одновременно.

— Сегодня у нас опять отчудили...

Слово «отчудили» еще ничего не проясняло — оно

могло одинаково относиться и к плохому и к хорошему

событию на заводе.

Наташа захлопывала учебник, а Марфа Ивановна

останавливалась посреди комнаты, продолжая держать в

руках то, с чем заставало ее восклицание мужа.

15* 227

Петр Ипатьевич садился на краешек стула и мягким

голосом певуче начинал:

— Ибрагимов-то, светлый месяц! Рационализаторское

бюро подсчитало, сколько кто за год экономии дал. И

получилось по самым наиточнейшим подсчетам... У нас

этим делом инженер Сурков занимается, у-у, до чего

дотошный мужик: за каждой наипоследней копейкой, ровно

поп за прихожанами, гоняется. Давеча...

— Ну, подсчитали, — нетерпеливо вставляла Наташа,

не давая ему укдоняться в сторону.

— Подсчитали, светлый месяц! И вышло, что

Ибрагимов дал заводу чистой экономии... — Он обводил жену и

Наташу предупреждающими глазами:—Сто тысяч

рублей!

Он умолкал, проверяя,"какое впечатление произвели

его слова, и, не переставая улыбаться, продолжал:

— Из нашего, второго механического... два

молодца — Глеб Бакшанов и Яшка Зайцев дали годовой

экономии по семьдесят пять тысяч рублей!

Наташа слышала об Ибрагимове и Зайцеве уже не

раз. В ее представлении это были красивые молодые люди,

высокие, с серьезными, даже очень строгими глазами.

И потому в ней вызывали обиду хоть и восторженные,

но, по ее мнению, принижающие их слова Петра Ипатье-

вича:

— Невидные вроде пареньки, а сколько мозговитости

в себе содержат!

Глеба Наташа знала хорошо. Внук Петра Ипатьевича

часто приходил то за бреднем (он тоже был пристрастен

к рыбалке), то за паяльной лампой, либо бархатным

напильником. Наташа, теребя косички, задумчиво

склонившись, сидела над задачником.

Глеб нарочито громко разговаривал с Петром Ипатье-

вичем, «о Наташа, хоть и прислушивалась к голосам на

кухне, из своей комнаты не выходила. Она не могла

простить заносчивому мальчишке обиды, которую он ей нанес

однажды. Это случилось в Октябрьские праздники. В

доме главного конструктора завода Николая Петровича

Бакшанова собралась вся на диво большая семья. В

красном углу сидел прадед Ипатий Николаевич, степенно

поглаживая бороду и щурясь от счастья. Справа — дед

Петр Ипатьевич с бабушкой Марфой Ивановной слева

дед Сергей Архипович с бабушкой Анной Спиридоновной.

228

Потом — Николай Петрович и Анна Сергеевна, тетя Тоня

и наконец — правнуки Глеб и Наташа.

Захмелев от первой же рюмки — много ли старику

надо? — Ипатий Николаевич подозвал к себе правнуков

и, обняв их, заговорил ласковым баском:

— Ну, молодые люди, как собираетесь вы шагать в

жизни, — по узким закоулочкам, где тихо и дремотно,

либо по широкой дороге, а?

— По широкой! —дружно ответили правнуки.

— Ишь вы! — одобрительно крякнул старик. — Ну, а

кем хотите стать?

— Я — токарем!—ответил Глеб решительно.

— И я! —"поддержала Наташа.

Глеб насмешливо хмыкнул:

— Глупо! Девчойка не может бьить токарем.

— Может! — воскликнула Наташа и прикусила

задрожавшую нижнюю губку. — Может! Может!

Глаза Наташи наполнились слезами.

Все шумно засмеялись.

— Правильно, девка! — растроганно отозвался

прадед. — Держи курс на трудное, — крепче пустишь корни

в жизнь.

Наташа отказалась сидеть рядом с Глебом и

примостилась между Петром Ипатьевичем и Марфой Ивановной.

Теперь, слушая Петра Ипатьевича, Наташа вспомнила

об этом и строго свела брови.

Старик переходил уже к другому событию.

