Причем тут новый дом? — И вдруг, догадавшись в чем дело,

быстро поднялся, блеснул глазами:— Так, значит, вы...

Поздравляю! Желаю вам долгой счастливой жизни!

Он крепко пожимал им руки. На их молодых лицах

заметно рассеивались тени неприятного разговора с Луни-

ным-Кокаревым.

— Значит, он отказывается дать вам квартиру?

— Отказывается! А мы просим только одну

комнату,— уже спокойнее проговорила Зоя. Из-под белого

платка выглядывали ее золотистые, празднично завитые кудри.

— Лунин-Кокарев — руководитель с большим

браком, — рассудительно сказал Сабир и положил на стол

заявление.

Чардынцев вызвал по телефону начальника ЖКО.

— Зайди на пяток минут.

Он повесил трубку и попросил молодоженов посидеть

в соседней комнате.

Лунин-Кокарев, небритый, с угрюмым взглядом узких

i4epHbix глаз, вошел в партком и, увидев Сабира и Зою,

недовольно повел бровями и сердито раскрыл дверь в

комнату секретаря парткома.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил

Чардынцев, протягивая Лунину-Кокареву заявление.

— Ничего! — шумно вздохнул Лунин-Кокарев, будто

подтверждая этим, что в его распоряжении не осталось не

только метра, но и сантиметра свободной жилплощади.

. — Посмотри хоть, кто пишет-то.

414

— Знаю! — отрезал Лунин-Кокарев, отворачиваясь от

заявления. — Молодая семья, счастливый брак, первая

любовь... Знаю! Слышал!

— Все-таки слышал? — улыбнулся Чардынцев,.

внимательно щурясь на Лунина-Кокарева. — А знаешь,

товарищ начальник, как на заводе называют твой отдел?

— Известно ка.к, ЖКО. Жилищно-коммунальный...

— Нет. Его называют: «Жди когда откажут».

— ^Конечно! — вконец обиделся Лунин-Кокарев. — Я

забираю все квартиры себе, я солю их в бочке вместе с

огурцами!

Он горестно сморщился, и Чардынцев молча удивился.

Лицо Лунина-Кокарева, помятое и обрюзгшее,

напоминало сейчас размякший соленый огурец.

— Нет, уйду я с этой работы, Алексей Степаныч! Ты

понимаешь, что ни день — свадьба. Ну, где я наберусь

квартир?

— Что ни день — свадьба, говоришь? — снова

повеселел Чардынцев.— Это же... это же красота!

— Кому красота, а кому одна маята.

— Скучно работаешь, Лунин-Кокарев. Оттого и труд*

но. Панихида у тебя, а не работа. Надо видеть за этим

заявлением большую счастливую судьбу молодого

рабочего.— Он коротко вздохнул и, понизив голос, добавил:—

Возьми заявление и сегодня же выдай им ордер. Вне

очереди! С директором и с завкомом я согласую.

Лунин-Кокарев взял заявление и с обидой в голосе

сказал:

— Выдам, Алексей Степаныч, но только теперь я всех

счастливых супругов буду направлять к тебе.

— Направляй! — громко рассмеялся Чардынцев.

Через несколько минут, выглянув в окно, он увидел,

как Сабир и Зоя, раскрасневшиеся, веселые, вели под руку

Лунина-Кокарева, который тоже казался моложе и

улыбчивее...

«Красивая штука—любовь. Прав Добрывечер —

праздник это у человека».

Как никогда прежде, Чардынцев чувствовал сейчас

свою личную неустроенность. Он никогда не был одинок.

Люди всегда окружали его. Он любил людей, но не ела-

денькой и добренькой, а суровой любовью друга. В

борьбе, в большой и трудной работе растворялась горечь его

семейной неудачи.

415

Чардынцев снял трубку телефона, задумчиво подержал

се в руке, потом, не решившись, осторожно положил

трубку на место.

— Алексей Степаныч здесь? — узнал он голос

главного инженера, необычно громко прозвучавший в

соседней комнате.

Чардынцев вышел из-за стола и распахнул дверь.

Солнцев, без шляпы, с сияющими глазами шагнул к Чар*

дынцеву.

— Алексей... сборка первой серии не остановится!

