294

протянул Чардынцев. Потом, резко и требовательно

глянув им в глаза, весь -подтянувшись, словно взведя какую-

то внутреннюю пружину, стал забрасывать их колючими,

беспощадными словами: — и вы свою миссию сочли на

этом оконченной? Побеседовали — не помогло-, даже

побранились, тоже не помогло, чего же от вас еще требо>-

вать? Так я вас понял?

— Так, — тихо ответила Тоня, чувствуя, что они,

должно быть, не сделали самого главного, а в чем заключается

это главное — они с Бакшановым так и не знают.

— Вы извините меня за прямоту, в таком деле иначе,

нельзя, вы отступили от линии партии, не боролись за1*

нее!

Тоня обиженно скосила глаза, в ниточку вытянула

губы.

Петр Ипатьевич остановил на Чардынцеве

озадаченно-неодобрительный взгляд.

— Круто, круто, дорогой товарищ, берете! Сказал

тоже, светлый месяц, отступили от линии! Да я за линию'

партии сорок лет боролся!

— А здесь отступили. Вы поплелись в хвосте, а

коммунист тот, кто идет впереди масс и ведет их за собой. —

Чардынцев хотел глубоко вздохнуть, но в груди остро

закололо.

— Вот я привел слова Кирова... Почему Киров так

сказал? Разве один коммунист мог бы удержать

Астрахань? А потому он так сказал, товарищи дорогие, что

твердо знал: там, где есть хоть один коммунист, там

вокруг него собираются массы, ибо коммунист — это вожак,

боевой организатор масс. Что же сделали вы, Луговая, й

вы, Бакшанов? Помогли вы комсомольцам организовать

соревнование? Объединили вы рабочих в тесный, сплочен-5

цый коллектив? Смотрели ли вы на свою работу понпар-

тийному?

Тоня виновато пригнула голову. Глубокая морщинка

задумчивости проступила меж бровями. Слова Чардын-

цева вначале обидели ее, а потом удивили.

В самом деле! Ведь все, что он сказал, она знала сама-:

.и про обороиу Астрахани читала, и Краткий курс истории

партии изучала.

Но почему по-новому взглянула она теперь на

неприглядные дела в цехе, на Добрывечера и на коммуниста —

Антонину Сергеевну Луговую?

295

Почему зажглась в ней неудержимая охота

приглядеться к каждому рабочему — на что он способен, что в

нем самое лучшее, самое дорогое?

Почему родилось в ней желание сейчас же, не уходя

домой, разобраться — так ли расставлены люди, так ли

размещены станки?

Она внимательней, чем прежде, глянула в лицо Чар-

дынцеву: высокий, покрытый испариной лоб, глубокие,

под темной зарослью бровей серые глаза — то с

солнечными блестками улыбки, то с холодной рябью гнева..,

— Считайте наш сегодняшний разговор первым

партийным собранием, — сказал Чардынцев.

Парторгом избрали Тоню.

Работа Николая Петровича над проектированием

истребителя подходила к концу. Это была уже не та

машина, какую он предложил семь лет тому назад. Критика

Николая Николаевича Поликарпова пошла на пользу.-

Пригодился и опыт отечественного самолетостроения

послевоенного времени.

Реактивный двигатель, развивающий колоссальную

мощность по сравнению с самыми лучшими марками

поршневых моторов, давал крылья смелому замыслу

Николая Петровича.

Поездки в лучшие научно-исследовательские

институты страны, консультации с видными конструкторами

укрепили в нем уверенность, что теперь, наконец, его

работа должна увенчаться успехом.

Оставались нерешенными лишь две небольшие

задачи — конструкция сиденья пилота и улучшение

механического сбрасывания фонаря.

Но Николая Петровича отвлекали разные заводские

дела. Короткий разговор с Лизой после партийного

собрания не выходил из головы.

В глазах Лизы было тогда такое выражение тревоги,

что Николай Петрович понял: разлад Лизы и Добрывече-

ра значительно глубже, чем он предполагал.

