прощанья.

Знакомство с Иваном, а затем замужество совсем

заставили было Лизу забыть о так неожиданно высказанной

страсти Виктора. Но он напоминал о себе настойчиво и

дерзко.

Получив диплом инженера, он оказался на заводе и

вскоре добился назначения на должность главною

технолога.

Он писал ей записки, звонил по телефону, выслеживал

ее на улице.

Во втором механическом Сладковский не показывался,

боясь возбудить подозрение у Добрывечера.

Виктор Васильевич Сладковский в минуты откровения

(разумеется, в разговоре с самим собой) любил поглядеть

на жизнь придирчивым оценивающим оком.

Жизнь, думалось ему, — это бурный, морской поток, в

котором люди мчатся, подобно камням. Постепенно, одни

быстрей, другие медленней, камни разрушает, обтесывает

едкая от соли вода и затем мелкой галькой выбрасывает

на пустынный берег.

Но если найти в неоглядной дали моря островок, та

можно избежать разрушительного воздействия волн.

Сладковский считал, что он принадлежал к редким в ны-

219

нешнем беспокойном мире мудрецам, нашедшим надежное

прибежище.

«Ну что за чудо такое Николай Петрович Бакшанов?—

вопрошал Сладковекий и, презрительно сощурясь,

отвечал: — Высокомерный инженеришка, возомнивший, что

он гениальный конструктор. Ему мало одного портфеля и

он лезет из кожи вон, создавая себе ореол

«незаменимого».

Что за чудо жена его Анна Сергеевна — всеобщая

любимица? Хитрая бабенка, умеющая залезть в душу тем,

от кого зависит продвижение по службе!»

Сладковекий слышал о ней непонятные вещи. В

прошлом году Анна Сергеевна отказалась от своего отпуска:

в заводском пионерском лагере трое детей заболели

скарлатиной. В лагере пионеров есть начальство, ему бы и

отвечать. Зачем влезать в это дело, зачем брать на себя

ответственность? Или о ней рассказывали, как, обнаружив

у одного из рабочих признаки рака желудка, она целую

неделю не приезжала домой обедать, исхудала,

изболелась душой — возила больного по клиникам, от

профессора к профессору и когда ее предположение

подтвердилось, — присутствовала при операции, потом после выхода

его из больницы назначила специальный режим лечения

и вот уже больше года наблюдает за этим злосчастным

парнем, будто за родным сыном.

Что это? Доброта сердца? Дудки! Пускание дыма в

•глаза, не более! «Завоебание авторитета»! Или вот Чар-

дьшцев. Вместо поездки в Сочи, остался на заводе.

Спрашивается, чего ради? Праведник он или

сумасшедший?

Ни то, ни другое. Потеряв место в армии, он хочет

выслужиться на заводе.

Обыватель и карьерист по характеру, Сладковекий

понимал окружавших его людей по-своему.

Когда на совещаниях у директора или главного

инженера возникал спор между начальниками цехов,

Сладковекий внутренне ликовал от удовольствия.

«Ну-ка, ну-ка, петушки, почешите клювы, а я погляжу,

как летят перышки».

С приходом на завод Чардынцева Сладковекий

почувствовал необъяснимую тревогу. Он избегал смотреть ему

в глаза, хотя с другими держал себя непринужденно при

всех обстоятельствах. Он боялся, безотчетно боялся, что.

220

Чардынцев сможет когда-нибудь прочесть в его глазах

все, что думает он о людях.

Однажды, встретив во дворе завода Бакшанову, Слад-

ковский вкрадчиво и с почти неуловимой язвительностью

спросил:

— Анна Сергеевна! Вы всегда так внимательны к

людям, так чутки. Отчего же оставили без опеки одного очень

больного человека?

— Кото? — всполошенно спросила она.

— Чардынцева, Алексея Степановича. С пулей в

легких ходит. Разъясните вы ему, что подлечись он сначала

и отдохни, — в конечном счете от него было бы больше

пользы. — Он склонился ниже, небрежно пробормотал. —

Надо беречь себя на будущее.

