Еще одно новшество: Шастийон сделал акцент на зрителях, которые явились поучаствовать в празднике, а не только на могуществе королевской власти. Это раннее изображение обитателей города наглядно демонстрирует, как парижане, движимые желанием находиться в самом центре событий, до предела заполнили площадь.
Определить размер толпы – задача, сложная даже теперь, при наличии современного оборудования для мониторинга, так что неудивительно, что оценки различных наблюдателей так сильно отличались. По мнению одних, на празднование собралось около пятидесяти тысяч, других – около восьмидесяти. Площадь Руаяль, по задумке архитектора, должна была вмещать более шестидесяти тысяч человек, то есть примерно четверть всех жителей Парижа. (Их общее число, по приблизительным подсчетам, составляло 225 тысяч.) Шастийон изображает весьма большую толпу. По словам одного современника, многие горожане предпочли переночевать на площади накануне события, чтобы уж точно получить место, так что к рассвету 5 апреля она была забита людьми. Прибывавшие зрители заполнили все аркады. Другой очевидец отмечает, что некоторые умудрялись примоститься даже на крышах. Еще одно свидетельство: «Казалось, весь Париж пытается найти себе местечко рядом с площадью». Одному из величайших дипломатов того времени, который присутствовал на празднике, запомнился «невообразимый» звук, как ему показалось, «бесконечной» толпы: голоса тысяч людей слились в невероятный гул. Это замечательное событие окрестило площадь как народный парк, место для всех парижан.
Зрители наблюдали за тщательно распланированным действом; это было нечто среднее между процессией и спектаклем. В центре площади была установлена миниатюрная копия окружавших площадь павильонов – ее назвали Дворец счастья, намекая на благополучие и достаток, который сулил этот двойной брак. Вдоль него шествовали тысячи ряженых – всего около пяти тысяч. В их числе были и средневековая принцесса верхом на драконе, который изрыгал пламя, рабы и дикари, индейцы и гиганты, пажи и трубачи, а вдобавок полдюжины слонов и носорогов.
Костюмы были такими же дорогими и причудливыми, как и сама постановка. «Дикари», например, были с ног до головы покрыты дубовыми листьями, сделанными из зеленого шелкового атласа; на «индейцах» были головные уборы с плюмажами из перьев, а также боа и даже украшенные перьями сапожки. Придворные щеголяли в нарядах из золотой парчи и бриллиантовых браслетах.
Вдова Генриха IV, Мария Медичи, понимала, что горожане видели слишком мало подобных событий за последние несколько десятилетий и что оно может сплотить их и сгладить религиозные противоречия. Поэтому в канун второго дня она объявила, что торжества продолжаются и переносятся на улицы города, чтобы «парижане, которые не сумели найти место на Королевской площади, смогли увидеть все эти чудесные вещи». Процессия, возглавляемая королевской семьей, вышла с площади и двинулась вниз по улице Сент-Антуан, по мосту Нотр-Дам переправилась на Левый берег, затем прошла вдоль набережной к еще очень новому мосту Пон-Нёф, еще раз пересекла Сену и достигла Лувра.
С наступлением темноты Мария Медичи обратилась к «тем, кто живет в домах по ходу следования процессии», с просьбой зажечь по фонарю в каждом окне, чтобы осветить зрелище. Более чем шесть часов спустя и далеко за полночь последние участники шествия наконец добрались до Лувра. Можно было смело утверждать, что буквально все парижане поучаствовали в церемонии торжественного открытия площади Руаяль.
О празднествах продолжали говорить и десятки лет спустя; гравюра Шастийона, как и рассказы о событии, перепечатывались снова и снова вплоть до 1660-х годов. Они обладали огромным пропагандистским влиянием. Книги и картины 1612 года сообщали всему миру, что в городе, который всего десять лет назад оправлялся от разрухи и гражданской войны, который еще два года назад скорбел по убитому Генриху IV, теперь все хорошо. Париж возродился, все ужасы прошлых лет позабыты, теперь он может быть местом проведения столь гламурных торжеств.