— Ну?—обрадованно воскликнул Чардынцев.«—

Выкладывай. Как вы додумались?

— Не поверишь, Алексей! Я сам бы не поверил...

— Да говори же!

— Ты помнишь, кто-то из рабочих сказал в шутку про

деревянные подшипники? Так вот... Подходит ко мне

Ибрагимов и говорит: «Вы смеяться будете... Но мы

обмозговали весь процесс сборки и все-таки решели применить...

деревянные вкладыши». Я поглядел на Рубцова, Рубцов

на меня: смело!

Мы просмотрели технологические карты и —

представь! — решили, чтобы не задерживать сборку из-за

подшипников, временно заменить их деревянными

вкладышами. Когда придут подшипники, мы безболезненно

снимем вкладыши.

— Вот видишь, прав был Семен Павлович, предложив

посоветоваться с рабочими.

— Прав! — горячо отозвался Солнцев, потом,

вспомнив, добавил: — Так ведь эту мысль ты первый подал.

— Нет, — улыбнулся Чардынцев, — советоваться с

народом учит нас партия. А ты что ж это — без шляпы,

пиджак нараспашку... простудишься!

— Ничего... Позволь, я позвоню Семену Павловичу.

Он сейчас в обкоме.

Солнцев, волнуясь и вытирая платком лоб, докладывал

директору.

Глава восьмая

День вставал серый, томительный, без алого стяга

зари, без певучего ветра.

Этот день был для Сладковского очень трудным, мо-

~жет быть, самым трудным во всей его жизни. После дли-

416

тельной подготовки, когда тщательно выткана им вокруг

двух людей цепкая паутина обмана, решил он, наконец,

оказать своим жертвам правду.

Пауку нечего опасаться, если муха окутана уже

саваном его пряжи.

Первой была Лиза, г

Упорно и изощренно добивался он ее любви. В

юности пытался он увлечь ее нарочитым невниманием.

Повзрослев, он отбросил свой обветшалый девиз «чем

меньше женщину мы любим...» и стал открыто и настойчиво

выказывать ей свои чувства.

Но Лиза оставалась равнодушной. Она жила мечтой о

встрече со Степаном. Сладковский решил отнять у нее

мечту. О, как радовался он, увидев, что это удалось ему

сделать! Синие тени от бессонных мучительных ночей и

опухшие от слез глаза Лизы наполняли его диким

восторгом.

«Перегорит в ней все, перетопится в слезах и муках и

на этой почве вырастет любовь ко мне — другу детства и

юности», — думал Сладковский.

Но не к нему любовь пробилась молодым ростком в

груди Лизы, а к Добрывечеру.

Тогда Сладковский принялся за «обработку» Добры-

вечера. Он не упускал ни одного случая, чтобы не влшь в

открытую, по-детски доверчивую, горячую душу Добры-

вечера по маленькой толике яда сомнения, ревности,

оскорбленного чувства.

А письма? Сколько писем послал он ему. Так когда-

то индейцы посылали отравленные стрелы в стан

врага. И снова исполнился его замысел. Добрывечер

порвал с Лизой, опустился. Но тут все перепутал Чар-

дынцев. Он поставил Добрывечера на ноги и помирил

его с Лизой.

Теперь у Сладковското осталось последнее средство:

сказать ей правду о Степане. Он был уверен, что к Степану

нет уже ей дороги, но и с Добрывечером теперь ей уже

не жить.

И тогда...

С такими мыслями постучался Сладковский в дверь

квартиры Добрывечера. Лиза кормила ребенка — розовое,

сладко посапывающее носиком существо. Увидев Слад-

ковского, Лиза стыдливо прикрыла белую грудь.

Он приметил на ее лице промелькнувшую гримасу до-

ф-444. - 27 417

сады. «Недовольна», — подумал он с горечью. Он часто

замечал это же выражение на лицах других людей,

встречавшихся с ним.

«И почему они кривятся, когда я так приветливо

улыбаюсь?» — удивлялся он и «добавлял сладости» в свою

улыбку.

— Поздравляю тебя, Лизочка, с первым ребенком.

Сын?

— Спасибо. Девочка.

— Как вы назвали ее?

— Лизой.

— Ого! А сына назовете Ваней?

— Конечно, — слабо улыбнулась Лиза. — Пусть Иван