Анну Сергеевну бесил наставительный тон Сладков-

ского, в котором брезжило что-то нехорошее, похожее на

скрытую издевку.

— Беречь себя на будущее, — повторила она. И вдруг

повернулась и, глянув в его зеленоватые кошачьи глаза,

спросила: —А когда наступит это будущее для вас,

Виктор Васильевич? Когда вы перестанете беречь себя? Не

правда ли, оригинальное правило: я создан для будущего,

а другие пускай ворочают камни настоящего?

Сладковский на одно неуловимое мгновенье злобно

сощурил глаза и, гася редко посещавшую его вспышку

гнева, деланно зaxoxofaл:

— Ха-ха-ха! Ворочать камни настоящего! Это что,

новый способ лечения, Анна Сергеевна?

— Для таких, как вы, Виктор Васильевич...—она

попыталась побороть свое волнение, но не сумела и, дав

волю негодованию, продолжала:—Я за Чардынцевых,

за людей горячих, самоотверженных, думающих сначала

о деле, а потом о себе, а не наоборот! Только люди с

холодной кровью не понимают этого!

Сладковский картинно и одновременно обиженно

поклонился:

— Благодарю вас, Анна Сергеевна, за лекцию по

новейшей медицине.

Анна Сергеевна пошла к себе, в амбулаторию. Как не

избегала она подвергать испытанию свою выдержку при

разговоре с главным технологом, ей пришлось, наконец,

высказать ему все, чего он заслуживает.

221

Но вместе с тем в сегодняшнем столкновении она

услышала укор и себе. Если Алексей Степанович

забывает о своей болезни, о ней должна была помнить она,

Анна Сергеевна.

В самом деле, куда девалась ее чуткость, если даже

Сладковский заметил, что она забыла о Чардынцеве.

Ему дали комнату в новом восьмиквартирном доме

неподалеку от завода. Алексей Степанович приглашал ее

с мужем на новоселье, но она не пошла: Николай в тот

день вылетел в Москву.

Анна не спросила, нуждается ли в чем-нибудь Алексей

Степанович, как он организовал свое питание.

«Так ли поступают старые боевые друзья? — бранила

она себя, — я вместе с директором убедила Чардынцева

остаться на заводе, а теперь ничем не помогаю ему».

Анна Сергеевна сняла трубку телефона:

— Парткабинет. Алексей Степанович?

— Да. Здравствуйте, Анна Сергеевна.

— Алексей Степанович, вы чем сейчас заняты?

— Сооружаю щит: «Каким будет наш завод к концу

пятилетки». Интересно! Путешествие в будущее.

— Алексей Степанович, я очень прошу вас зайти $ нам

в амбулаторию. Срочное дело.

Анна Сергеевна насилу дождалась Чардынцева.

Когда он вошел, изо всех сил удерживая дыхание,

бледный, с ввалившимися щеками, Анна почувствовала,

как кровь прилила к лицу.

— Что случилось? — спросил он, отдышавшись.

— Пока ничего, но может случиться...

Она встала и подошла к Чардынцеву.

— Не понимаю, — недоуменно пожал он плечами.

• — Алексей Степанович! Вам надо сегодня же пройти

все исследования — рентген, анализ крови... Сейчас как

раз проходят осмотр рабочие вредных для здоровья

профессий.

— И это вы назвали срочным делом? — с веселым

изумлением спросил Чардынцев.

— Да. Мне не нравится ваш кашель. Раздевайтесь, я

вас послушаю.

— Анна Сергеевна... — запротивился он.

Она выпрямилась и, посмотрев ему в глаза тем

особенным, строгим и вместе заботливым и добрым взглядом,

который был ему издавна памятен, твердо проговорила:

222

— Я отвечаю за ваше здоровье, Алексей Степанович,,

здесь так же, как и там.

И такой теплотой повеяло от этого ее короткого «там»г.

что почудилось на минуту: осень. Лес в багряных

сугробах листопада. Глухие удары орудий и вопли ветра.

Дивизия ведет неравную борьбу, группировка противника

обтекает ее с обоих флангов. И Анна Сереевна, в короткой

зеленой шинели, тоненькая, похожая на подростка, низко