«Он сидел и молчал…» Он сидел и молчал. Рядом пили и ели. На зловещую тьму падал красный закат. В эту вещую ночь спать уже не хотели ни Иуда, ни Левий, ни Понтий Пилат. Стук тяжелых сапог — подхватили, избили. Непонятный допрос, разговор ни о чем. Осенило давно: за него заплатили. Да, те самые тридцать — Иуды плечо. Его споро распяли, а он улыбался, и растерянно думал, и всем все простил. Взмах копья – жизни звук навсегда оборвался. Кто-то с неба увидел, слезу уронил… Да услышит, кто хочет, увидит и зрячий: его вечность забрала, Но он где-то здесь. Жаль, не даст нам ответа, разгадки удачи. Не нужна наша правда — одна уже есть. «Повстречал однажды журавля…» Повстречал однажды журавля за кустом черёмухи душистой. Миг! И растворился на полях. Но явился гордый, голосистый!.. А за ним внезапно… белый конь, даже и не конь, восторг лучистый! То как дикий яростный огонь!.. То как пух летящий, серебристый! …Где вы, люди, кони, журавли, светлые и добрые на солнце? Где ты, знак надежды и любви, позабытый отзвук колокольцев! Уж который год труба зовёт, все свои дороги примечаю. Мой рюкзак застёгнутый поёт: – Где роса? Налейте вместо чая! …Отодвиньте ваше домино — запою ещё под барабаны! Я найду своё Бородино — где мои драгуны, где уланы?… Наши дороги Дарю простору неба свой восторг души мятежной — услышат звёзды чистый звук, кипучий и живой. Слова мои не новые, всегда почти всё те же, лишь новый поворот судьбы – у каждого он свой. Дорога к звёздам длинная, но есть она, дорога! У ветра разузнай о том, у облака спроси. Она уже проложена от каждого порога, бери с собой всё доброе, иди – пусть хватит сил. Пусть Разума незримого сияют обереги, и ждут, быть может, странные, но светлые дела. Там радость – не знамение, не миг коварной неги, а злобы нет – одна любовь счастливо расцвела. Наверное, не зря летим во мраке бесконечном, не зря заслуги прошлого лелеем и храним. И в жизни нашей славной, но опасно скоротечной, надеемся, что всё-таки… ведут дороги в Рим. Приходите
Прибегайте ко мне, звери, как я вас люблю!.. Моя личная потеря, то, что вам я не поверил. А теперь открыл я двери — каждый взгляд ловлю! Прилетайте ко мне, птицы, из далёких стран. Расскажу вам небылицы, голосистые певицы, разрешите повиниться: вновь – пустой карман! Приходите ко мне, люди, чаем угощу. Поднесу вам сыр на блюде, расскажу, что было, будет, не судья вам – вы мне судьи, — я вам всё прощу! Небеса, меня вы ждёте — рановато к вам… Разве что на самолёте, при последнем перелёте, чарку водки поднесёте к сомкнутым губам! «На краю обрыва жалобно кричала…» …На краю обрыва жалобно кричала, второпях махала сломанным крылом — белоснежной чайке было места мало, боли было много в небе голубом. Нежный ветер перья горестно баюкал, прилетали птицы – верные друзья… появились люди – не нашлось приюта, как-то так случилось, что помочь нельзя. …И скользила яхта вновь под парусами, и казалось – вечность, как всегда, близка. А большая птица с грустными глазами вспоминала море, небо… облака. «Даль звала заиндевелой веткой…» Памяти князя А. Д. Меншикова …Даль звала заиндевелой веткой. …Филин ухал, как новорождённый. Герцог-дворянин, в одежде ветхой, в ссылку уезжал, непобеждённый. …Вспоминал Петра, балы, походы, власти переменчивой уроки. …Сзади суетились скороходы, подбирая Меншикова крохи. Поздняя ягода Надо жить и бороться за жизнь посерьёзней. Годы красят нещадно одной сединой. Как от ветки рябины ждут ягоды поздней — так и я жду чего-то от жизни шальной. Трудно – жить и уже… ничему не поверить. Никому – ещё хуже, но всё же живу. Достучаться хочу — заколочены двери. От кого — непонятно. Помру – не пойму. Улыбнётся… насмешливо жизнь улыбнётся. Только что-то подбросит — пошло на распыл! Но я верю — людская молва отзовётся: он, наверное, жил — он ведь всё-таки был. Ветер гонит листву по намокшим дорогам, дождь уже не бодрит, просто сводит с ума. Вот и осень моя — золотой недотрогой — встрепенётся, а завтра… а завтра – зима. |
