Книга Ивлина, таким образом, подтверждает репутацию, которую Париж начал приобретать до войны, и сообщает, что конфликт не слишком повлиял на образ столицы. Из-за созданной ею невероятной новостной машины война даже некоторым образом послужила рекламным объявлением Парижа. Огромный выброс политической информации с жаром обсуждали на всем континенте. Новости Фронды были прежде всего новостями войны, но они также служили и пропагандой, напоминая парижанам, за какой великий город они сражаются, и восхваляя его красоты и удовольствия. Любая картинка, иллюстрирующая последние события восстания, изображала также и новые постройки Парижа.

Вторая книга, вышедшая ближе к концу войны, сулила столице не менее оптимистическое будущее. Ее автор, называвший себя «сир Берто», явно был парижанином до мозга костей. Он напоминал жителям своего родного города о том, какой волнующей и яркой является жизнь в Париже, перечисляя все ее чудесные маленькие особенности – от уличных рынков до восхитительной одежды… включая богатейший выбор краденых плащей. В отличие от памфлетов и периодических изданий, которые только и читали парижане последние четыре года, в работе Берто война даже не упоминалась. Тема Фронды возникла на страницах всего лишь раз, в следующем контексте: продавец подержанной одежды предлагает купить некий наряд, подобранный на поле битвы; в качестве гарантии подлинности он указывает на «дырочки от пуль» в центре. То, что хочет донести до читателя Берто, вполне понятно: не успев еще даже закончиться, Фронда уже превратилась в обыкновенный сувенир.

И в самом деле, в конце осады печатники уже начали издавать собрания наиболее популярных мазаринад. Политические памфлеты, изначальной целью которых было давать информацию и формировать общественное мнение, получили вторую жизнь – в качестве воспоминаний о событиях прошлого.

Людовик XIV всячески пытался создать впечатление, что восстание – дела давно минувших дней. Он удалил от двора тех аристократов, которые посмели подвергнуть сомнению его власть, и с тех пор старался никогда не упоминать о гражданской войне. У будущего «короля-солнце» были другие, более изощренные методы показать всем, что прошлое не забыто.

Летом 1660 года Людовик XIV женился на испанской инфанте; свадьба состоялась на границе двух стран. По возвращении в Париж их ожидала пышная церемония въезда. О событии, разумеется, много писали; оно даже было представлено на обложке официального альманаха за 1661 год, что служило гарантией – парижане не скоро забудут этот торжественный обряд.

Днем официального празднования своей свадьбы король избрал 26 августа – тот самый день, когда в 1648 году другая процессия проследовала по улицам к собору Нотр-Дам, где после мессы был арестован Пьер Бруссель. Как писал Ги Патен – известный парижский врач, состоявший в переписке с величайшими учеными Европы, – «членам парламента, вне всяческих сомнений, будет ясно, что для них эта церемония должна стать актом раскаяния и наказанием, а вовсе не участием в праздничном кортеже».

В альманахе 1661 года было изображено триумфальное возвращение королевского двора в Париж в конце Фронды.

Итак, официально Фронда была забыта, но уроки гражданской войны помогли городу обрести новый образ. Способы, которые использовались для передачи новостей с полей сражений – от плакатов до billets, – были по-прежнему в ходу, и они стали крайне популярны в рекламе. Так, в марте 1657 года, например, по улицам разбросали более двадцати тысяч листовок, объявлявших о необычайно низкой цене на устрицы. Подобные кампании часто проводились и позже, для рекламы бурно растущей индустрии роскоши.

Благодаря гражданской войне Париж очень скоро стал известен как столица рекламы, центр перемен, где нововведения продвигались профессионально и быстро.

Париж также приобрел репутацию города с бунтарским мышлением, колыбели революционных идей в искусстве и науке, столицы, где проверялись новообретенные идеи и подвергались сомнениям традиционные ценности. В начале XVIII века новый, осовремененный город стал центром, возможно, самого провокационного интеллектуального движения нашего времени – Просвещения; и эта роль закрепилась за Парижем на целое столетие.

