Пока “Стоунз” в Англии медленно вставали на крыло после целого года сплошных неудач, в Новом Свете состоялся самый большой из Больших Фестивалей — Вудсток. На свежевыкошенном зеленом поле в 150 километрах от Нью-Йорка собралось 400 000 человек. Поистине, Вудсток был действием “библейского масштаба”: современникам не на шутку казалось, что здесь рождается новое поколение, исповедующее мир и любовь… За два дня фестиваля не произошло никаких эксцессов: три человека естественным образом умерли, а двое — родились, и их матери, подобно деве Марии, рожали хоть и не в хлеву, но на поле молочной фермы…
“Стоунз”, опоздав на этот праздник жизни, решили отыграть свое осенью: 26 октября началось их американское турне, которое происходило с возрастающим и поистине грандиозным успехом. Казалось, они приехали для того, чтобы сделать карнавал непрерывным и продлить очередное “цветочное лето”. Но вышло так, что они приехали, чтобы возвестить о зиме.
Они держались великолепно. Никогда прежде не удавалось им достигнуть на концертах такого слаженного и мощного звучания, никогда прежде их сцена не превращалась в настоящий театр: Мик выступал в черном трико с серебряным поясом и красным знаком в виде подковы на груди. Ошеломленные газеты сдуру писали, что он “походит на принца темного царства, на ангелоподобного демона”. К тому же сбылась давняя мечта Мика: на протяжении всего турне киногруппа братьев Мейсл следила за каждым их шагом…
На заключительном шоу в нью-йоркском “Медисон-сквер-гарден” Мик сказал, что “Роллинг Стоунз” доказали свое право называться самой великой группой рок-н-ролла, и объявил, что для того, чтобы отблагодарить всех, кто помог им подняться, роллинги хотят завершить гастроли грандиозным бесплатным концертом.
Организовать его должен был Сэм Катлер — который сделал концерт в Гайд-Парке, но ему, в свою очередь помогали два молодых американских продюсера, которые “сделали” Вудсток. Втроем они облетели окрестности Сан-Франциско и нашли живописное местечко километрах в 50 от Беркли. В последний момент по политическим причинам, о которых слишком долго рассказывать, власти запретили проведение концерта на облюбованном месте, и организаторам в течение одного дня пришлось искать новое, которым и стал Альтамонт.
Сцена монтировалась в течение ночи рядом с автополигоном, известным под названием “Бац-дорожка для смертельного дерби” (здесь устраивались гонки подержанных машин, которые не прекращались до тех пор, пока из десятка несущихся, разваливающихся на ходу и беспрерывно бьющих друг друга автомобилей не оставался один победитель). Все это, вкупе с дикой взвинченностью журналистов, киношников и музыкантов, вынужденных в последний момент менять все свои планы, — сразу бросило на этот роковой день — 6 декабря 1969 года — какой-то нервный, нехороший отсвет. К тому же по совету музыкантов из “Greatefull Dead” роллинги согласились пригласить в качестве охраны сан-францисских “ангелов ада”, поверив заверениям, что заморачиваться на их счет не стоит, “с ними все работают и всегда все проходило отлично”. Но “ангелы ада” из Фриско отнюдь не напоминали своих худосочных лондонских собратьев, хотя и не рядились в форму вермахта. Затянутые, как в доспехи, в черную кожу, вооруженные биллиардными киями, беспощадные, как спецназовцы, и, вдобавок, как следует подогретые кактусовой водкой, “охранники”, кажется, внушали ужас самим музыкантам.
Было прохладно. Место было скверное. Сцена низкая. В трехсоттысячной толпе (это зафиксировано кинокамерой) немало было совершенно удолбанных и ничего уже не соображавших людей. Карлос Сантана, который открыл концерт в Альтамонте, сразу зачуял в воздухе недоброе: “Когда я спускался со сцены, я сразу заметил парня с ножом. Он во что бы то ни стало хотел драться. Не важно с кем: он хотел драться”. Во время выступления “Jefferson Airplane” толпа полезла на сцену, и “ангелы”, расшвыряв прорвавшихся, принялись так жестоко избивать киями поверженных наземь, что на глазах солистки, Грейс, показались слезы: “Перестаньте драться! — закричала она. — Разве это необходимо? Надо, чтобы все чуточку поостыли…” Но никто не хотел остывать. Новый натиск толпы… Грейс отступает за ударную установку, барабанщик стоически отбивает ритм, пытаясь загипнотизировать толпу, и в такт ему Грейс вкрадчиво шепчет в ухо этого гигантского, ворочающегося в декабрьских сумерках зверя: “Easy, easy…” (“Тише… Тише…”).
