Уверен, что эти часы Майлз запомнит навсегда. Последние часы нормальной привычной жизни. Он сдул траву с дорожек, как просила Мисси. Вошел в дом, прибрал на кухне, поиграл с Джоной. И наконец, уложил его спать. Скорее всего через несколько минут после того, как Мисси должна была вернуться, он стал выглядывать на улицу. Сначала он подумал, что Мисси забежала к кому-то из соседей, и, возможно, ругал себя за излишние волнения.

Минуты сложились в час, потом – в другой, но Мисси не возвращалась. К этому времени Майлз уже не находил себе места. Настолько, что позвонил Чарли. Попросил проверить обычный маршрут, по которому бегала Мисси, поскольку сам не мог уйти из дома, оставив спящего ребенка одного. Чарли охотно согласился.

Еще час спустя, в продолжение которого Майлз обзванивал знакомых, в дверь постучал Чарли. С ним пришла его жена Бренда, вызвавшаяся присмотреть за Джоной. Глаза ее были красными.

– Тебе надо поехать со мной, – тихо сказал Чарли. – Случилась беда.

Уверен, Майлз сразу понял, в чем дело: ему достаточно было взглянуть в лицо друга. Остаток ночи слился в кошмарный бред.

Ни Майлз, ни Чарли не знали того, что позже выявило расследование: свидетелей наезда, унесшего жизнь Мисси, не оказалось. Водитель, умчавшийся с места происшествия, тоже не спешил прийти с повинной. Следующий месяц патруль допрашивал всех, кто жил в округе. Следственная бригада искала хоть какое-то доказательство, какую-то улику, которая бы привела к преступнику. Обыскивали все кусты, обходили местные бары и рестораны в попытке узнать, не сел ли кто в тот вечер пьяным за руль. Дело все больше разбухало. С каждым днем прибавлялось все больше бумаг, но расследование вскоре зашло в тупик. Майлз узнал немногим больше того, чем в ту минуту, когда открыл дверь и увидел стоявшего на крыльце Чарли.

Майлз Райан стал вдовцом в тридцать лет.

Стоило сесть в машину, как в голове вновь начали тесниться обрывки воспоминаний о том дне, когда погибла Мисси. Совсем как раньше, когда он ехал по Мэдем-Мурз-лейн на ленч с Чарли. Но вместо того чтобы бесконечно вертеться по замкнутому кругу, от рыбалки до ссоры с Мисси и всего того, что за этим последовало, они были вытеснены мыслями о Джоне и Саре Эндрюс.

Майлз настолько ушел в себя, что не замечал сидевшего рядом сына. И чем дольше молчал отец, тем сильнее нервничал Джона, воображая все возможные наказания, которые его ждут. Бедняга расстегивал и застегивал рюкзачок, пока Майлз наконец не очнулся и не положил руку на макушку сына, чтобы его успокоить. К сожалению, он по-прежнему не произносил ни слова, и Джона, набравшись храбрости, дернул отца за руку. В глазах его стояли слезы.

– У меня неприятности, па?

– Нет.

– Ты очень долго говорил с мисс Эндрюс.

– Нам нужно было многое обсудить.

Джона жалобно шмыгнул носом:

– Это о школе?

Майлз кивнул. Джона снова посмотрел в сторону рюкзака, не зная, чем занять руки. В животе противно засосало.

– Похоже, я влип, – пробормотал он.

Через несколько минут, сидя на скамейке перед кафе «Дэри куин», Джона приканчивал рожок с мороженым. Отец обнимал его за плечи. После разговора с ним Джона понял, что все далеко не так плохо, как ему казалось. Отец не кричал на него, не грозил и, более того, совсем не сердился. Просто расспрашивал Джону о прежних учителях и о том, что те заставляли или не заставляли его делать. Джона честно объяснил, что, когда отстал, постеснялся попросить о помощи. Они обсудили учебу, которая у Джоны не ладилась, и мальчик обещал постараться и нагнать одноклассников. Майлз также сказал, что он поможет Джоне. И если все будет хорошо, волноваться не о чем. После чего Джона понял, что ему крупно повезло.

Но оказалось, это еще не все.

– Видишь ли, ты так отстал, – спокойно продолжал Майлз, – что несколько дней в неделю придется оставаться в школе, чтобы мисс Эндрюс смогла тебе помочь.

Джона даже не сразу понял, о чем идет речь.

– После школы? – жалобно переспросил он.

Майлз кивнул.

– Она сказала, что так ты быстрее нагонишь.

– Но ведь ты обещал сам со мной позаниматься.

– Да, но не каждый день. Только в свои выходные. Я же работаю. Так что мисс Эндрюс вызвалась помочь.

