Итак, принц Генрих, великий магистр ордена Христа, человек, давший пожизненный обет безбрачия и радевший, казалось, только о самых высоких идеалах, восседал на коне и спокойно глядел на дележ своей добычи, на этих живых людей, на то, как оттаскивают жен от мужей и родителей от детей. Раздаривая их своим фаворитам, он ни на секунду не задумался, какие страдания переживают несчастные пленники — так поглощен был он заботой о спасении их душ! Хотя это может показаться нам и странным и невероятным, но то было не лицемерие, а истинный дух века. И Азурара, несомненно, искренен, когда он заканчивает свое повествование следующими словами:
Теперь их судьба совершенно изменилась, ибо раньше у них были погублены и душа и тело: душа потому, что они были язычниками, не ведавшими света и сияния святой веры, а тело потому, что они жили как звери … не знали ни хлеба, ни вина, не покрывали себя одеждой, не обитали в домах и, хуже всего прочего, пребывали в великом невежестве, — ведь они не понимали, что такое добро, а жили, отдаваясь животной лени… И теперь подумайте, какая награда должна была быть инфанту от господа бога за то, что он дал им возможность спастись — и не только им, но и многим другим, которых приобрел впоследствии …
И тут же он [принц Генрих] возвел Лансароти в рыцарское звание, щедро наградив его согласно заслугам и проявленным им высоким качествам. И другим вожакам он тоже дал высокие награды, так что те полагали, что труды их вполне вознаграждены, даже если не считать их основной доли.
Так на рынке Видория в португальском городе Лагуш началась современная европейская торговля черным двуногим живым товаром. Эта позорная торговля, пока она не была прекращена, вызвала насильственное выселение со своей родной земли по крайней мере двенадцати миллионов африканских чернокожих, и столько же людей при этом погибло[56].
Португалия вступила в новую эру своей истории. «Черная слоновая кость» (негры-рабы) и белая кость, золото, гвинейский перец[57] — все это влекло предприимчивых лузитанцев к новым рискованным плаваниям, к новым энергичным походам за рабами, к новым исследованиям, к новым, еще более жирным барышам. Прилив в страну африканских рабов в совокупности с правительственной политикой, поощрявшей браки между неграми и португальцами (последние с готовностью следовали этой официальной линии), медленно, но верно, самым глубоким образом изменял характер местного населения[58].
В 1444 году Нунью Триштан достиг реки Сенегал, а год спустя Диниш Диаш[59] обогнул Зеленый мыс. Поскольку одной из основных целей этих экспедиций была охота за рабами, известия о прибытии португальцев стремительно распространялись по всему побережью, туземцы встречали их очень враждебно, в результате чего среди португальских командиров были даже убитые[60].
К 1446 году в африканской торговле было занято уже пятьдесят одно судно и эти суда плавали на 450 лиг[61] дальше мыса Бохадор. Об исследованиях португальцев в течение нескольких лет после 1448 года мы располагаем, по каким-то не ясным нам причинам, очень скудными данными. Нет сомнения, что торговля развивалась, что смельчаки-мореходы, нащупывая свой путь средь неведомых ветров, течений и мелей, пробирались вдоль африканского берега все дальше и дальше к югу, что они захватывали туземцев всегда и везде, где только могли застать их врасплох. Португальцы постепенно упрочивали свои позиции на африканском побережье, строя укрепленные поселения и фактории. По существу, началась колонизация[62]. Туман неведения и неизвестности, окутывавший западный берег Африки, потихоньку рассеивался, уступая место ясному свету дня. Темные страхи перед сказочными чудовищами и вымышленными опасностями, о которых говорили древние предания, мало-помалу исчезали в лучах опыта, знаний и здравого смысла.
Хотя португальцы и понимали, что товары, приобретаемые ими в прибрежной местности, шли главным образом из внутренних областей, они по большей части ограничивались торговлей в непосредственной близости от берега. Торговля внутри материка находилась в значительной мере в руках смелых евреев, проникавших далеко вглубь страны и добиравшихся с севера на верблюдах через оазисы Сахары даже до самых отдаленных районов. Об этом свидетельствуют тщательно выполненные карты, составленные евреями Мальорки, откуда выходили лучшие картографы той эпохи. На этих картах — а некоторые из них восходят даже к 1375 году — показаны Тимбукту, горы Атласа с их караванными тропами и помещено грубое изображение «властителя гвинейских негров». В обмен на слоновую кость, эбеновое дерево, золото, шкуры и рабов простодушным туземцам давали стеклянные шарики, зеркальца, ножи, звонки, яркие ткани и т. д. В отдаленных, глубинных пунктах Африки эти предметы служат «ходовым товаром» и поныне.
Несмотря на то, что португальские корабли, вероятно, уже к 1448 году достигли Сьерра-Леоне, войны с Кастилией (за владение Канарскими островами, 1451–1454 годы) и с маврами задержали исследование Африки в последние годы жизни принца Генриха.
Тем больший исторический и географический интерес представляет сохранившийся отчет об одном плавании к африканскому побережью, совершенном в те годы. Это отчет венецианского авантюриста Альвизе Кадамосто[63], оставившего увлекательный рассказ о своих путешествиях, совершенных на службе у принца Генриха, и, возможно, первого из европейцев, увидевшего острова Зеленого мыса. Кадамосто родился в Венеции примерно в 1426 году, в 1445 году уехал на Кандию (Крит). Пять лет спустя мы видим его «знатным лучником» на «большой галере» в Александрии, а еще позднее он плавает на фламандской галере. По тем немногим сведениям, которые можно отыскать у писателей того времени, следует признать, что он не являлся профессиональным моряком, а был дворянином-торговцем и искателем приключений. В 1454 году вследствие того, что его отец оказался втянутым в тяжелый судебный процесс, закончившийся его изгнанием, Альвизе вместе со своим младшим братом Антонио покинул Венецию, отправившись на поиски приключений и богатства.
Случайно корабль Кадамосто на пути из Венеции во Фландрию был задержан противным ветром вблизи мыса Сан-Висенти, откуда было недалеко до Рипузеры — имения принца Генриха. Услышав, что близ берега стоит итальянское судно, принц послал туда своего секретаря с образцами африканских товаров. Товары возбудили любопытство молодого Кадамосто, и он «спросил… не разрешит ли господин плыть туда тому, кто пожелал бы этого». Когда же ему сообщили, что его услуги охотно примут, и рассказали об условиях службы — дележ привезенного груза и т. д., — он решил снарядить каравеллу и идти к африканскому берегу. «Я был молод, — писал он, — мог прекрасно переносить трудности, страстно желал поглядеть на мир и увидеть то, что еще не видал наш народ, а также рассчитывал приобрести почести и богатство». Галера Кадамосто направилась сначала к Мадейре и к Канарским островам, а затем вдоль африканского побережья — причем Кадамосто постоянно вел записи о ветрах, течениях, местах высадки и встречах с местными жителями. Его описания племен, которые он посетил, весьма интересны и содержат много ценных сведений. По всему берегу близ мыса Бланко велась весьма оживленная торговля рабами, и отдавали «десять или пятнадцать рабов за одну из таких (берберийских) лошадей, в зависимости от ее качеств». Арабы выменивали на людей также гранадский и тунисский шелк. «В результате португальцы ежегодно увозили из Аргина тысячу рабов». Кадамосто рассказывает и о жителях пустыни — туарегах, об их обычае закрывать свои лица и дает им такую характеристику:
