Он кивнул и тяжело сглотнул прежде чем посмотреть прямо ей в глаза.

– Я совершил ужасное преступление. Я убил своего младшего сына.

На мгновение в комнате воцарилась абсолютная тишина. Амор не дышал.

– О, Боже мой. – Больше она ничего не могла сказать – у нее во рту пересохло. Его откровение засело глубоко внутри.

Нина почувствовала, как он отстранился, но сильнее сжала его руку. Она знала, что если отвергнет его сейчас, то он с этим не совладает.

– Как это произошло?

– Это была моя первая ночь как вампира. Я понятия не имел какие во мне произойдут перемены. Жажда крови, ужасная жажда – я не знал, как ей противостоять. Жан-Филиппу было всего три. Он доверял мне. – Голос Амора надломился.

Нина крепко обняла его, поглаживая по широкой спине. Он был отцом – у него была жена, ребенок. Она бы никогда не подумала. Внезапно она увидела его другими глазами. Он раньше о ком-то заботился. Однажды любил кого-то.

– Ты не хотел этого делать. Вампир, который тебя обратил, нужно его винить.

Амор отстранился от нее.

– Нет. Меня нужно винить. Может я и не просил, чтоб меня обратили, но я спровоцировал это.

– Спровоцировал это, как?

– Я думал, что это поможет моей семье. Я не мог содержать их, но затем мужчина предложил мне сделку. Я согласился, полагая, что смогу сделать лучше и для них, и для себя. В его устах это звучало так просто. Он готов был заплатить мне, чтобы покормиться от меня, но он не сдержал свое обещание, и вместо этого обратил. Я не знал о жажде, как она будет управлять мною. Когда я вернулся домой в ту первую ночь после обращения, Жан-Филипп стоял в дверях, встречал меня. Я был ненасытен, такой голодный. – Амор запустил руки в волосы, в глазах было видно терзание. – Я поддался жажде крови. Нина, я высушил его. Своего собственного сына. Я монстр. – Нина хотела его утешить, но он удержал ее, как будто не заслужил сочувствие. – Когда моя жена увидела, что произошло, она прокляла меня, а затем сбросилась с церковной башни. Она убила себя, потому что не могла вынести потери нашего сына. У нее было право меня ненавидеть. Я ненавидел сам себя. – Он замолчал. – Это она наградила меня этим так-называемым даром.

– Даром?

– То, что я могу чувствовать эмоции других людей. Она прокляла меня. Хотя и не была ведьмой. Тогда существовало поверье, если ты желал зла другому всем сердцем и душой, а затем убивал себя, твое желание превращалось в проклятие. Так и случилось. Она прокляла меня, прокляла так же, больше никогда не любить. Теперь ты знаешь.

– Никогда снова не любить?

Амор кивнул и тяжело сглотнул.

– Знаешь почему я живу в самой захудалой части города? Потому что я не заслуживаю ничего лучше. По крайней мере среди менее удачливых людей в этом городе я чувствую себя дома. Я чувствую их боль, их гнев. В этом гадюжнике не особо много любви. Мне не часто напоминают о том, чего я не могу чувствовать. Так легче.

Нина взяла его огромную руку в свою и сжала.

– Амор, почему ты так строг к себе?

– Почему? Потому что каждую ночь я вспоминаю, что натворил, и каждую ночь я хотел бы все повернуть время вспять и вернуть его. Вернуть их обоих. Но я не могу. Я убил их обоих.

Она положила голову ему на плечо.

– Разве ты не достаточно долго уже раскаиваешься в этом? Когда это все произошло?

– Более 400-сот лет назад.

Нина вздохнула.

– Даже убийцы люди часто выходят на свободу через 30 или 40 лет. Ты был в этой тюрьме более 400 лет.

– И лучше не становиться. Ничего не поменялось. Мой сын все еще мертв, и я все еще его убийца.

– Ты не мог себя контролировать. В человеческом суде они бы назвали это смягчающие обстоятельства.

– Это не оправдание.

– Нет, но это причина, по которой все произошло. Ты не намеренно это сделал.

– Откуда тебе знать?

– Потому что, когда ты контролируешь себя, ты не причиняешь вред людям. Ты не причинил вреда мне.

Сожаление закралось в его голубых глазах.

– Почти причинил.

– Главное то, что не причинил. Ты не монстр.

– С каких это пор ты защищаешь вампиров?

– С тех пор как узнала одного. – Она никогда не думала, что скажет такое, но она пыталась защитить его. Черт возьми многое изменилось в ее мире за последние три дня. Боль, которую она видела в его глазах, ранила ее глубоко в груди. Почему на нее так действовало то, что он чувствовал? Почему ее так ранило видеть его, испытывающим боль?

