Единственное, на что меня хватило, разыскать давний листочек — шутливый «брачный договор», который много лет назад подсунул мне Макс.
Лидия Евгеньевна Красная (далее — «невеста») выходит замуж за Полякова Максима Георгиевича (далее — «жених»), руководствуясь следующими аргументами.
П.1 Главное качество жениха — скромность. Он всегда помнит, что
п.1.1 хорош собой;
п.1.2 умен;
п.1.3 остроумен;
п.1.4 здоров;
п.1.5 приятен в общении;
п.1.6 чадолюбив;
п.1.7 мало пьет;
п.1.8 много ест;
п.1.9 не храпит;
п.1.10 часто моется;
п.1.11 редко ругается нецензурно.
П.2 Права и обязанности жениха
п.2.1 изредка мыть посуду;
п.2.2 иногда выносить мусорное ведро;
п.2.3 проводить не более получаса в магазинах;
п.2.4. не смотреть сериалы;
п.2.5 не читать дамских романов;
п.2.6 не сморкаться в рукав.
П.3 Права и обязанности невесты
п.3.1 любить жениха;
п.3.2 очень любить жениха;
п.3.3 любить страстно, безумно, горячо;
п.3.4 любить по первому требованию (если позволяют условия уединения)
Не дочитав, я отбросила «Договор». Писанина Макса не вызвала у меня ни слез умиления, ни улыбки. А когда-то скакала, кружилась, хохотала, захлебывалась от счастья. Что спрашивать со студентки! Сейчас через мои руки проходят сотни договоров с пунктами и подпунктами, бюрократическая, хоть и необходимая рутина.
Написать Максу «Договор о расторжении брака»? И каждым пунктом-подпунктом «Как ты мог, бессовестный?!» Нет, лень.
О частном детективе Гаврилове я не вспоминала, хотя именно Иван Николаевич вырвал меня из пучины тупой покорности судьбе.
На звонки я не отвечала. Но когда высветилось на экране сотового телефона: «Вызывает детектив Гаврилов», — на остатках любопытства нажала кнопку «Принять».
— Лидия Евгеньевна? С наступающим!
— Спасибо.
— Извините, может, не вовремя, но работу закончил, могу отчитаться.
— Стоит ли? — спросила равнодушно.
— Лидия Евгеньевна? С вами все в порядке?
— Более чем. В голове стекловата, на сердце камень, осталось вылить на себя ведро цемента, и превращусь в памятник… надгробный.
— Пьете?
— Нет. Это вы, счастливчик, вам водка помогает, у меня после спиртного башка раскалывается. Да и треснула бы, не велика беда, только квартиру жалко, в ней еще сыну жить.
— У вас депрессия, — констатировал Гаврилов.
— Помноженная на хандру, возведенная в степень бесконечности.
Иван Николаевич шумно набрал воздуха, я слышала, ведь у сотовых телефонов отличные микрофоны, и сказал решительно:
— Немедленно ко мне! Адрес, как проехать, помните?
— Зачем? — вяло отозвалась.
— За тем, что сообщу сведения, которые вашу депрессию выдернут с корнем. Приедете? — спросил он требовательно.
И я представила его лицо, поразившее меня своей генетической мужской добротой, а сейчас, после старания говорить с расклеившейся дамочкой, напрягшееся в ожидании ответа.
Что я теряю? У телевизора киснуть или на другой конец Москвы прокатиться?
— Правильно, — согласился Иван Николаевич, точно подслушав мои мысли. — Выбор невелик, но выбор есть. Пока есть выбор, — продолжал он, — проблема только кажется тупиком. Если человек ушел, умер… его нет, как нет моей жены, тогда настоящий тупик. Лидия Евгеньевна, ваш супруг жив и здоров, и я доведу до вашего сведения преинтереснейшие известия. Ну? Поднялась и двинула? — перешел он на «ты».
— Ладно, ждите, приеду.
Переодеваться, конечно, не стала. На мне были старенькие джинсы, еще студенческие, любимые, с прорехами не искусственными, как модно, а натуральными. Плюс футболка, она же ночная рубашка. Удобно: встала утром, джинсы натянула — не холодно, вечером джинсы сняла — и спать, то есть в бессоннице ворочаться.
