опыт другим? Или в секрете держите?

Глеб пригнул упрямую, лобастую голову:

— Пускай другие шевелят мозгами и догоняют... На

то и соревнование!

«Паренек хороший, но, кажется, испорчен славой», —

подумал Чардьшцев.

— Вы комсомолец? — спросил он. Глеб кивнул. —

Комсомольцу так рассуждать не пристало.

— В том-то и дело, что я, дорогой товарищ, не

рассуждаю, а работаю!

— Остро! — засмеялся Чардьшцев. — Критика в мой

адрес правильная. Больше отрывать от работы ни вас,

ни других не стану.

Смех Чардынцева обескуражил Глеба. Он был

уверен, что Чардынцев обидится, и уже в душе «бранил себя

за бездумную горячность.

Желая смягчить впечатление от проявленной им

грубости, Глеб произнес примирительно:

— Не обижайтесь. Я не имел в виду.,.

— Не обижусь, даже если и имели в виду, —

перебил его Чардьшцев, — потому что правильно. А вот вы,

боюсь, обидитесь от того, что скажу я сейчас.

254

— Говорите! — пылко отозвался Глеб, готовый в

ответ на великодушие Чардынцева выслушать от него, не

обижаясь, самое обидное.

Алексей Степанович прямо глянул ему в глаза и

сказал:

— Вам нужно попросить, чтобы ваш портрет

перевесили на другую стену.

— Почему? — не понял Глеб.

— Реже будете на него глядеть...

Глава четвертая

Наташа работала с Глебом уже третий месяц, и хотя

молодой учитель часто хвалил ее за сметливость и

говорил, что на днях ее поставят на самостоятельную

работу, она с тревогой признавалась себе, что не готова

к этому.

Может быть, как ни странно, тому виною был сам

Глеб. Не то, чтобы он плохо объяснял секреты токарно-

го мастерства, нет, наоборот, не жалея времени и труда

обучал он Наташу любимому делу. Но Глеб подавлял ее

гордость и самолюбие своей прямо-таки виртуозной

умелостью.

Наташа не раз восхищалась умением Глеба все

делать быстро и красиво. Наладить ли станок, наточить ли

резец, выточить ли какую-нибудь замысловатую деталь—

все это давалось ему легко, делалось с озорной

усмешкой. Она любила в нем эту талантливость, это уменье,

эту гордую усмешечку. Ей нравилась даже манера

Глеба подражать директору, когда, сразу становясь

серьезнее, Глеб, сдвинув брови, набивал кривую трубку

табаком, потом подносил зажженную спичку и тянул

ртом, целиком поглощенный этим занятием.

Однажды вечером в заводском саду, когда они

вышли к заветной скамейке, Глеб сказал, пряча в темноте

улыбку:

— Завтра будешь работать одна.

Рука Наташи дрогнула в его руке.

— Глеб...

— Ничего, ничего. Ты уже хорошо освоилась с

работой.

С реки потянуло холодком. Ветер закачал молодую

березку. Смутно белея в темноте, тонкая и гибкая, она

25д

скороговоркой залопотала листьями, негодуя на

приставанья ветра.

— Я боюсь... — тихо произнесла Наташа и зябко

поежилась.

Глеб обнял ее, прижал к себе. Наташа слышала, как

сильно стучало его сердце.

— Никогда не бойся, Наташенька... Смелость —

половина успеха.

— Я вижу, ты убеждаешь маня в этом не только

словами!.. — тихонько ужалила Наташа, мягко

высвобождаясь из его объятий.

— Нет, я говорю серьезно,— продолжал Глеб.—

Смелость — это движение вперед. Трус боится риска, идет

проторенным путем и, по существу, движется по

замкнутому кругу. Вот я обучил тебя, Наташа, точить болты.

Операция простая, ты к ней уже привыкла и тебе

хочется точить болты и только болты. Не правда ли? Опасное

желание! Почему? Потому что ты пошла по замкнутому

кругу.

Наташа прикрыла глаза. Глеб говорил хорошо,

говорил умно. Хотелось прижаться к нему, услышать енова,

как стучит его сердце, но она не шевельнулась и тихо

проговорила:

— Тебе легко быть смелым: ты хороший токарь и

можешь взяться за любую деталь.

