— Разве это не… замечательно?

— Я не хочу показаться неблагодарным, — осторожно сказал я, — но где же Бог?

— Бог. Вам что, Бог нужен? Вы этого хотите?

— А что, разве важно, хочу я или нет?

— Только это и важно. Значит, вам нужен Бог?

— Честно говоря, я думал совсем по-другому. Честно говоря, я думал, что или он есть, или его нет. И хотел узнать, как оно на самом деле. Я не думал, что это от меня как-нибудь зависит.

— Разумеется, зависит.

— Ох.

— Рай в наши дни демократичен, — сказала она. Потом добавила: — По крайней мере, если вы этого хотите.

— То есть как это — демократичен?

— Мы больше не навязываем Рай людям, сказала она. — Мы прислушиваемся к их нуждам. Если они его хотят, они его получают; а нет, так нет. И к тому же получают именно такой Рай, какой хотят.

— А какого обычно хотят?

— Ну, обычно хотят продолжения жизни, так можно сказать. Только… лучше, сами понимаете.

— Секс, гольф, шоппинг, обед, встречи со знаменитыми людьми и прекрасное самочувствие? — спросил я, как бы защищаясь.

— Всякое бывает. Но если откровенно, я не сказала бы, что разница так уж велика.

— Не то что в старые времена.

— Ах, старые времена, — она улыбнулась. — Я-то их, конечно, не застала, но вы правы, тогда Рай представлялся людям чем-то гораздо более изысканным.

— А как насчет Ада? — спросил я.

— Что насчет Ада? Ну, есть он, Ад?

— О нет, — ответила она. — Это была всего-навсего необходимая пропаганда.

— Вот я и засомневался. После встречи с Гитлером.

— С ним многие встречаются. Он тут вроде… туристской достопримечательности, что ли. Ну и как он вам?

— Вообще-то я с ним не говорил, — твердо сказал я. Он не из тех, кому я подал бы руку. Я только посмотрел на него из-за кустов.

— Да-да. Такой способ предпочитают очень многие люди.

— Вот я и подумал, если он здесь, стало быть, Ада нету.

— Разумный вывод.

— Просто ради любопытства, — сказал я, — а чем он тут занимается? — Я представил себе, как он каждый день ходит на Олимпийские игры 1936 года в Берлине, смотрит, как Джесси Оуэнс падает, а немцы выигрывают все призы, а. потом идет есть кислую капусту, слушать Вагнера и развлекаться с пышной блондинкой чисто арийских кровей.

— К сожалению, у нас не принято разглашать чужие секреты.

— Извините, — Это было правильно. Если подумать, я тоже не согласился бы, чтобы все узнали, как я провожу время.

— Так, значит, нет вовсе никакого Ада?

— Есть то, что мы называем Адом. Но это больше похоже на парк аттракционов. Ну, знаете — скелеты, которые выскакивают у вас перед носом, ветки в лицо, безвредные бомбы, в общем, всякие такие вещи. Только чтобы вызвать у посетителей приятный испуг.

— То есть испуг обязательно должен быть приятным, — заметил я

— Ну да. В наше время люди хотят именно этого.

— А вы знаете, какой был Рай в старые времена?

— Старый Рай? Да, мы знаем о Старом Рае. У нас есть архивы.

— Что с ним произошло?

— Он, можно сказать, закрылся. Люди его больше не хотели. Он стал им не нужен.

— Но у меня были знакомые — правда, мало, — которые ходили в церковь, крестили своих детей, не употребляли грубых слов. С ними-то как же?

— Есть у нас и такие. Их тоже обслуживают. Они молятся и благо дарят Бога, примерно как вы играете в гольф и занимаетесь сексом. Им, кажется, неплохо, они получили то, что хотели. Мы построили для них несколько очень симпатичных церквей.

— Выходит, для них Бог существует? — спросил я. Ну конечно.

— А для меня, значит, нет?

Похоже, что нет. Если только вы не захотите изменить свои представления о Рае. Тут я вам не помощница. Но могу посоветовать, куда обратиться.

— По-моему, пока у меня и так есть над чем подумать.

— Прекрасно. Тогда до следующего раза.