Поверх накинула норковый полушубок. Если гаишник остановит, то не примет за бомжиху, угнавшую дорогой автомобиль.
Трассы Москвы за несколько часов до Нового года не забиты, но и не пустынны. Авто мчатся нервно. Почти физически чувствуешь, что в них сидят люди, которые торопятся к праздничному столу, или спешат докупить необходимые продукты, или переодеться перед банкетом, или забросить детей бабушкам, или иные поводы отсрочили желанный миг поднять бокал за уходящий год.
Почти у дома Ивана Николаевича увидела аварию: торопливцы тюкнулись — не страшно, крыло у одного помято, у другого бампер сплющен. Никто не пострадал, водители вышли, друг на друга — с матюками. Им еще инспектора дожидаться. С Новым годом, друзья! Утешайтесь: эта история войдет в ваши семейные легенды и будет рассказана множество раз в будущем.
— О! Вы приехали! — счастливо выдохнул Иван Николаевич, открыв мне дверь. — Уж боялся, не соберетесь.
Какое лицо у детектива! Ему жрецом состоять бы при храме для заблудших личностей. Встречал бы на пороге, протягивал руки, улыбался, и начинался бы новый отсчет времени для грешника. Мир праху жены Ивана Николаевича, достойная была, наверное, женщина, коль ценой собственной жизни хотела забросить в будущее его гены. А он не понял, тащил бедняжку на аборты.
Позволив Ивану Николаевичу снять с меня полушубок, не обращая внимания на то, какое впечатление произведет на него мой наряд, протопала в комнату.
Сколько перемен! Во-первых, сам Иван Николаевич в костюме и при ботинках. Никаких тебе стоптанных шлепанцев в ансамбле с галстуком. Во-вторых, комната преобразилась, мебелью пополнилась. Стенка шкафов, картины, телевизор на тумбе — точно вернулись на старое насиженное место преданные вещи.
— Имущество выкупили? — спросила я.
— Да… в общем-то… Я соседке отдавал за бесценок, она хранила, мне на пропитье ссужала… Замечательная женщина, соседка моя… Света, жена покойная, с ней дружила… После вашего визита… не хотел бы рельсы на себя переводить… словом, пробую наладить существование.
Никакими сверхъестественными способностями я не обладаю, экстрасенса из меня не получится. Но и не требовалось колдовать, чтобы понять: у Гаврилова и соседки закручивается роман.
Как сговорились все! Даже отставной полковник спецслужб, он же частный детектив, пьющий вдовец туда же.
Одна я… как щепка в проруби. Вот ударит мороз, замурует меня в лед… Так и надо.
— Иван Николаевич, — плюхнулась в кресло, — вы хотели сообщить мне что-то чрезвычайно интересное.
— Не столько «чрезвычайное» и «сообщить», — сел напротив, — сколько вырвать вас из пучины депрессии.
— Привет! — возмутилась я. — За три часа до Нового года сюда примчалась, чтобы услышать о том, что вы ничего не накопали?
— Новый год, скорее всего, Лидия Евгеньевна, вы встречали бы в грустном одиночестве. А сообщить могу вам немало. Другой вопрос: способны ли вы адекватно воспринять информацию?
— Вы начинайте излагать, а способна ли я на адекватную реакцию, узнаем по ходу дела.
— Разумно, — согласился Иван Николаевич.
Он достал из ящика стола папку, раскрыл, водрузил на нос очки, взял в руки первый листок:
— Искомая Татьяна Владимировна Петрова, семидесятого года рождения действительно вышла замуж за гражданина Фридриха Ганса Кауфмана. Брак зарегистрирован тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Ныне проживает в Дюссельдорфе… адрес имеется в деле. Выяснить удалось по причине сохранения Татьяной Владимировной российского гражданства, что было, очевидно, продиктовано стремлением получить наследство в виде квартиры на Чистых прудах. Благодаря чему, собственно, и получены данные сведения. Ныне указанная гражданка Петрова, по мужу Кауфман, владеет квартирой своей бабушки, семьдесят квадратных метров, полученной на правах наследства…
Тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого в темном переулке я подобрала пьяного Максима. И стоило гражданке Петровой-Кауфман явиться за наследством, Максим поплыл на волне юношеских воспоминаний. Взыграли старые дрожжи, юношеские мечты, нереализованные стремления…