Наутро, не заходя к себе в конструкторский отдел,

Николай Петрович отправился во второй

механический цех,

296

У широкого револьверного станка стояла Лиза. Легкая

синяя косынка мягко обнимала густые темные волосы.

Увидав Николая Петровича, она поздоровалась, тотчас

покраснела, и ему показалось, что выражение ее лица

примерно означало: «Я знала, что вы придете. Вы очень

нужны нам».

— Отказал насос охлаждения, — сказала Лиза,

показывая почему-то не на станок, а на коренастую, с

опечаленным розовым лицом девушку. — Будь на участке

запасной станок, обошлось бы без простоя.

Николай Петрович и Лиза пошли по цеху.

— Я предлагала /Гобрывечеру,— продолжала Лиза,—

на каждом участке иметь по запасному исправному

станку,— не согласился. «Слишком большая роскошь!» А

семьсот часов простоя в месяц — не роскошь?

«По фамилии называет. Ссора зашла далеко. Но ведь

с запасным станком она права, честное слово, права».

Лиза пристально поглядела на Бакшанова и, подавляя

нерешительность, сказала:

— Сейчас я покажу вам вещи, которые объяснят нашу

беду, вернее ее причину.

Она подошла к кладовой и распахнула дверь* Навалом

от пола до потолка лежали коленчатые валы, шатуны,

шестерни.

— Это брак. И знаете чему он равен? — семимесячно*

му заделу цеха.

Николай Петрович нервным движением поправил очки

и, кашлянув, проговорил:

— Печально. Очень печально. Но это, по-моему, нЬ

причина, а следствие.

Лиза не сводила с Бакшанова резкого, почти

обозленного взгляда.

— Причина в том, что мы не учим людей, не

воспитываем их. А у нас в основном — молодежь.

— Кто ж вам мешает учить людей?

Лиза задумчиво подняла левую бровь.

— Я говорила нашим коммунистам: давайте выделим

двух лучших токарей и поставим их инструкторами, пусть

учат молодых рабочих. Согласились. Пошли к Добрьи-

вечеру, так он знаете что ответил? — «У вас, милые,

преподавательский зуд, поступайте в педагогический

институт».

297

— И вы полагаете, Елизавета Петровна, что Добры-

вечер безнадежен? — тихо спросил Бакшанов.

— Нет! — вскинула голову Лиза. — Его испортил, не

удивляйтесь, стиль работы Семена Павловича. Стиль

выдающейся личности. Ведь наш директор все стремится

сделать сам и, надо отдать справедливость, пока всюду

поспевает. И Добрывечер, влюбленный в Семена

Павловича, подражает ему. По-моему, это очень плохой стиль,

Николай Петрович. Сегодня сорвался Добрывечер, а

завтра ие спасут и директора его «выдающиеся

способности».

Бакшанов покраснел от неловкости и изумления.

«Как плохо еще мы знаем людей!—думал он. — В

своем докладе я говорил, что не слышно технолога во

втором механическом, а сегодня приходится убеждаться

'б обратном».

— Мне кажется, вы больше других способны

воздействовать на начальника цеха, — проговорил Бакшанов,

улыбнувшись.

— Нет, Николай Петрович. Не слушает он меня..,

— Где он, кстати?

Лиза махнула рукой в- сторону конторки.

— У себя...

Потом взяла Бакшанова за руку и, глядя на него с

выстраданной надеждой, горячо зашептала:

— Поговорите с ним, Николай Петрович. Он вас

очень уважает...

У Добрывечера сидел Рубцов. Оба приветливо

поздоровались с Бакшановым. Он зорко пригляделся к

молодым инженерам — лица у них были возбужденные, на

столе лежали какие-то бегло вычерченные карандашом

схемы.

— Я, кажется, прервал вашу беседу. Если не

ошибаюсь, вы снова занялись изобретательством. Нечто вроде

«Доруба», а?

Добрывечер засмеялся:

— Борис пришел ко мне с повинной. «Зря, говорит, я

св-алил на тебя в.ину на диспетчерке. Чем подводить друг

дружку,—давай работать в контакте! Он теперь

заместителем у Быстрова.