— Добрывечер сорвал подачу деталей на сборку. •

— Чего же его не снимут, Добрывечера-то? — гневно

сверкнув цыганскими глазами, спрашивала Наташа.

— Снять — дело нехитрое! Коню вожжа под ногу

попадет — сразу увидишь, а коли такое случится с

человеком — разглядеть мудреней.

— Ничего не пойму! — с досадой подергивала плечом

Наташа.

— То-то и оно, что и сам я не пойму, хоть и вместе с

ним позор делю. Добрывечер — инженер с большим поня-

.тием дела, а вишь ты — захромал, светлый месяц! —

сокрушенно вздыхал Петр Инатьевич и, закусив седой ус,

задумывался...

Наташа больше не мешала: может ему удастся найти,

на чем споткнулся Добрывечер.

229

Раз в неделю Петр Ипатьевич приносил заводскую

газету «Комбайностроитель».

Наташа с какой-то неутолимой жаждой прочитывала

все до последней строчки.

Завод привлекал ее своей могучей, интересной, полной

кипучих человеческих страстей жизнью.

Она хорошо знала многих начальников, инженеров,

передовых стахановцев., хотя никогда и не видела их,

радовалась досрочному выполнению плана и огорчалась

неудачам в том или ином цехе. Теперь, после сдачи всех

экзаменов, Наташа твердо решила пойти на завод.

В школьном зале духовой оркестр играл старинный

русский вальс. Нежная, ласкающая душу мелодия его

вначале была исполнена светлой печали, в которой

высоко-высоко, как птица в небе, сверкала мечта; потом все

быстрее и явственней мечта приближалась, мелодия

крепчала, ширилась и, наконец, выливалась в метельный,

искристый, неудержимый вихрь, отвечая настроению

Наташи.

Было и печально от того, что окончилось детство, и

вместе с, тем невыразимо отрадно: завтра начнется новяя

страница жизни.

Родители степенно-торжественно сидели на первых

скамейках, беседуя об отвлеченных вещах. Но каждый

отыскивал глазами среди шумных стаек выпускниц свою,

самую, казалось, взволнованную и счастливую.

И словно бы не от электрических ламп, щедро

зажженных б честь праздника, а от этих девочек в

коричневых платьях с белыми воротничками и фартуками

струился яркий свет.

На лицах учителей не было прежней строгости. Они

тоже волновались и глядели на непоседливых шустрых

выпускниц улыбчивыми глазами мастеров, закончивших

большую работу, словно говоря: «Ну, вот вы и выросли.

А мы сделали свое дело. Простите, если иногда кое-кому

от нас доставалось».

Раздался звонок. Он звучал теперь певуче и

трогательно, как прощание. Девочки примостились около

родителей: гостей было много. Наташа тесно прижалась к

Марфе Ивановне, взяла ее теплую, чуть шершавую руку.

Наконец поднялся занавес.

230

У стола президиума стояла дородная женщина с седым

полукругом по-молодому непокорно вьющихся волос.

— Это наш директор — Антонина Михайловна, —

шепнула Наташа, хотя Марфа Ивановна ее уже знала.

— Дорогие друзья! — начала Антонина

Михайловна.— Сегодня большой праздник. Сто юных советских

граждан оканчивают школу. Родина "наша богата

учеными, мастерами, умельцами, и все же каждый еовый

грамотный человек вызывает в ней материнскую гордость:

такова уж она, родина наша — неутолимая к знанию, к

добру, к счастью!

Зал громыхнул аплодисментами.

— Девочки, дорогие мои десятиклассницы! —

продолжала Антонина Михайловна. — Окиньте взглядом десять

минувших лет — десять прекрасных лет вашей жизни. Это

была яркая, большая, незабываемая жизнь! Но школа —¦

начало пути. Впереди — главное. Настоящий советский

человек, сколько бы ни было им пройдено, сколько лет,

полных труда и успехов, не оставалось бы за его плечами,

всегда считает, что главное, на что он способен, еще не

сделано, главное — впереди.

— Правильно!—громко сказал вдруг Петр Ипатье-

вич. — В самую точку!

Вспыхнувший было в зале смех потонул в новой волне

рукоплесканий.