«Вспомнилась история простая» Вспомнилась история простая — колокольчик прозвенел и смолк. То ли треснул, то ли кто… заставил, а в лесу завыл, проснувшись, волк. Светлая любовь Мы идем ночной дорогой, каждый куст – приют. Мы стремительны, как боги. Только нет роскошной тоги. Не догонят нас тревоги. Ангелы поют! И у всех мы на примете. Там, издалека, нам предложат на рассвете прокатиться на карете. Да еще попутный ветер. Цель уже близка! Будет всё в дороге этой: горе, кровь и боль. Но, как в песне недопетой, озарится лунным светом и возникнет рядом где-то светлая любовь! «Юные годы сверкнули пленительным сполохом…» Юные годы сверкнули пленительным сполохом и улетели, лишь память удачно тревожат… Это по ним навсегда отзвенел старый колокол, и ничего этих лет не бывает дороже!.. Мне бы на миг возвратиться успеть и опомниться — пусть на отвесной скале, обдирая ладони!.. Не отклоняется грозная дикая конница, я – только всадник, без права уйти от погони. Последний воин на Руси Я помню в детстве пол из глины, галчонка в цинковом ведре… Был день невероятно длинный, как запечённый на костре… Шли грозы с визгами и ливнем, в стакан парного молока… а я летал… летал без крыльев, висели рядом облака… …Увидел, как звезда упала, она сверкала на песке… внезапно что-то прошептала на шелестящем языке. И я запомнил и усвоил… молил, чтобы хватило сил. Отныне знал: я – древний воин, последний воин на Руси. А утром всё забыл. И снова весь белый свет – для одного!.. И солнца луч играл подковой, подковой счастья моего. Вал воспоминаний Под сенью древ Ликейской рощи, где Аристотель пребывал, ушедших след, никто не ропщет. Проснётся гул — накатит вал… Всё в прошлом: Македонец жёсткий, наживы плен, мечты провал, …вопят шуты, трещат подмостки. Проснётся гул — накатит вал… «Барс белоснежный с горящими гневом глазами…» …Барс белоснежный с горящими гневом глазами, близко охотник счастливый, на бубен похожий. …Лёгкий кораблик безумия под парусами. …Гордо поступок нелепый царапает кожу. …Мчится по морю надежды порыв безмятежный, воздух наполнен прохладой, лучами и солью. Голос сирен раздаётся, пугающе нежный, и отзывается в сердце пронзительной болью. …Кто нам поведать старался жемчужную тайну, приподнимал нам завесу над манной небесной? Сыр предлагать в мышеловке, наверно, не станут — клетки открыты, но там и без нас уже тесно. Серебром в ночи… Позови меня, гитара, уведи в тайгу. Мы споём с тобой на пару там, на берегу той реки, что с небом спорит чистой синевой. Где рубиновые зори снежною весной! Ты всегда мне помогала трепетной струной, доверял тебе немало, лишь тебе одной. Помнишь ночи в стройотряде, песни у костра?… Комариный хор в засаде, танцы до утра… Общежитий коридоры… позовут на чай. Переборы-разговоры, парни, не скучай!.. Вновь щемящей песни сила, золотая грусть… и куда же уносила?… Думать не берусь. …Ты звени, моя гитара, серебром в ночи! До последнего удара! …Только не молчи. Осенью Осенью будто невольно ты с жизнью прощаешься, невод невидимый тянет неслышно зима. Часто во сне неглубоком почти растворяешься и, просыпаясь, уверен, что сходишь с ума. Листья цветные похожи на блажь маскарадную, время сжимается, неуловимо сквозит. Не узнаёшь синеву, незнакомо-прохладную, где-то, неведомо где, её странный транзит. Бежевый цвет разбавляет убранство багряное, все зачарованы хрупкостью тающих дней… Ветра порывы пугают походкою пьяною, и орхидеи надежды – бледней и бледней. Запах полыни добавит ещё свежей горечи к мыслям о вечном… Гори и не гасни, свеча! И заплутавший, коснётся палящий луч солнечный, трепету сердца добавит тоски сгоряча… Не случайно Тесно им со мною, свежим мыслям. Улетают, не достать рукой, лишь мечтами… по завидным высям. Я – как осень золотистым листьям раздаёт рябиновые кисти — отдаю им собственный покой. Звёзд мерцание тому виною. Их далёкий неумолчный зов слышу часто, но какой ценою: по счетам – расплатой неземною. Но дорогой солнечного зноя полететь, наверное, готов. Нам бы крылья – хочется поближе, облаком клубимся взаперти. Настоящее – всегда чуть выше: выше смысла, голубей на крыше. Может, это несколько возвышенно, но возвысить кто нам запретил? И в загадке этой нескончаемой разобраться не хватает сил. Странно я живу. Но не случайно — если радость – радуюсь печально, а грущу несносно и отчаянно, словно… и не жил, и не любил. |
