- Он его ударил, - тихо сказала рыжая.

- Я видел, - равнодушно ответил финансист.

- Это отвратительно.

- Может быть.

Алиса схватила его за рукав.

- Поехали отсюда.

- Зачем?

- Здесь бьют людей. Это ужасно.

- Это нормально.

- Нет. Ненормально. Даже я понимаю, что нельзя наказывать рабочих на глазах у клиентов. Хочешь наказать - отведи в служебное помещение, или что тут у них есть… На дворе двадцать первый век, а этот жирный индюк бьет мальчишку, как будто своего раба!

- Капитализм, - миролюбиво возразил Знаев. - Если нанялся работать - работай как положено.

- Нет! Капитализм - это когда плохого работника увольняют. И нанимают хорошего работника…

- Иди, - насмешливо рекомендовал банкир. - Поищи.

- Кого?

- Хорошего работника. Это Москва, дорогая. Это Россия. Все хорошие работники давно нашли себе хорошую работу. До того, как ты пришла в мой банк, мы пробовали на твое место пятерых девочек И со всеми расстались.

- Слишком медленно работают?

- И медленно, и вообще - плохо. Хорошие люди - на вес золота. Приходится делать хороших из плохих без отрыва от производства.

Алиса разгневалась:

- На нормальных мойках все автоматизировано! Нажимаешь кнопку - и механизм все сам делает!

- Ошибаешься, - мягко сказал Знаев. - Труд механизмов переоценен. Еще в двадцатом веке. Поговори о несовершенстве ручного труда с китайцами. Ручная мойка гораздо лучше механической. Выше качеством. И, кстати, быстрее. Смотри, они уже заканчивают…

В восемь рук пацанчики натирали корпус машины особыми салфетками. Переговаривались и пересмеивались. Шире всех улыбался тот, которому достался хозяйский тумак

- Вот и все, - довольно произнес банкир, поворачивая ключ в замке зажигания. - Шесть с половиной минут.

- Я поняла, - заявила рыжая, - почему мы приехали именно сюда. Здесь моют очень быстро. Угадала?

- Нет, - сказал Знаев, стараясь не выглядеть самодовольным. - Мы приехали сюда, потому что эта мойка принадлежит мне. И кстати, тут действительно работают быстро. Вдвое быстрее, чем у конкурентов. А мальчишка, которого ты пожалела, зарабатывает вдвое больше, чем имел бы на любой другой мойке. Посиди тут. Подожди.

- Ты быстро?

- Очень быстро.

Знаев вышел. Сделал несколько шагов прочь. Не удержался - обернулся, оценил работу. Остался доволен. Авто сияло. Отражало солнце.

Обогнул здание, толкнул дверь. В полутемной конторе его уже ждал насквозь пропахший пивом Фокин.

- Шесть минут, - самодовольно сказал он.

- Шесть с половиной, - возразил банкир.

- Все равно неплохо.

- Зачем ты бьешь пацанов на виду у клиентуры?

Фокин побагровел и с презрением сказал:

- Разве это пацаны? Пацаны воруют. Или по тюрьмам сидят. А эти - фраера малолетние.

- Не распускай руки.

- Они не понимают по-другому.

- Хочешь наказать - отведи в подсобку и наказывай.

- Не получится. Тогда мне придется бегать в подсобку постоянно. И вообще, Сергей, - Фокин вытер мокрые ладони о джинсовое брюхо, - тебе незачем переживать. Ты мне доверил дело? Доверил. Я обеспечиваю результат? Обеспечиваю. Прибыль даю? Даю. Зачем тебе вникать в детали?

- Согласен, - кивнул банкир. - Ты хоть отдыхаешь когда-нибудь?

Фока стеснительно улыбнулся - в его случае улыбка выглядела как неловкая деформация правой нижней четверти морщинистой физиономии.

- А как же, - сказал он. - Тут же и отдыхаю. Не отходя от кассы.

Знаев помолчал, изучая грубо оштукатуренную стену, по которой медленно стекали мутные капли. Осторожно спросил:

- Ты доволен?

- Я всем доволен, - сразу ответил Фока. - Тут у меня недовольных нет. Даже эти черти, которых я каждый день по башке бью, чтоб шустрее поворачивались, - и те довольны. Я им заместо отца родного… Приезжает начальник отделения милиции, бесплатно машину моет - доволен. Приезжает глава управы, бесплатно машину моет - очень доволен. Приезжает архитектор района, налоговый инспектор, санитарный инспектор, пожарник - все довольны…

- Ладно, - Знаев прощально махнул рукой. - Воюй дальше.

Он вернулся к машине, сел, закрыл дверь; после насквозь сырой, полутемной комнатухи, где толстый Фокин царствовал, на манер старого кашалота, салон собственного авто, украшенный, как букетом, тоненькой, ловко устроившейся в кожаном кресле девочкой, показался банкиру сущим раем. Действительно, зачем я его учу, как ему работать? Он кладет в свой карман едва один доллар с каждой обслуженной машины, работает в грязи и шуме, у него скоро жабры вырастут - не тебе, лощеному, годами не державшему в руках ничего тяжелее авторучки, учить чему-либо пузатого Фоку. Незачем лезть с советами. Глупо превращаться в суслика, который думает, что он - агроном.

Едва тронулись, как Алиса спросила:

- Ты им сказал?

- Что «сказал»?

- Что нельзя бить детей.

- Нет. Не сказал.

Рыжая стушевалась и осторожно погладила банкира по плечу.

- Извини. Я забылась. Я уже пытаюсь тобой командовать.

- Все нормально. Я понимаю твои чувства. Мальчишкам на этой мойке всем по шестнадцать лет. А то и по восемнадцать. Они просто выглядят моложе. Мало кушали в детстве. Такое поколение. Дети перестройки. А их начальник, толстый дядя, который тебе так не понравился, - мой старинный приятель. Бывший уголовный элемент. Однажды отсидел десять лет. За убийство. Теперь - трудится у меня. Руководит процессом. Я так думаю, пусть он лучше раз в день даст подзатыльник плохому работяге, чем опять пойдет и убьет кого-нибудь…

- Ну и приятели у тебя.

- Я не чистоплюй, - с некоторым вызовом ответил Знаев. - Я начинал в девяносто первом году, тогда нельзя было делать бизнес и не иметь бандитов среди знакомых. Это очень обычная история, Алиса. Времена меняются, а люди не хотят и не умеют меняться. Ты работаешь, вокруг тебя - твое окружение, друзья, партнеры, товарищи, помощники и так далее… Потом ты поднимаешься, вырастаешь, меняешь круг общения - а друзья и товарищи остаются там, внизу. И обижаются. Упрекают тебя в том, что у тебя для них нет времени… А у тебя на самом деле для них нет времени! Оно подорожало! Я люблю старых друзей, но мне не нравится, когда они застревают в прошлом. Один застрял в девяносто втором году, когда было очень круто иметь ларек на углу Большой Черемушкинской и Шверника. Другой застрял в девяносто четвертом, когда было очень круто ввезти контрабандой грузовик французского вина и половину самому выпить. Третий, хорошо тебе известный господин Солодюк, прочно застрял в две тысячи третьем, когда можно было безнаказанно продавать тридцать миллионов наличных рублей в месяц и при этом спать спокойно… В общем, однажды, пять лет назад, я понял, что бандиты мне больше не нужны. Совсем. Построил им мойку, они посадили туда своего человека - все довольны. Пока, во всяком случае…