— Быть смелым — никому не легко,— возразил Глеб.

С другого конца сада послышалась музыка.

•т- Пойдем танцевать! — воскликнула Наташа и

звонко, с каким-то облегчением засмеялась.— Хочу

кружиться, кружиться!..

„ На танцевальной площадке было тесно, но никто,

казалось, не испытывал неудобства.

— Привет стахановской школе! — крикнул долговя-

- зьий слесарь из ремонтной группы Павлин Точка,

подмигивая Глебу. — Заеятия с семи вечера до часу ночи!

Оркестр казенный, подметки свои!

— Здравств1уй, Точка! — улыбнулся Глеб.

— Был точкой, стал точкой с запятой!

— Чего так?

— Женюсь.

Горохом рассыпался по площадке смех.

Точка был навеселе, в этих случаях с него всегда

спадала напыщенность и павлинья важность, с какими

256

он исполняет обязанности секретаря цеховой

комсомольской организации.

Танцуя с маленькой своей партнершей, он вертел

головой, отпускал реплики иалево и направо,

приветствовал знакомых и никакого внимания не обращал на

девушку, которая, уткнувшись белокурой головкой в его

широкую грудь, покорно следовала за его движениями.

Глеб и Наташа выждали, пока появится разрыв

между танцующими парами, и вошли в круг. Наташа то

тихонько напевала, мечтательно полуприкрыв глаза, то

умолкала, когда они начинали кружиться.

Она видела тогда перед собой лишь два синих-синих

огонька, от которых плавилась ее душа.

Солнечными бликами играло на лице Глеба счастье...

— Хорошо! — с чувством сказала Наташа, когда

оркестр умолк и они сели на скамейку вблизи от

танцевальной площадки. — Мне кажется, даже став

старушкой, я все равно буду ходить на танцы.

— А что скажет старичок? — спросил Глеб.

— Ну, разумеется, вместе со

старичком,—рассмеялась Наташа.

По аллее шел Ибрагимов вместе со стройной

девушкой в голубом шелковом платье и светлых кремовьих

туфлях с очень высокими каблуками. Девушка показалась

Наташе знакомой. Ну, конечно! Это же секретарь Добры-

вечера — «девица с характером».

На какую-то минуту установилась в парке тишина:

умолк оркестр на танцевальной площадке, не слышались

голоса гуляющих по аллеям людей, только тихо

шептались листья тополей и кленов

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло".

Только мне не плачется — на душе светло, —

задумчиво продекламировал Глеб.

— Есенин, — укоризенно бросила Наташа.

— Что ж, что Есенин? Таланта в нем — море!

— Но и ныпгья да пьяного надрыва не меньше.

— А ты плохое отбрось и возьми у него светлую

песенную щедрость.

— Нет, йоэт не склад, не каптерка с разными

вещами. Поэт — учитель, пример для подражания. И если раз

O-444 - 17 257

я увидела в нем дурное, мне незачем искать, где в нем

захоронено хорошее. Он потерял уже к себе доверие.

— Не согласен! — воскликнул Глеб, сверкнув

горячими глазами.

— Привет Наташе и Глебу! — поздоровался

Ибрагимов.

— Здравствуй, Фарид!

Наташа приветливо замахала рукой. Глеб

сдержанно кивнул.

— Наташа, не забудь: в субботу играем.

— С кем, Фарид?

— Со «Спартаком». У них команда сильная!

Глеб незаметно вздохнул.

Неприязнь к Ибрагимову холодком просочилась в

душу. Сделав круг, Ибрагимов снова прошел мимо них.

Он что-то рассказывал девушке, а та, плохо слушая,

полунадменно прищурившись, разглядывала Наташу.

Потом она резко повернула голову, тряхнув сережками,

и смело глянула в глаза Глебу.

Глеб быстро отвел взгляд: так отдергивают руку,

когда нежданно опаляет ее огнем. Девушка, шедшая с

Ибрагимовым, звонко расхохоталась, откинув назад

голову; серебряные сережки дразнили и выплясывали у