Той ночью я спал плохо. Моя голова не была занята сексом, хотя вес они старались как могли. Не желудок ли в этом виноват? Наверное, я переел осетрины? Ну вот, пожалуйста — я снова начал тревожиться за свое здоровье.

Наутро я пошел играть в гольф и закончил круг за 67 ударов. Мой мальчик Северьяно вел себя так, словно это моя лучшая партия, как будто не знал, что я могу сделать на 20 ударов меньше. После этого я навел необходимые справки и отправился к единственному облачку на горизонте. Как я и ожидал. Ад оказался никуда не годным; гроза над автомобильной стоянкой удалась им лучше всего. Там были безработные актеры, которые протыкали других безработных актеров длинными вилами и окунали их в бочонки с надписью: «Кипящее масло». Фальшивые звери с пристегнутыми клювами клевали трупы из пористой резины. Я видел Гитлера, который ехал на Призрачном Поезде, держа под мышкой Madchen с косичками. Еще там были летучие мыши, и скрипящие крышки гроба, и запах гнилых половиц. Так, значит, вот чего хотят люди?

— Расскажите мне про Старый Рай, — попросил я Маргарет на следующей неделе.

— Он в основном соответствовал вашим описаниям. Я имею в виду сам принцип Рая: вы получаете то, чего хотите, то, чего от него ждете. Я знаю, что некоторые думают иначе: будто бы в Раю человек должен получать по заслугам, но такого никогда не бывало. Нам приходится их разочаровывать.

— И что, они огорчаются?

— Как правило, нет. Людям больше нравится получать то, чего они хотят, а не то, чего они заслуживают. Хотя кое-кто из них проявлял недовольство тем, что другие не были примерно наказаны. Видимо, в их представление о Рае входило и то, что остальные должны попасть в Ад. Не очень-то это по-христиански.

— А они… становились бесплотными? Превращались в чистый дух и всякое такое?

— Да, разумеется. Они же этого хотели. Во всяком случае, в определенные эпохи. Мода на развоплощение — вещь очень нестойкая. Сейчас, например, очень многие предпочитают сохранять свое собственное тело и свою индивидуальность. Хотя и это, скорее всего, чисто временное явление.

— Чему вы улыбаетесь? — спросил я. Она меня удивила. Я думал, что Маргарет, как и Бригитта, служит всего-навсего источником информации. Однако она явно имела свое мнение о происходящем и не скрывала этого.

— Просто иногда кажется забавным, что люди гак цепляются за свое тело. Бывают, конечно, просьбы о незначительных операциях. Но это выглядит так, словно от идеального представления о себе их отделяет только неправильный нос, или морщинки на лице, или горсть силикона.

— И что же случилось со Старым Раем?

— Он еще немного продержался после того, как открыли новый. Но спрос на него постоянно падал. Новый Рай нравился людям больше. Что ж, ничего удивительного. Мы ведь смотрим далеко вперед.

— А что случилось с обитателями Старого Рая?

Маргарет пожала плечами с самодовольным видом, точно глава планового отдела какой-нибудь корпорации, чьи прогнозы оправдались с точностью до последнего десятичного знака.

— Вымерли.

— То есть как это? Вы хотите сказать, что закрыли Старый Рай, и поэтому они вымерли?

— Нет-нет, что вы, наоборот. У нас тут другие законы. По конституции Старый Рай должен функционировать до тех пор, пока он нужен его обитателям.

— А кто-нибудь из его обитателей еще жив?

— По-моему, да, но их очень мало.

— Можно мне встретиться хотя бы с одним?

— К сожалению, они никого не принимают. Раньше принимали. Но люди из Нового Рая обычно вели себя как в увеселительном парке с уродцами, показывали пальцем и задавали глупые вопросы. Поэтому обитатели Старого Рая отказались встречаться с ними. Стали говорить только друг с другом. Потом начали вымирать. Теперь их уже совсем немного. Мы им, конечно, ведем учет.

— А они бесплотные?

— Кто да, а кто и нет. Зависит от секты. Тем, кто бесплотен, разумеется, нетрудно избегать встреч с обитателями Нового Рая.

Ну что ж, какой-то резон в этом был. Резон был во всем, кроме самого главного.

— А что вы имели в виду, когда сказали, что другие вымерли?

— Каждому предоставлена возможность умереть, если он захочет.