– Почему после школы? – расстроился мальчик.

– Три дня в неделю.

– Но… па… – Джона бросил недоеденный рожок в урну. – Я не хочу оставаться после уроков!

– А я не спрашиваю, хочешь ты или нет. И, кроме того, мог бы предупредить, что у тебя неладно в школе. В этом случае всех неприятностей можно было бы избежать.

– Но, па… – нахмурился Джона.

– Слушай, я понимаю: ты предпочел бы заняться миллионом других дел. Но пока что придется учить уроки. У тебя нет выхода. И, подумай, все могло быть гораздо хуже.

– Это ка-а-а-ак? – почти пропел Джона, как всегда, когда не хотел верить сказанному Майлзом.

– А если бы учительница захотела работать с тобой и по выходным? Тогда тебе не удалось бы даже в футбол поиграть!

Джона склонился вперед и подпер ладонью подбородок.

– Ладно, – мрачно вздохнул он наконец. – Я согласен.

– Вот и хорошо, чемпион, – улыбнулся Майлз.

Ночью он нагнулся над кроваткой сына и повыше подтянул одеяло. Джона уже засыпал, и Майлз, погладив мальчика по голове, поцеловал его в щеку.

– Уже поздно. Спи.

Джона выглядел таким маленьким, таким трогательным… Майлз убедился, что ночник включен, и потянулся к лампе у кровати. Джона с усилием открыл глаза.

– Па!

– Что?

– Спасибо за то, что не слишком разозлился на меня сегодня.

– Всегда пожалуйста, – хмыкнул Майлз.

– И… па!

– Ну что на этот раз?

Джона вытер нос рукавом. Рядом с подушкой лежал медведь, подаренный Мисси сыну, когда тому исполнилось три года. Ложась спать, мальчик до сих пор брал игрушку с собой.

– Я рад, что мисс Эндрюс хочет мне помочь.

– Точно? – удивился Майлз.

– Она хорошая.

Майлз выключил свет:

– Мне тоже так показалось. А теперь постарайся заснуть, ладно?

– Угу. И, па…

– Что?

– Я тебя люблю.

Горло Майлза перехватило невидимым обручем.

– Я тоже тебя люблю, чемпион.

Часа в четыре утра кошмары Джоны вернулись с новой силой.

Тонкий пронзительный вопль человека, летящего в пропасть с обрыва, заставил Майлза вскочить. С трудом очнувшись ото сна, он выскочил из спальни, споткнулся о валявшуюся игрушку и, пытаясь прийти в себя, подхватил на руки спящего мальчика. Он шептал ему милые, глупые слова, унося на заднее крыльцо. Только здесь Джона сможет успокоиться.

Уже через несколько секунд плач сменился хныканьем, и Майлзу оставалось благодарить Бога за то, что дом стоял на целом акре земли и что ближайшая соседка, миссис Ноулсон, немного глуховата. Он укачивал Джону, продолжая шептать ему на ухо и глубоко вдыхая влажный теплый воздух. Лунный свет проложил желтую дорожку на медленно текущей воде. Низко склоненные ветви дубов и белые стволы кипарисов по берегам реки создавали картину вечной, нетленной красоты. Длинные пряди испанского мха только усиливали ощущение того, что мир за последнюю тысячу лет ничуть не изменился.

К тому времени как дыхание Джоны снова стало ровным, было уже почти пять, и Майлз знал, что заснуть больше не удастся.

Уложив Джону в кровать, он вышел на кухню и сварил себе кофе. Уселся за стол, растирая лицо и руки, чтобы немного прийти в себя. За окном горизонт уже светился расплавленным серебром, и первый робкий свет крался среди деревьев.

Майлз снова вспомнил о Саре Эндрюс.

Его тянуло к ней. Это совершенно точно. Он уже целую вечность не реагировал на женщину так сильно. Конечно, его влекло к Мисси, но это было пятнадцать лет назад. Целую жизнь назад… Нет, нельзя сказать, что его не влекло к Мисси в последние годы семейной жизни, потому что это неправда. Просто влечение каким-то образом стало другим. Прежняя отчаянная влюбленность, жадное желание узнать о ней все, сменилось чем-то более глубоким и более зрелым. От Мисси нельзя было ждать сюрпризов. Он знал, как она выглядит по утрам, только встав с постели, видел, как осунулось от усталости ее лицо после родов. Знал все: ее чувства, страхи, что она любит, а что – нет. Но это влечение к Саре казалось… новым, и сам он словно родился заново, если такое возможно. До сих пор он не сознавал, как ему не хватает подобных ощущений.