Он также увеличил количество полицейских, чьей задачей был guet, или ночной дозор, то есть патрулирование улиц верхом на лошадях. Вышли законы, запрещающие прохожим носить при себе огнестрельное оружие, ножи и кинжалы, – и в то же время ночной дозор получил предписание держать с собой «карманные пистоли».

Общество, разумеется, радовалось подобным переменам. Уже в 1671 году журналист и писатель Франсуа Коллете в первом издании своей истории Парижа (позже она переиздавалась еще много раз) заявил, что французская столица теперь «не только самый красивый, но и самый безопасный город в мире». Благодаря фонарям, писал он, «до двух или трех утра в городе так же светло, как днем». А вследствие повышенного внимания полиции к ночным улицам «люди теперь настолько не боятся грабителей, что, к моему изумлению, даже по мосту Пон-Нёф, где раньше было совсем небезопасно после наступления темноты, прохожие идут совсем без страха, будто днем».

Когда Шарль Лебрен расписывал потолки знаменитого Зеркального зала в Версале сценами, изображающими самые великие достижения Людовика XIV, одним из сюжетов для него стало «Полиция восстанавливает общественную безопасность в Париже». На этой гравюре Николя Герара-младшего показана «поимка ночного вора» – неплохая реклама уличного освещения. Грабитель бежит по улице с украденным плащом в руках; мы видим, что он легко обогнал свою жертву и ушел далеко вперед, но ему не скрыться от пяти полицейских «ночного дозора». В ярком свете фонаря они догоняют его на лошадях.

Героями комедии Раймона Пуассона Les Faux Moscovites («Фальшивые москвичи») 1669 года являются два парижских вора, которые сетуют на то, что для людей их профессии наступили тяжелые времена. Из-за расторопности ночного дозора filous, которые «раньше воровали плащи на Пон-Нёф», теперь «бедны, словно церковные крысы». «Если мы ограбим кого-нибудь сегодня, завтра нас повесят. Париж для нас теперь бесполезен; здесь повсюду полиция». И все это началось два года назад, жалуются воры, – то есть, другими словами, когда Ла Рени занял свою должность. И в самом деле, грабителям Пуассона приходится так нелегко, что они решаются сменить сферу деятельности. Вместо того чтобы срывать с прохожих плащи, они становятся карточными шулерами, и, притворяясь богатыми русскими, начинают ходить в игорные дома.

Словарь 1694 года подтверждает возросшую веру горожан в могущество полиции, а также тот факт, что преступники действительно переквалифицировались. В качестве примера к слову filou используются следующие предложения: «Вчера полицейские из ночного дозора поймали нескольких filous»; «Слово filou теперь также относится к карточным шулерам и всем тем преступникам, которые пользуются своими умениями и проницательностью, чтобы обманывать людей».

Эта гравюра наглядно показывала, как уличное освещение может уменьшить уровень преступности; она изображает, как полицейские в ярком свете фонаря догоняют вора

Как и предполагалось, безопасность в городе оказалась тесно связана с преуспеванием его жителей. В 1671 году та самая делегация, что предложила помощь горожан в оплате дополнительных часов освещения, обратила внимание парламента на то, что торговцы и коммерсанты теперь могут заняться делами, которые «они не успели завершить в течение дня из-за чрезмерной занятости». Члены делегации добавили, что улучшилось качество жизни всех парижан, поскольку у них появилась возможность «встречаться тогда, когда им этого захочется».

И в городе началась ночная жизнь. 4 декабря 1673 года маркиза де Севинье ужинала с близкими друзьями. Встреча затянулась далеко за полночь, а затем компания с большим удовольствием прогулялась по ночному Парижу, что прежде было совершенно немыслимо. «Мы сочли это очень забавным – отправиться на другой конец [города] только затем, чтобы проводить кого-то домой… На протяжении всего пути мы смеялись, уверенные, что нас не ограбят, – и все благодаря новым фонарям».

