повернулся к Наташе, спросил: — Ты на какой участок

думаешь проситься? Не к Глебу, случайно?

Наташа смущенно поджала губы, отвела глаза.

Потом, пересилив минутное замешательство, круто

повернула голову к отцу:

— А почему случайно? Не ты ли мне сам хвалил

бригаду Глеба? — Наступил черед смутиться Петру

Ипатьевичу: он не ожидал такой прыти от Наташи.

— Так-то оно так, — неопределенно затянул Петр

Ипатьевич. — Парень он хоть куда... Да только...

петушиный больно у него характер!

— Что же, хорошо. Бригадиром нельзя быть с

характером курицы.

— Да нет, видишь ли... Собственная персона у него

на первом плане. Я, да я, да сызнова я! Рабочей,

понимаешь ли, скромности маловато.

— Ты мне об этом прежде не говорил, — задумчиво

отозвалась Наташа.

— А ты прежде не спрашивала, — хитро

прищурился отец. — Вот ты сказала: «Я, мол, ищу...» Но нужно,

милая моя, знать, что ищешь. И нужно очень хотеть

найти,..

— И ты с мамой заодно! — с обидой в голосе

бросила Наташа. — Будто я уж такая глупая девчонка.

В ее глазах увидал Петр Ипатьевич сполохи того

огня, что живет в людях сильных и верных душой. Он

резко поднялся со стула и, шагнув к Наташе, взял ее

за руки:

— Я — заЬ Благославляю и верю в тебя, дочка!

Марфа Ивановна вышла из комнаты, сердито

хлопнув дверью. Оба разом—'И Петр Ипатьевич и Наташа—

раскатисто рассмеялись...

Так выглядела размолвка Наташи с Марфой

Ивановной.

А время двигалось до того медленно, что Наташа не

поверила часам и включила репродуктор. Но молчание

гюпрежнему нарушалось только сонными посвистами

Петра Ипатьевича да полным достоинства, уверенным

тиканьем будильника. До гудка оставалось еще целых

сорок минут.

239

Где-то вдали задумчиво, «может быть еще не

проснувшись, пропел петух. Ему тотчас, будто эхо, откликнулся

скрип отворяемой калитки. Наташа молча засмеялась:

калитка кукарекнула самым естественным образом.

Первый рабочий день начинался весело. Всю

минувшую неделю Наташа оформлялась на завод: заполняла

анкету, писала автобиографию, фотографировалась.

Анкета и после того, как Наташа поставила свою

подпись, казалась незаполненной: Наташа, к сожалению,

не участвовала ни в одном из исторических событий*

потрясавших мир: Октябрьской революции,

гражданской войне, Великой Отечественной войне. Правда,

учась в школе, Наташа преобразовала кружок

рукоделия, где прежде делались цветочки и кружева, в кружок

помощи фронту—девочки стали шить -белье для бойцов

Советской Армии, но это не давало ей, конечно, права

считать себя участницей Отечественной войны.

Автобиография и вовсе оказалась до смешного короткой:

родилась в таком-то году, у таких-то родителей, поступила

в школу, окончила ее. Все.

— Не густо, — сказал работник отдела кадров,

молоденький паренек, прочитав ее.

— А у вас гуще? — сузив глаза, спросила Наташа.

Паренек покраснел и смущенно нахохлился: удар был

меткий...

Наташа еще с вечера выгладила простенькое, но

очень ладно сшитое коричневое платье, почистила туфли

на низком каблуке. Теперь, поглядевшись в зеркало,

Наташа не удержалась от соблазна приладить к платью

белый кружевной воротничок —• она привыкла к нему за

школьные годы. Потом долго старательно заплетала

косы и соединила их так, что они легли двумя тугими

полувенками на шее.

Наташа вспомнила, как однажды, когда ей было

года четыре или пять, она, услышав гудок, спросила отца:

— Кто это?

— Завод, — ответил отец.

— Что ж он так громко кричит? Он, верно,

великан?

— Великан, Наташенька.

— И злой, верно?

— Нет, Наташенька, добрый.

— А чего он кричит, раз добрый?

240

— Это он дает знать людям, что началось самое

важное: труд!

