В субботу 7 апреля 1498 года флотилия подошла к Момбасе, прекраснейшей гавани на всем восточном побережье Африки. Вид на город с кораблей вызвал у уставших от долгого плавания португальских моряков тоску по родине. Город был построен на склоне каменистого полуострова, выдававшегося в море.

Правитель Момбасы, несомненно, был уже информирован о приключившихся вдоль побережья злосчастных инцидентах или гонцами, прибывшими по суше, или каким-нибудь судном, так как, едва португальские корабли показались на горизонте, их вышла встречать завра [то же, что и доу]. Несколько арабов взобрались по трапу на палубу «Сан-Габриэла» и спросили Гаму, откуда он прибыл, кто он и чего он ищет. Гама через Аффонсу Мартинша сказал им, что хочет получить провизию. Подозревая предательство, он приказал поднять и полностью вооружить всех больных в трюмах, как и всех здоровых.[279] Когда посланцы покинули судно со всевозможными, чересчур торжественными заявлениями о дружбе и с обещаниями о помощи, Гама стал опасаться вероломства больше, чем когда-либо, и установил на всех кораблях ночные караулы. В полночь к «Сан-Габриэлу» тихо подошла завра с сотней вооруженных людей. Когда они начали перелезать через борт, Гама остановил их и разрешил подняться на судно только нескольким. Через некоторое время и эти последние отплыли. Было очевидно, что момбасцы произвели разведку, чтобы установить, насколько португальцы бдительны.

Шейх Момбасы продолжал проявлять двуличность и прислал Гаме подарки: «овцу, множество апельсинов, лимонов и сахарного тростника, а также перстень, как залог безопасности, передав, что если он пожелает войти в гавань, шейх снабдит корабли всем необходимым» Гама вновь совершил серьезную ошибку в своих отношениях с арабами побережья. Его ответные дары взамен полученного продовольствия состояли всего-навсего из жалкой нитки коралловых бус. Вместо того чтобы послать с этим ничтожным подарком кого-либо из своих офицеров, он послал двух осужденных преступников из числа тех, которых вез с собой. Несмотря на это грубое нарушение всех правил приличия, посланные им люди были приняты весьма гостеприимно. Им показали весь город и, когда они собрались возвращаться на корабль, вручили образцы гвоздики, перца и зерна — всем этим шейх мог снабдить командующего.

Когда на следующее утро корабли медленно входили в гавань, беспорядок, возникший в результате легкого столкновения двух судов, дал нескольким арабам, находившимся на кораблях, возможность спрыгнуть за борт в плывущую рядом завру; и в тот же момент два мошенника-лоцмана, нанятые в Мозамбике, нырнули в воду, поплыли к завре и таким образом сбежали Гама впал в страшную ярость, и в ту же ночь к нему приволокли двух из тех четырех людей (неизвестно, арабов или негров), которых Паулу да Гама захватил в челноке у Мозамбика. Он потребовал, чтобы они рассказали ему все, что они знают о заговоре момбасцев против него. Бедняги уверяли, что ничего не знают. Плотно сжав губы и прищурив глаза, Гама повторил свое требование. Они упорно утверждали, что ничего не знают. Тогда Гама повернулся к офицеру и промолвил: «О pingo!» («Капли!»). Разведен огонь, на него поставлен таз, в таз налиты масло и смола. Вскоре смесь запузырилась и закипела, издавая запах дегтя Двое несчастных были обнажены, а их руки связали так крепко, что они не могли шевельнуться. Один из матросов зачерпнул ковш кипящей жидкости и встал рядом с Гамой. После третьего отказа пленников Гама кивнул головой Матрос выступил вперед и медленно, сосредоточенно начал лить кипящее масло, каплю за каплей, на гладкую обнаженную кожу сначала одному, потом другому. Они корчились, громко кричали и стонали. Ковш опустел, кожа покрылась страшными волдырями и разъедающими ожогами. Гама ждал в гробовом молчании. Затем тот и другой признались. Они слышали от людей шейха, которые приходили на судно, что тот намерен заманить корабли в гавань, а «затем напасть на португальцев, когда они забудут осторожность, и отомстить за то зло, которое Гама и его люди совершили в Мозамбике». Эти показания, данные стонущими пытаемыми людьми, были недостаточны для Гамы. Он снова кивнул головой, ковш снова погрузился в таз, и снова жгучая жидкость, капля за каплей, полилась на истязуемых. Один из них не смог больше вынести муки и, раздираемый болью, отчаянным усилием вырвался из рук своих палачей, подбежал к борту, и, хотя руки его были связаны, прыгнул в воду. Гама, видя, что он не сможет выпытать больше ничего и у второго, приказал убрать его прочь. Тому также удалось освободиться и уплыть на берег под покровом темноты.

Наступила ночь, и Гама опять привел корабли в состояние боевой готовности на случай неожиданного нападения. Около полуночи два челнока, полные туземцев, бесшумно подошли близко к флотилии. Сидевшие в челноках люди соскользнули в темную воду, одни поплыли к «Сан-Рафаэлу», другие по направлению к «Берриу». Караульные на кораблях слышали всплески, но сначала подумали, что около судна плещутся крупные рыбы. Пловцы, достигшие «Берриу», начали подрубать его якорный канат. Другие вскарабкались на борт и принялись обрубать снасти с кормовой мачты. Матросы «Берриу» осознали, наконец, опасность, бросились на них, и в то же время подняли тревогу и на других кораблях. Момбасцы, видя, что их обнаружили, попрыгали в воду и поплыли к своим лодкам, а затем поспешно погребли обратно к берегу. Автор «Рутейру», засвидетельствовавший истязания, которым Гама подвергал туземцев вдоль всего побережья, в этом месте набожно заносит в судовой журнал:

Несмотря на «злобу и вероломство, которые эти собаки проявляли по отношению к нам и которые бог раскрыл нам», корабли оставались у Момбасы еще в течение двух дней, а затем утром 13 апреля подняли паруса.

При переходе через отмель Гаму постигла еще одна неудача. Один из якорей не поднимался; когда его стали тянуть изо всех сил, канат лопнул, и якорь был потерян[281].

Васко да Гама, все еще упорно надеявшийся найти лоцмана, который мог бы провести его корабли через неведомый Индийский океан, бросил якорь у побережья примерно в восьми лигах от Момбасы и на следующее утро захватил небольшое арабское судно с семнадцатью матросами, в котором было золото, серебро и провизия и два пассажира — старик-араб и его молодая жена. Затем корабли отправились дальше, и на заходе солнца в субботу 14 апреля флотилия встала на якорь у Малинди, в тридцати лигах к северу от Момбасы.