3 сентября 1939 года, в день объявления Францией и Англией войны Германии, великий князь Владимир Кириллович обратился с манифестом к русскому народу в качестве главы Российского императорского дома: «Коммунизм не изменил своего существа: его целью по-прежнему остаётся разрушение современного мира со всей его вековой культурой. Большевизм обречён на неизбежную гибель, которая может наступить гораздо раньше, чем мы думаем. Время приближается... Быть может, в этом испытующем огне сгорит и кровавая коммунистическая власть». И далее всё в таком же духе. В манифесте нет ни слова с осуждением Германии или Англии и Франции. Прочитав его, человек, не знающий истории, решит, что 3 сентября СССР напал сразу на всю Западную Европу, включая Германию, Англию и Францию, дабы разрушить их «вековую культуру».

Тут стоит оговориться, что не все члены дома Романовых были настроены столь антисоветски и русофобски. Да, да, русофобски! СССР сохранял нейтралитет и в последующие полтора года делал всё, чтобы не быть втянутым в войну, а Владимир Кириллович уже 3 сентября 1939 года мечтал, чтобы советская власть сгорела в огне войны вместе с десятками миллионов русских людей.

В связи с начётом войны Г.К. Граф писал: «Благодаря войне великий князь оказался изолирован от своих обеих сестёр и в деловом отношении от генерала Бискупского. Переписка сразу же сократилась, и наша работа в эмиграции замерла, отпали вопросы о создании “Совета при главе династии" и создании организации денежного фонда. Моя ответственность за целость великого князя увеличилась ещё больше. Постоянно обдумывая этот вопрос, я продолжал считать, что во всех отношениях будет лучше, если великий князь пока останется жить в Сен-Бриаке...

В денежном отношении жизнь в Сен-Бриаке на своей вилле, в уединённом месте была значительно дешевле, чем в каком-нибудь большом центре. Мы вполне отдавали себе отчёт, что с началом войны наши источники доходов могут прекратиться, раз они исходят не из Франции. Всё будет зависеть от регулярности сообщений Франции с внешним миром.

Со всеми этими соображениями великий князь вполне соглашался и даже больше категорически заявил, что без крайней необходимости он Сен-Бриак не покинет. Тем не менее хотелось ему ехать жить к кому-либо из родственников, например в Испанию к инфанте, или в Румынию к королю Карлу, или в Англию, где уже жила вся семья великой княгини Ксении Александровны. Однако так как во время войны никогда нельзя было знать, что может случиться в ближайшем будущем, то великий князь заручился приглашением инфанты Беатрисы приехать к ней в случае необходимости. Она приглашала не только Владимира Кирилловича, но и меня, и мою семью. Поэтому я следил, чтобы все нужные документы у нас были выправлены.

Некоторые лица критиковали это решение, и посылались советы немедленно переехать в Испанию, Югославию или в Америку»[153].

30 ноября 1939 года началась советско-финская война. Как писал тот же Граф, глава династии, председатель РОВС и председатель Гвардейского объединения рассчитывали, «что столь неудачно ведущаяся война может привести к внутреннему перевороту, да и вообще политический момент для этого был чрезвычайно удобен. После обсуждения этого вопроса с целым рядом русских военных эмигрантских авторитетов у нас в Сен-Бриаке явилась идея создать русский отряд добровольцев и его отправить через Финляндию на границу русской Карелии. Как мы думали, этот отряд мог бы поднять там восстание, пользуясь недовольством населения, или фельдмаршал Маннергейм мог бы его использовать в другом месте, но не для борьбы против русских войск, а для действия в тылу, то есть поднятия восстания против Советского правительства...

Полковник Хитрово, я и ещё некоторые лица разработали проект создания русского добровольческого отряда с мотивировкой его значения, и после одобрения главы династии полковник Хитрово его передал финляндскому посланнику в Париже. Конечно, этот проект шёл от имени великого князя [Владимира Кирилловича]. Посланник благодарил и сказал, что немедленно же его перешлёт командующему финляндской армией фельдмаршалу Маннергейму и сообщит ответ. Одновременно мы вызвали нашего представителя в Лондоне Н.Н. Грена, чтобы с ним обсудить вопрос, не мог ли бы он представить этот проект Черчиллю и просить помочь осуществлению его. Без такой помощи англичан или французов мы не могли снабдить отряд всем необходимым и отправить. Грен считал, что у него достаточно связей, чтобы дойти до Черчилля.