В документах 1605 года, касающихся Королевской площади, Генрих IV утвердил и последнюю ее функцию: служить proumenoir, то есть «местом, где жители города смогут прогуливаться; теперь же они заключены в своих домах из-за множества людей, что стекаются в Париж со всех сторон». Таким образом, он стал первым монархом, который признал необходимость создания публичного пространства нового типа – такого, которое было бы предназначено для повседневного отдыха жителей густонаселенного центра города. Площадь Руаяль была первым в мире специально спланированным и построенным местом для отдыха и развлечений в Европе.
На этой гравюре площадь Руаяль показана как поистине общественное место для отдыха и развлечений, которым наслаждались парижане всех возрастов и сословий
Изображение площади Руаяль XVII века показывает, что она стала неотъемлемой частью повседневной жизни парижан. Мужчины и женщины, взрослые и дети, дворяне и буржуа совершают променад в центре, под аркадами и по прилегающим улицам. Некоторые делают это в одиночестве, другие прогуливаются парами или группами. Два мальчика бегают друг за другом. Несколько человек облокотились на ограждение; другие сидят на нем или на траве рядом. По улицам расхаживают бродячие торговцы; аристократы на лошадях практикуются в искусстве ведения боя. Во времена, когда очень немногие дома обладали специально отведенным местом для социальной активности, площадь Руаяль стала своего рода гостиной на свежем воздухе, где парижане могли проводить свое свободное время. И более того, они имели возможность делать это круглый год. Ни один ранний путеводитель по Парижу не забыл подчеркнуть тот факт, что благодаря крытым аркадам «можно наслаждаться прогулкой в любую погоду, будучи защищенными не только от дождя, но и от солнца».
Однако со временем площадь все же перестала быть истинно демократичным местом. Трансформация началась в 1616 году, когда истек срок контрактов, предписывающих инвесторам поддерживать работы по производству шелка. Мануфактура не оправдала себя в финансовом отношении, а Генриха IV уже не было в живых. Поэтому она была закрыта, а ремесленников, проживавших на площади, вынудили переехать.
Начиная с того времени дома на площади Руаяль переходили от первых владельцев к высшей аристократии. Например, единственный дом с частным садом оставался в собственности семьи Пьера Фуже до 1644 года; затем его наследники продали дом Оноре д’Альберу, герцогу де Шольну и маршалу Франции. К 1640-м годам аристократическое преображение Королевской площади было завершено. В 1639 году в центре поставили конную статую Людовика XIII, как будто чтобы предупредить: отныне самая большая городская площадь будет менее демократичной и более королевской. (Статуя была снесена в 1792 году; памятник, который мы видим сейчас, датируется 1829 годом.)
Но десять лет спустя, когда в Париже разразилась гражданская война, все аристократические притязания были на время забыты. Городское самоуправление заняло просторную и выгодно расположенную площадь и использовало ее, чтобы показательно противостоять королевской власти. В начале 1649 года и частная милиция, и кавалерия, выступавшая под знаменами Парижа, патрулировали площадь почти каждый день, чтобы городские власти могли доказать парижанам, что они обладают достаточной для защиты города военной мощью. Вскоре армия повстанцев разбила там лагерь. Такие зрелища, как это, видимо, убедили местных жителей, что пришло время взять площадь Руаяль под свой полный контроль.
В оригинальном проекте между домами и общим пространством ограды не было: площадь поистине принадлежала городу. Кузина Людовика XIV, герцогиня де Монпансье, описала в своих мемуарах, как вскоре после окончания гражданской войны владельцы домов полностью изменили положение дел. Это полотно было написано вскоре после реконструкции; на нем хорошо видна изгородь, самое заметное свидетельство того, что отныне площадь не является столь открытой.