С тех пор, заслышав гудок, Наташа говорила:

— У-у... дядя Завод кричит.

Наташа усмехнулась милому воспоминанию и,

пройдя в спальню, осторожно приблизилась к Петру Ипатье-

вичу, зажала ему двумя пальцами нос.

Петр Ипатьевич дернул головой и открыл глаза:

— Уже собралась? Ну, ну, в добрый час...

Высоко летали птицы, предвещая ясный день.

Свежие потоки воздуха мягко коснулись лица.

Наташа шла молча, но в груди, не утихая, звучала

музыка.

Она идет на работу! И вместе с ней идет приемный

отец, идет Глеб, идет Ибрагимов, идут все

замечательные люди, о которых не раз рассказывал Петр

Ипатьевич. Она так полюбила этих людей, что сознание

предстоящей работы с ними доставляло ей неизъяснимую*

радость. Она быстро изучит токарное дело. Это же не

так сложно. Главное — захотеть, очень захотеть, как

говорит Петр Ипатьевич. И потом, Глеб ей поможет. Он

лучший токарь цеха. И он вообще славный. Петр Ипатье-

вич сказал, что Глеб слишком петушится. Вот она

овладеет токарным станком и обгонит, непременно

обгонит Глеба. Тогда посмотрим, как полетят с него

петушиные перья. У Наташи тоже есть характер, и она умеет

добиваться цели!

— Ты почему, светлый месяц, попросилась в цех

Добрьивечера? Выбрала б какой-нибудь передовой... —

проговорил Петр Ипатьевич.

— Интересней вытягивать отстающих, — задорно*

ответила Наташа.

— Вытягивать! Хо-хо!—затрясся он в неудержном

смехе. — Тебя самое вытягивать за уши надо—учить да

показывать.

'— Ничего, в ученицах не засидимся.

— Шустра, матушка, шустра! — хохотнул старик.

Потом спросил, метнув в нее взглядом, снова норовя-

застигнуть врасплох:

— А.все же кто присоветовал тебе пойти к Добры-

вечеру? — И тут же, словно прицелившись: — Глеб?"

Наташа подняла глаза — веселые, полные озорной1

смелости:

Ф-444-16 241

— Глеб. — Лицо ее залилось румянцем, но она не

опустила глаз: от приемного отца .у нее не было тайн.

Петр Ипатьевич молча жевал ус...

Его внезапное молчание вызвало в Наташе треволу.

Что скажет ей Добрывечер? Как встретят ее рабочие?

Не затянется ли и впрямь ее токарное обучение и не

покажет ли она себя несмышленой на работе? Не слишком

ли Mrforo в ней самоуверенности? Все эти вопросы вдруг

заворошились в ее голове, омрачая так чудесно

начавшееся утро.

В проходной Наташа с независимым видом

предъявила пропуск по-медвежьи большому и грузному

охраннику с лихо закрученными усами на загорелом лице.

На животе у него болтался крохотный коровинский

пистолет, словно по законам контраста подчеркивая всю

громоздкость своего хозяина.

То ли оттого, что пропуск был совершенно

новеньким, то ли желая наглядеться на хорошенькую девушку,

охранник довольно долго вертел пропуск в руках и

глядел на Наташу так пристально, что она не без испуга

спросила:

— Что-нибудь не в порядке?

Охранник, будто разом стряхнув с себя не в меру

.обуявшее его любопытство, молодецки щелкнул

каблуками и, просияв, зычно ответил:

— Наоборот! Порядок — на все сто!

«Чудак!» — отметила про себя Наташа и одарила

-его снисходительной улыбкой.

Петр Ипатьевич подождал ее и, когда они подошли

к механическому цеху, быстро проговорил:

— Пойдем вдвоем к Добрывечеру.

— Не надо, — остановила его Наташа,—я не

маленькая и не нуждаюсь, чтобы меня водили за руку. —

Гася прорвавшуюся вспышку излишней резкости, мягко

добавила: — Иди, папа, работай.

— Ну, девка!—сказал Петр Ипатьевич тоном не то

порицания, не то одобрения и, покачав головой, пошел

к себе, в пристройку слесарной мастерской.

-В темном тамбуре цеха Наташа едва не столкнулась