Каждый новый путеводитель обещал иностранным гостям незабываемый опыт, который они не смогут получить ни в одном городе мира. Немейтц уверял своих читателей, что из-за «общественных фонарей» жизнь в Париже больше не замирает с наступлением ночи, как в других европейских столицах. «Многие магазины, как и большинство кафе и прочих заведений, не закрываются до десяти-одиннадцати вечера; в их витринах тоже горят огни, из-за чего улицы освещены еще ярче». Люди теперь едят и делают покупки «когда только им этого захочется», и в результате «в городе ночью почти столько же людей, как и днем». Эта иллюстрация из путеводителя по Парижу 1702 года изображает сцену из ночной жизни: в ярко освещенном свечами кафе группа парижан, включая нескольких женщин-аристократок, наслаждается ужином и вечерним городом.

Путеводители включали фонари в список достопримечательностей, «красивых зрелищ», которые должен увидеть каждый гость. Как сообщал итальянцам Марана, «одно только это изобретение стоит того, чтобы посетить Париж, и не важно, как далеко от него вы живете. Все обязаны посмотреть на то, о чем древние греки и римляне не могли даже мечтать… зрелище столь удивительное и прекрасное, что и сам Архимед, будь он теперь жив, не смог бы его улучшить». Немейтц советовал читателям «встать на перекрестье нескольких улиц». Таким образом они могли полюбоваться яркими огнями, «расположенными на равных расстояниях друг от друга и тянущимися в разных направлениях».

Уличное освещение стало первым новшеством, которое переняли и другие европейские города. В 1669 году похожую систему применили в Амстердаме (ее автором стал художник и изобретатель Ян ван дер Хейден; он также усовершенствовал работу пожарных служб и изобрел шланг с насосом). В 1680 году в Берлине начали ставить столбы, на которых предполагалось развесить фонари. Вену осветили в 1688 году.

К 1690-м годам Лондон был существенно перестроен после Великого пожара и городские власти осознали необходимость уличного освещения. В 1691 году лондонские свечники пожаловались лорд-мэру на Эдварда Хемминга, который начал эксперименты с масляными лампами; в 1694 году ему было даровано право установить на улицах Лондона фонари со свечами внутри. Тем не менее их зажигали только в безлунные ночи, что дало леди Мэри Уортли-Монтегю основания заметить в 1718 году, что «Париж имеет преимущество над Лондоном… в регулярном освещении улиц в темное время суток».

Это изображение элегантного парижского кафе показывает еще одно преимущество уличного освещения: мужчины и женщины из разных социальных слоев проводят вечер в общественном месте

Французские ученые продолжали трудиться над улучшением этой городской службы, считавшейся гордостью и славой «века изобретений». В 1703 году Французская королевская академия наук выдала одному из своих членов, ученому по фамилии Фавр, патент на самый амбициозный из всех когда-либо задуманных проект городского освещения. Он предполагал возведение «на самом высоком месте» Парижа башни, на вершине которой должны были располагаться четыре огромных источника света – параболоидальные емкости, снабженные резервуарами для масла и трубами для отвода дыма. Фавр заявлял, что этой гигантской башни света (задуманной за два века до того, как Гюстав Эйфель построил свой шедевр) будет достаточно, чтобы «освещать целый город в течение всей ночи».

По мере того как воплощался в жизнь «великий план» Людовика XIV и город расширялся, система освещения расширялась вместе с ним. К 1702 году на улицах Парижа насчитывалось 5470 фонарей; к 1729-му их число возросло до 5772, а к 1740-му-до 6408. Когда в начале XVIII века наконец завершилось строительство бульвара на Правом берегу, там тоже появились фонари. Бульвар, место, где, по выражению Бальзака, Париж «больше всего являлся собой», был ярко освещен до четырех-пяти утра. Рассказывая об идеальной поездке в Париж, Луи Лиже советовал своим читателям отправиться туда вечером и слиться с «удивительной толпой людей всех возрастов и званий, которые собираются там, чтобы прогуляться и потанцевать».