В это время на вертолете прибывают “Стоунз”. Едва Мик спрыгивает на землю, ослепительно улыбаясь поклонницам, как некто ударом кулака в лицо едва не сбивает его с ног. Неизвестного оттаскивают. “Я ненавижу тебя, ублюдок, ненавижу…” — хрипит он. Злосчастный день! Он весь переполнен ненавистью… И если до этого момента фильм о гастролях “Роллинг Стоунз” в Америке напоминает обычный рекламный ролик, то теперь он превращается в беспощадный, полный драматизма документ. Каждый, кто посмотрит “Gimme Shelter”, невольно окажется в эпицентре ужаса, который слишком ощутим даже теперь. Увидит растерянных “Стоунз”, оказавшихся в пятачке света перед трехсоттысячной толпой. Они отыграли “Sympathy for the Devil” и начали играть “Under my Thumb”, когда вдруг из тьмы выскочил этот негр с пистолетом… Для чего ему был пистолет? Чтобы стрелять в Джаггера? Чтобы убить эту тварь, химеру, этого “ангелоподобного демона”? Или просто — убить, чтобы обрести ту мировую известность, о которой мечтал убийца Леннона? Мы никогда не узнаем. Один из охранников, бросившись на это хрупкое, хоть и вооруженное существо, мгновенно смял его и вонзил в него нож…
“…Все, что было достигнуто в Вудстоке, погибло от одного удара ножом…”
Так скажи мне, друг, откуда вырвался дьявол?
И где он был — на сцене, в музыке, в толпе, в стечении случайных (случайных?) обстоятельств? Или в законах рынка, которые заставляли музыкантов рваться к успеху любой ценой?Или в том, что была зима, ранние сумерки, скверное сочетание звезд на небе?
Большинство современников, потрясенных случившимся в Альтамонте, не винило за это “Стоунз”. Говорили о перетряхивании первоначального сценария, о низкой сцене, об ошибке с “ангелами”… Из музыкантов только Дэвид Кросби позволил себе моральное суждение: “Я не сказал им ни слова, когда увидел, чем все обернулось. Но я убежден, что они не поняли, что они совершили; я уверен, что никогда не поймут, почему их считают снобами. Я не люблю их. Я думаю, у них совершенно преувеличенное значение о собственной значимости…”
Похоже на правду, друг: где-то тут и зарыта вся чертовщина. Фестиваль, похоже, нужен был “Стоунз” любой ценой, чтобы завершить грандиозными эпическими картинами прославляющий их фильм, который они планировали выпустить на экраны раньше, чем фильм о Вудстоке. Выходит, они хотели быть первыми в мире — а это известная дорожка, на которой встречный прохожий, внезапно улыбнувшись, многим-многим раскидывал руки для дружеского объятия: “Рад вас видеть! Полагаю, вы меня помните?” И только когда эти многие-многие, часто такие же растерянные и подавленные, как “Стоунз” после Альтамонта, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут встречного, высвободившись из его крепких объятий, вдруг замечали вместо генеральского ботфорта или лакированного ботинка раздвоенное копыто, отороченное рыжей шерстью… Черт! Ну, да ладно: чего теперь-то уж, когда дело сделано… Черт — так Черт. Бизнес — так Бизнес. Очень, очень скоро, уже в начале 70-х, в мире шоу-бизнеса “Стоунз” действительно стали брендом № 1. Может быть, это было и не совсем то, о чем они мечтали, но тут уж ничего не поделаешь — Сатана врет, как черт, плетет свои кольца, и если в игре с ним выпал “чет”, не стоит пытаться переиграть его и ставить на “нечет”.
Я специально посмотрел фильмы о Вудстоке и об Альтамонте, чтобы составить мнение об этих фестивалях и понять, какое впечатление произвели они на современников. Конечно, впечатления эти потрясающе различны. Фильм о Вудстоке с самого начала окрашен эмоционально очень положительно (молодые ребята, трактор, скошенная трава…). Почему становится адом Альтамонт, непонятно. Но он становится адом с самого начала. Голая земля вместо зеленой долины, пожухлая трава, автострада на заднем плане, участок разбитой дороги для “смертельного дерби”... Странная окраска всего, тускловатый зимний свет. Толпа в черном. Присутствие рокеров с запада (все поголовно в толстых кожаных куртках): они сидят на автобусах, их колонна на мотоциклах довольно бесцеремонно пробивается к сцене… Они не имеют (тогда уже) ничего общего с хиппи и хиппующими обывателями, это посланцы нового, очень жестокого мира.
