Мысль о том, что некая часть бурно меняющегося российского общества - наиболее сильная, агрессивная, жестокая и, прямо сказать, богатая часть - считает его, талантливого музыканта, умного и энергичного парня Сергея Знаева клоуном, была отвратительна.

Пять лет он шел к своей цели, никуда не сворачивая, упорно и последовательно, он создал группу, он играл музыку, он зарабатывал этим на хлеб. И вдруг выясняется, что он - не более чем клоун.

Клоун, клоун, клоун. Не полубог, которого рвут на части почитатели его таланта, не производитель экстаза - всего лишь обезьяна, на чьи движения по вечерам приходит поглазеть публика.

Он продержался месяц, потом сорвался, устроил скандал. Получил по голове собственным инструментом. Распустил команду. Две недели пил. Продал весь аппарат. За доллары. Выручил огромную сумму, почти полторы тысячи. Потом очень выгодно, по частям, по десять, двадцать баксов, обменял валюту на отечественные фантики и при посредстве старой подруги купил тонну сахара. Осторожно реализовал. Кое-что заработал. И больше уже не пил никогда.

С тех пор почти десять лет он не брал в руки гитару. Даже не прикасался. Музыку практически не слушал. И разговоров о ней не терпел. Молодость окончилась, не начавшись. Довольно времени было потрачено на овладение мастерством клоунских ужимок, говорил он себе, покупая на вещевом рынке «Коньково» статусную шмотку, малиновый пиджак с позолоченными пуговицами; настала пора наверстать упущенное. Я вам не клоун. Я Сережа Знаев, я серьезный человек.

Появились деньги. А вслед, соответственно, и женщины. Разные, всякие, в любом количестве. Романтический отрок с шестиструнной им не понравился - зато молодой коммерсант пришелся по вкусу.

В начале девяностых годов московские девочки были необычайно доступны. Но не для всех.

Конечно, они не отдавались даром, как, например, отдавались американским солдатам-победителям - в сорок пятом году побежденные француженки и итальянки - за шоколад и капроновые чулки. В России девяностых победителей не было, только побежденные, проигравшие. Целую страну проиграли тогда.

Однако развалины не дымились, хлеб и молоко не исчезли из свободной продажи. Московские девочки отдавались не от отчаяния или голода, а в пылу жестокой конкурентной борьбы за лучших мужчин, то есть мужчин с деньгами, - их популяция была очень малочисленна.

Еще реже встречались не просто мужчины с полными карманами, а молодые мужчины с полными карманами. На таких девочки запрыгивали мгновенно, начинающий предприниматель Знаев лично наблюдал и сам неоднократно становился объектом атаки.

Он, однако, никогда не унижал себя презрением к ним. Да, испытывал чувство легкого превосходства - но, скорее, общечеловеческого характера. В остальном он оправдывал их, включая самых доступных, на все согласных.

Что может быть гаже, чем презирать женщину, пусть она и отдается за колготки?

Он их имел, он ими пользовался - но никогда не презирал.

Он тогда излучал мощнейшую энергию успеха, его глаза горели, он всюду вел себя как хозяин, он разговаривал с автоинспекторами, как с официантами, а с официантами - как со старыми, надоевшими приятелями; он делал деньги, у него получалось, он все время был возбужден и снисходителен; женщины чувствуют это за километр, они обожают победителей, они питаются мужским успехом. Знаев не покупал их, не предлагал подарков - ему достаточно было поманить пальцем, остальное подразумевалось.

В лето девяносто второго года он имел новую девушку почти каждый вечер.

