываемся., — вздохнул Добрывечер.

— Вот потому и срываетесь, что не учите рабочих, не

воспитываете их.

Добрывечер зевнул, осторожно прикрыв рот широкой

ладонью.

— Я вижу, разговор становится скучным, — жестко

сказал Бакшанов. Добрывечер невольно подтянулся.

— Соберите мастеров участков и коммунистов цеха и

скажите, чтобы мастера явились со списками * рабочих,

где была бы проставлена заработная плата каждого

человека.

— Хорошо, — нахмурившись, проговорил Добрывечер

и медленно вышел из конторки.

Рубцов сидел молча, опустив голову. Потом, чувствуя

на себе взгляд Бакшанов-а, выпрямился и взволнованно

заговорил:

— Вы бранили нас...

— Я о вас ничего не говорил, — лукаво усмехнулся

Бакшанов.

299

— Я принял это и на свой счет. Такое же положение

и у нас в цехе. Вы говорили, Николай Петрович, что не

занимаемся мы воспитанием рабочих! Правильно! Но

ведь и нас, начальников цехов, тоже надо воспитывать.

А наше воспитание ограничивается лишь «разносами» на

«диспетчерках». • -„,

— Согласен, — ответил Бакшайов,

В кантору цеха, смущенно ' докашливая,

мастера.

***

Иногда случается в жизни такое, что В йё Поймешь,

с чего у тебя вдруг закипела душа, и ноша уже не

тяжела, и дали зовут, машут алыми цветами зари.

Тоня едва дождалась рассвета и, торопливо выпив

стакан чаю, пошла на завод. Она хотела обойти цех,

когда там никого не будет: так легче сосредоточиться^ на

главном. Она была уверена, что теперь посмотрит на все

иными глазами, будто сразу прибавилось в них

зоркости.

В трамвае она встретилась с Петром Ипатьевичем.

— Куда вы так рано? — искренно удивилась Тоня.

— Туда же, куда и ты, товарищ Луговая, — ответил

старик. — Задал нам Чардынцев баню! Отступили от

партийной линии. А? Повернулся же язык у человека,

светлый месяц!

— Что ж, он прав, — отозвалась Тоня.

— Бранить — нет ничего проще, это умела и моя

теща. А попробовал бы он сам...

Тоня хотела возразить, но поняла, что старик ворчит

только оттого, что безжалостно уязвили его гордость.

— Работали, на собрания аккуратно ходили, за год,

пожалуй, дюжины две резолюций приняли, а главного-то

и не видали. Главную резолюцию Алексей Степаныч нам

ВЫЛОЖИЛ. ;

— А вы как... голосуете за или против? — спросила

Тоня.

^ — И за и против! — ответил Петр Ипатьев-ич. — Ругал

за дело. С начальником цеха в одной упряжке под гору

катились.*. Что верно, то верно! Но зачем же, Антонина

300.

Сергеевна, говорить, что мы отступили от партийной

линии? Разве так можно? Чай, не первый год я в партии,

светлый месяц!

— Вот вы обижаетесь, Петр Ипатьевич, а действуете,

откровенно скажу, неправильно. Голосуете и за и против,

а вернее — ни за, т лрютив. Обиделись на Чардындева,

а промолчали, прямо ему не сказали...

— Как я действую,— это мы еще увидим!—отрезал

Петр Ипатьевич, не замечая, как Тоня силилась сдержать

улыбку. — Сынок мой тоже подбавил жару. Какая у зас

заработная плата на участке? Ишь ты! А у нас, светлый

месяц, за это душа не болела^..

На завод они явились не первыми. В редеющей

полутьме еще спавшего цеха ярко светилось широкое окно

конторки Добрывечера.

Заслышав шаги, он быстро встал из-за стола и вышел

навстречу,

—¦ Здравствуйте, товарищи! — весело сказал он,

пожимая им руки, будто знал заранее, что они придут

чуть свет, и нетерпеливо дожидался их прихода. —

Давайте обмозгуем, як будем ставить цех на ноги.

Тоня взглянула на его гладко зачесанные назад

волосы, аккуратно повязанный галстук под белым воротником

Шелковой рубашки, на его твердое, утратившие прежнюю

угрюмость, лицо и с невольной радостью подумала:

«Похоже, наш начальник уже поднимается на ноги».

— Иван Григорьевич, — сказала она с нарочитой

деловитостью в голосе, которая, однако, плохо скрывала

волнение.—Мне кажется!/ надо сначала посмотреть все

- Хозяйство' цеха.

— Разйе мы его не знаем? — поднял брови Добры-

Вечер.

4 — Иными глазами посмотрим, — подчеркнула Тоня.

~ AraV понимаю! До сих пор глядели зажмурившись.

Хлопнула дверь, пропуская Ваню Никифорова. Он

подошел под мелодичный перезвон медалей, подтянутый,

свежевыбритый.

— Разрешите пристроиться? — громко спросил он и

поздоровался со всеми sa руку.

— С чего это &ы вырядились сегодня, товарищ

Никифоров? —улыбаясь; заметил Добрьгвечер.

— Имею интерес сопровождать начальство, — сказал

Ваня, лукаво блеснув темкьши глазами. — Ничего не

№

поделаешь, — фронтовая привычка. На войне я

ординарцем быш.

Они медленно пошли по цеху.

Тут и там валялись заготовки, ящики. Под ногами

пружинили стружки.

Высокие окна были густо запорошены пылью.

— А ведь сразу видно, что в нашем доме порядка

мало, — обернулась Тоня к Добрывечеру. — Придется

начинать с генеральной уборки.

— Э! Не в том загвоздка! —нетерпеливо отозвался

Петр Ипатьевич. — Главное — в станочном парке.

Прикиньте, сколько у нас ежедневно болеет станков—с ума

сойти можно! Доведисьэто на Анну Сергеевну, сестрицу

твою,— она бы тут такой тарарам подняла — страх! А мы

ничего... Выдаем бюллетени на ремонт... Будто так и надо!

— Кто же выдает бюллетени? —строго спросила Тоня.

— Я выдаю! Без разбору. Всем, кто ни попросит, —

глухо ответил Петр Ипатьевич. — Оттого и завел я

разговор, что на совесть" у меня камень нынче лег. Прав Чар-

дынцев! По старинке я работал. Беспартийно!

— Шибче бей себя кулаками в грудь, Петр

Ипатьевич! — сказал Никифоров, подмигнув Тоне и

Добрывечеру.— Может, искру высечешь, чтоб огонь запалить.

— И запалю! — решительно -вскинул брови Петр

Ипатьевич. — А твои шутки не к месту, светлый месяц! ~

— Что же вы предлагаете?—опросил Добрывечёр.

— Продумать надо. Все как есть продумать. От

начала до конца.

— А пока еще не надумали?

— Нет, — смущенно признался Петр Ипатьевич.

— Что, дед? — захохотал Никифоров. — Не искрит?

А то — за-па-лю!—он перестал смеяться, увидев, как

ссутулился весь, потемнел Петр Ипатьевич. — Погляжу

я на наш цех, товарищи, и вспоминается, как в сорок

первом дивизия наша отступала... Отходим злые,

усталые, раненььх на себе тащим.

И вот у одной деревеньки, до сих пор помню —