– Нина. Я – порченый товар.

– Мы все такие. Ты уже достаточно долго страдал. Тебе не кажется, что пришло время простить себя?

– Простить себя? – голос Амора звучал шокировано. – Я никогда не смогу простить себя за то, что сделал.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Если ты сам не можешь этого сделать, тогда должен сделать кто-то другой. Ты не можешь дальше так жить. Я прощаю тебя, Амор.

Амор потрясенно уставился на Нину, не понимая, что же она сказала.

Она простила его за то, что он сделал четыре столетия назад? Нет, он не мог принять прощение. Он не заслуживает его.

Он пытался говорить, протестовать, но слова не шли с его пересохших губ. Ее руки обнимали Амора, а ее обнажённое тело прижималось к его. Нина должна быть в ужасе от него, чувствовать отвращение, сбежать.

Тем не менее она так не поступила. Вместо этого она успокаивала его, нежно поглаживая и оставляя легкие поцелуи на шеи и плечах.

По собственному желанию, его руки притянули ее ближе, крепче обняв, когда они оба расслабились на простынях.

– Я не понимаю. – Почему эта маленький воин внезапно стала такой нежной с ним? Он был сильным и страшным вампиром, тем самым который напал на нее во сне, и все же она успокаивала его своими прикосновениями и нежными поцелуями.

– Ты слишком суров к себе. Это был несчастный случай, ужасный несчастный случай. Пора отпустить чувство вины.

Амор не знал то ли от ее слов, то ли от того как она их сказала ему стало легче. Или может то, как она прижалась к нему, показывая, что доверяет ему и он ее не обидит.

Но сейчас он чувствовал себя спокойнее, и грусть, которая переполняла раньше, сейчас исчезла.

Он поцеловал ее в лоб, а потом посмотрел ей в глаза.

– Кто ты? – Она не только блокировала эмоции других людей, которые атаковали его, казалось она понимала Амора на более глубоком уровне. Она знала, что ему нужно и когда. Такое вообще возможно?

Нина покачала головой.

– Я никто. Но я узнаю боль, когда ее вижу.

И он понял. Расти в приюте должно быть не просто.

– Расскажи мне о вас с Эдди. Я читал в его файле, что вы оба выросли в приёмной семье. Должно быть вам было трудно.

Прежде чем заговорить, Нина на мгновение закрыла глаза.

– Один приют? Их было три.

Амор притянул ее ближе к себе и накрыл одеялом.

– Расскажи мне что случилось. Я хочу знать, что превратило тебя в такой крепкий орешек.

– Ты думаешь я крутая?

Он улыбнулся.

– Да, и я говорю это в хорошем смысле. Мне нравятся сильные женщины.

– Мои родители возвращались с ужина по поводу их годовщины. – У нее был отдаленный взгляд, взгляд полный печали и тоски. – Няня разрешила мне смотреть телевизор, пока Эдди укладывала в кровать. Именно тогда на пороге появилась полиция. – Нина прервалась и сделал несколько вдохов, затем продолжила. – Пьяный водитель так они сказали. Он проехал на красный свет. Я помню своих родителей как будто это было вчера. Но Эдди был слишком маленький. Он иногда плакал по ночам, потому что не мог вспомнить как выглядела наша мама. Первая приемная семья, в которую мы попали были добры к нам, но, когда наш приемный отец потерял работу, они не могли себе позволить оставить нас. Эдди был убит горем, но Социальные Службы просто забрали нас. – Она вздохнула. – Они сначала хотели разделить нас, потому что думали, что легче пристроить одного, но я не отпускала Эдди. Я кричала на всех, кто к нам приближался. – Амор нежно провел костяшками пальцев по ее щеке, желая утешить. – Мне было 12 когда нас отправили в другую семью. Я была рослой для своего возраста и у меня уже была грудь. И это было проблемой. – У Амора скрутило живот, ему не нравилось куда вела эта история. – Однажды я заметила, как отчим наблюдал за тем, как я одеваюсь. Он отрицал это, но я видела какой у него был взгляд. Сперва я ничего не говорила, потому что приемная мать была такой доброй. Эдди там нравилось и у него появились друзья в школе. Я не хотела, чтобы ему опять пришлось переезжать. Но это случалось снова и снова. До тех пор, пока я не смогла выносить. – Нина посмотрела на него с широко распахнутыми глазами. – Я нашла фото. Не только мои, но и других девочек. Извращенец фотографировал нас – голыми, в душе или ванной, или, когда мы переодевались. У него были смотровые отверстия по всему дому.