К проституткам не обращался. Продвинутые молодые люди времен разгара перестройки брезговали проституцией. Считалось хорошим тоном подойти на улице, познакомиться по всем правилам, и в тот же вечер добиться желаемого. Столица была переполнена старшеклассницами и абитуриентками, изнывающими от тоски по приключениям. В частности, пользовался популярностью такой прием: подклеить чувиху днем, под видом бедного, но чертовски остроумного студента в кедиках, или же безденежного обаятельного пролетария, договориться на вечернее свидание - и там предстать во всем великолепии, на собственной машине, в портках типа «слаксы» и в туфлях с дырочками; далее - ресторан «Пекин», суп из побегов молодого бамбука, далее проезд в личные комфортабельные апартаменты на проспекте Вернадского (шестьдесят пять долларов в месяц), далее - коньяк «Наполеон» со вкусом жженого сахара, на десерт - доселе невиданные, едва появившиеся в лучших домах Москвы конфетки «Чупа-чупс»; далее все остальное.

Варианты, когда дама спустя четыре часа после знакомства отказывается принимать горизонтальное положение, даже не рассматривались, таких дур подвергали жестокому осмеянию их же товарки.

Отсеивались неизобретательные, зажатые, не умеющие исполнять. Правда, почти все они, после супа из побегов молодого бамбука, исполняли с огромным старанием; назавтра они хотели опять иметь такой же суп, и новый «Чупа-чупс» за щекой.

Они сами звонили, напрашивались в гости, они все интересовались, нет ли у него такого же небедного друга для их одинокой, очень красивой подружки. Однажды одна из пассий Знаева явилась к нему с приятельницей; они не влезли вдвоем в его постель, как он ожидал, получилось еще веселее: пока гостеприимный хозяин зажигал с пассией, приятельница сидела рядом, в двух метрах от поскрипывающего дивана, и с отсутствующим видом листала журнал. Он тогда очень возбудился.

Все это было игрой, спортом, развлечением. Знаев не искал любви, не подбирал себе невесту или даже постоянную подругу, он брал первую попавшуюся, побойчее - ему нравились крикливые, с подвижными, активными попками, - великодушно объяснял, чего хочет, и получал все, что хотел. Никогда ничего не обещал, перспектив не обрисовывал, даже не намекал, а если какая-либо настырная особа, переев «Чупа-чупса», предлагала себя в спутницы жизни, он становился суров, демонстрировал газовый пистолет и говорил, что живет как на вулкане (не врал ни грамма), что сегодня он в шоколаде, а завтра с голой задницей, или в тюрьме, или закопан в лесу бездыханный - зачем хорошей девушке связывать судьбу с сомнительным типом, коммерсантом, спекулирующим растворимым кофе?

Ответ его не интересовал. Его вообще не интересовало, что в головах у его подруг. Он и так знал - там почти ничего нет, в головах. Иногда сомневался, заводил разговоры: о политике, о пропаганде, о боевых искусствах, о космосе. Тут же получал очередное подтверждение: ничего нет. Девочка могла быть вечером стильной, воспитанной, вежливой, ночью - ловкой и страстной, и все равно надоедала.

Все они сами раздевались. Все они жадно целовались взасос и вызывали прямые ассоциации с полным набором однокоренных слов: девочки-насосы, что бы они ни делали, в конечном итоге они сосали. Деньги, удовольствия, музыку, шампанское. Разумеется, Знаев хорошо понимал, что имеет дело с представительницами определенной общественной группы, с блядями. Либо с порядочными девушками, иногда позволяющими себе блядануть. Но это его не беспокоило. С блядями проще. Бляди эффективны, честны, они всегда точно знают, чего хотят. Они экономят время и не требуют к себе повышенного внимания.

К концу того года предприниматель Знаев, двадцатичетырехлетний небедный малый, сформировал отборный отряд из двух десятков особей, в возрастном диапазоне от четырнадцати до сорока лет, и стал практиковать изощренные варианты. В частности, появилась у него пара мама-дочка (сначала возникла мама, отчетливая энтузиастка, потом он из озорства побывал у нее в гостях, познакомился с дочкой и не упустил шанса; дочка первая начала). Была очаровательная нежная бисексуалка семнадцати годов - вернее, обычная девушка из хорошей семьи, придумавшая себе, от скуки, особенную ориентацию. Была мать-одиночка, с огромным ртом и огромным талантом к его применению. Не было только замужних. В эти игры Знаев не играл. И еще - не было ни одной, которая увлекла бы его.