Теперь надо было ждать ответа от фельдмаршала Маннергейма. Он сравнительно скоро был получен. Фельдмаршал отклонил проект, так как основным принципом борьбы. Финляндии против СССР являлась только оборона, а не стремление к увеличению территории за счёт России, и невмешательство в свои внутренние дела. Поэтому Маннергейм считал, что Финляндия не может содействовать каким-либо проектам, которые нарушают эти основные принципы. Для Финляндии было чрезвычайно важно держаться этих принципов, чтобы при мирных переговорах Советское правительство не могло бы обвинять её в агрессии и стремлении свергнуть советскую власть. Если бы такие обвинения оно могло подтвердить фактами, то, несомненно, оно предъявило бы и ещё более суровые условия мира»[154].

По случаю Нового, 1940-го года великий князь Владимир Кириллович направил из Сен-Бриака следующий манифест, адресованный русским беженцам: «Я направляю сердечное приветствие всем русским по случаю наступившего Нового года, который должен принести большие перемены для нашей Родины.

Прошедший год завершился абсолютно неоправданной агрессией, которую советские власти осуществили против мирного финского народа. Эта агрессия сопровождается варварскими актами по отношению к гражданскому населению, что усиливает отвращение, которое она внушает всему миру.

Эти власти столь же бесчеловечно обходятся и со своими собственными войсками, которые они принуждают воевать полураздетыми и полуголодными. В отсутствие хорошей организации и компетентного высшего командования эти солдаты обречены на гибель.

Русский народ не хочет войны с Финляндией. Он не желает, чтобы она была порабощена. Императорская власть в будущей России всегда будет уважать её независимость.

Советское правительство, несущее гибель европейским народам, проливает кровь во имя мировой революции. Но эта невинная кровь приведёт к гибели [само] это правительство. Пришёл час Божьего суда, чтобы нанести удар этому атеистическому правительству.

Я твёрдо верю, что в этом году рассеянные [по миру] русские преуспеют в деле освобождения их родины».

10 января 1940 года в Сен-Бриаке было созвано совещание по поводу переброски эмигрантских войск в Финляндию. В совещании приняли участие великий князь Владимир Кириллович, полковники Зайцев и Хитрово, а также князь А.Н. Волконский.

10 мая 1940 года германская армия начала наступление на западном фронте. 24 мая 1940 года в Сен-Бриак приехал великий князь Гавриил Константинович с женой и сестрой жены, прося убежища у Владимира Кирилловича, так как занятие Парижа немцами было неизбежно, и если бы французы стали сопротивляться, то оставаться в нём было очень опасно. Великий князь был очень рад помочь своему дяде, и семья Гавриила Константиновича разместилась на вилле.

22 июля 1940 года в Сен-Бриак вошла германская мотопехота, после чего Гавриил Константинович с женой вернулись в Париж.

Г.К. Граф писал: «Местные оккупационные власти в этот период не обращали никакого внимания на великого князя и меня. Они не выделяли великого князя из среды других жителей и не сделали никакого жеста вежливости по отношению к нему. Например, комендант Динара, который выдавал разрешение на право пользования автомобилями и соответственно получение для этого газолина в первый раз выдал таковое великому князю на короткий срок. Но когда я от имени великого князя второй раз обратился к нему, то он категорически отказал, сказав, что не видит основания, зачем великому князю надо ездить на автомобиле, раз он не работает. Также когда великий князь со мною поехал к коменданту Сен-Мало за разрешением кататься на своей лодке, и то только по нашей бухте, то комендант в резкой форме отказал. Он заявил, что не видит, почему должен делать для великого князя исключение только оттого, что он “великий князь”. Одним словом, все коменданты нашего района, не исключая Сен-Бриака, не имели никакого желания замечать присутствие великого князя и выделять его из общей массы населения. Впрочем, мы этого и не добивались и даже были довольны этим, так как иначе французы стали бы коситься на великого князя, а мало ли ещё как война могла повернуться.