В 1772 году историк и журналист Жан Батист Мальи посвятил целых пять томов политической истории Фронды. Он представлял ее как предвестницу «неспокойных времен», которые переживала Франция в те годы перед революцией 1789 года, и называл ее «войной, которая почти открыла дверь в век величайших революций, из тех, что изменяют саму природу государственного управления». Слова Мальи прозвучали почти как зловещее пророчество, учитывая, что довольно скоро наступила так называемая эпоха революций – несколько десятилетий с 1789 по 1848 год, которые положили конец монархическому правлению и многовековым традициям во многих странах. В течение этих лет Париж оставался эпицентром восстаний и революционных настроений, изменивших Европу; и сама столица вновь оказалась разорвана на части тремя последовавшими друг за другом революциями.

Третья из этих революций, 1848 года, свергла с престола Луи-Филиппа, последнего короля Франции. А меньше чем через десять лет началась вторая перепланировка Парижа, затеянная бароном Османом. И ключевые идеи работ Османа брали свои истоки именно оттуда, из времен, что наступили сразу после первого современного политического восстания, Фронды.

Иногда говорят, что Людовик XIV так никогда и не простил парижанам их противостояния и поэтому уделял все внимание новому дворцу в Версале, забывая о своей некогда мятежной столице. Но сторонники этой теории упускают из виду важнейший период в истории Парижа, двенадцать или пятнадцать лет начиная с 1660 года. Именно тогда, с командой великолепных министров и чиновников, «король-солнце» положил начало множеству дерзких проектов, – и среди них были те, что позже воплотились в две и поныне самые характерные черты Парижа: яркое освещение и бульвары. Менее чем через десять лет после окончания Фронды все еще юный монарх начал модернизировать свою столицу, и он строил не по одному памятнику зараз, как делали два первых короля из династии Бурбонов. У Людовика был «великий план», как он его называл, – тщательно разработанный план, касающийся всего города в целом.

Предсказание Джона Ивлина быстро исполнилось: были проложены новые «невероятно прекрасные» улицы, и за Парижем прочно закрепилось звание столицы передового городского планирования.

Людовик XIV был не из тех, кто понапрасну теряет время или не умеет мыслить широко и масштабно. Уже в 1667 году он начал первую из многих войн, целью которых было расширить территорию Франции – Деволюционную войну, чтобы получить контроль над Испанскими Нидерландами. В результате его завоеваний Париж вскоре занял буквально другое положение в королевстве. Как писал в 1705 году историк Николя Деламар, до этого Париж располагался «практически на границе», но после побед Людовика XIV он стал «центром королевства».

Затем король сделал все, чтобы защитить новые границы страны: Себастьен ле Претр де Вобан, один из самых блестящих военных инженеров своего времени, окружил Францию кольцом укрепленных сооружений, настолько технически продвинутых, что долгое время они считались неприступными. Это была крайне дорогая система: защита границ обошлась казне примерно в четыре раза дороже, чем все невоенные стройки периода правления Людовика XIV, включая дворцы в Париже, Версале и других местах. Однако эти немалые расходы позволили королю превратить столицу в город нового типа. Таким образом, его можно назвать первым французским монархом, который сумел увидеть образ будущего Парижа в целом.

В 1669–1670 годах начались работы по осуществлению одного из самых амбициозных архитектурных проектов в истории Парижа. Это был смелый шаг и ключевой момент в эволюции столицы, а также одна из самых инновационных идей в истории городского планирования вообще. В то время как другие европейские города по-прежнему оставались такими, какими они были в течение многих веков, – поселение за укрепленными стенами, призванными защитить их от нападения, а некоторые окружали себя еще большим количеством стен, как, например, голландский город Харлем в 1671 году, – Людовик XIV решил сделать все наоборот.