Когда три девочки выходили из столовой, директриса перехватила Харриет.

– Зайди на минутку ко мне в кабинет. Только что пришла телеграмма…

Патти и Малыш Маккой поднимались по лестнице, широко раскрыв глаза от удивления.

– Не может быть, чтобы это были плохие новости, так как мисс Салли улыбалась… – размышляла вслух Патти. – Но я не могу придумать никаких хороших новостей, которые имели бы отношение к Харриет.

Десять минут спустя на лестнице послышались шаги, и в комнату ворвалась обезумевшая от волнения Харриет.

– Он приезжает!

– Кто?

– Мой отец.

– Когда?

– Прямо сейчас… сегодня вечером… Он в Нью-Йорке по делам и заедет повидать меня на Рождество.

– Я так рада! – сердечно воскликнула Патти. – Ну вот, видишь, прежде он не приезжал только потому, что был так далеко – в Мехико.

Харриет покачала головой, неожиданно утратив все свое воодушевление.

– Вероятно, он решил, что должен заехать.

– Глупости!

– Не глупости. Ему на меня наплевать – на самом деле. Ему нравятся девочки веселые, хорошенькие и умные… как ты.

– Ну, тогда будь веселой, хорошенькой и умной – как я.

Глаза Харриет обратились к зеркалу и наполнились слезами.

– Ты просто идиотка! – в отчаянии заявила Патти.

– В этом моем зеленом платье я настоящее страшилище, – пробормотала Харриет.

– Да, – ворчливо согласилась Патти. – страшилище.

– Юбка слишком короткая, лиф слишком длинный.

– И рукава странные, – добавила Патти, чувствуя, что не может сохранить свой энтузиазм перед лицом столь удручающих фактов. – В котором часу он приезжает? – уточнила она.

– В четыре.

– Значит, у нас есть два часа. – Патти собиралась с силами. – За два часа можно успеть страшно много. Если бы ты была моего роста, то смогла бы надеть мое новое розовое платье… но, боюсь… – она с сомнением взглянула на длинные ноги Харриет. – Вот что! – добавила она в порыве щедрости. – Мы распорем складки и отпустим подшивку.

– Что ты, Патти! – Харриет до слез боялась испортить платье. Но, когда Патти загоралась какой-нибудь идеей, все побочные соображения решительно отметались. Новое платье было извлечено из стенного шкафа и началось распарывание складочек.

– А еще ты сможешь надеть новое жемчужное ожерелье Малыша, и ее розовый шарф, и мои шелковые чулки и туфли… если ты в них влезешь… и, кажется, Конни оставила в комоде свою кружевную нижнюю юбку, которую слишком поздно вернули из стирки, так что уже не было времени ее упаковать… и… А вот наконец и Малыш!

Патти заручилась поддержкой мисс Маккой, и через пятнадцать минут работа по превращению возражающей, взволнованной и порой готовой разразиться слезами Харриет в первую красавицу школы уже продвигалась весело и быстро. Малыш Маккой считалась неисправимым сорванцом с мальчишечьими ухватками, но в этот критический момент в ее душе с триумфом пробудилась к жизни вечная женственность. Она уселась на полу, вооружившись маникюрными ножницами Патти, и три четверти часа усердно распарывала складки.

Патти тем временем посвятила свое внимание волосам Харриет.

– Да не зачесывай ты их так старательно на затылок, – распорядилась она. – Они выглядят так, словно ты затягивала их разводным гаечным ключом. Ну-ка! Дай мне расческу.

Она толкнула Харриет на стул, завязала полотенце у нее на шее и насильно причесала ее волосы по-новому.

– Ну как? – обернулась она к Малышу Маккой.

– Шикарно! – пробурчала Малыш сквозь зажатые в губах булавки.

Волосы Харриет были распущены волнами по плечам и перевязаны розовой лентой. Лента принадлежала Конни Уайлдер и прежде использовалась в качестве пояса, но право личной собственности должно было отойти на задний план ради осуществления великой цели.

Туфли и чулки действительно оказались малы, и Патти лихорадочно обыскала комоды десятка своих отсутствующих подруг в напрасной надежде отыскать розовую обувь. В конце концов она неохотно позволила Харриет остаться в ее собственных простых хлопчатобумажных чулках и лакированных лодочках.

– Но, знаешь, – утешила ее Патти, – в черных туфлях даже лучше. Твои длинные ноги были бы слишком заметны в розовом. – Она была по-прежнему настроена говорить правду, и только правду. – Слушай! – неожиданно воскликнула она. – Ты можешь прикрепить к своим туфлям мои серебряные пряжки. – И она принялась безжалостно стаскивать их с розового шифона.

– Патти! Не надо! – ахнула Харриет при виде такого святотатства.

– Они последний штрих, в котором нуждается твой наряд. – Патти решительно продолжила свою разрушительную работу. – Как только твой отец увидит эти пряжки, он поймет, что ты настоящая красавица!

Они трудились не покладая рук целый час и дополнили ее наряд всем самым великолепным, что только было в их распоряжении. Весь коридор внес в это свой вклад. Харриет даже получила обшитый кружевом платочек с вышитым вручную «Х», оставленный Ханной Прингл в верхнем ящике комода. Наконец Патти и Малыш Маккой критически оглядели ее, несколько раз повернув перед зеркалом; в их глазах светилась гордость и торжество творцов. Как справедливо предсказывала Малыш, Харриет была первейшей красавицей во всей школе.

В дверях появилась Мэгги, служанка-ирландка.

– Мисс Харриет, мистер Гладден ждет вас в гостиной. – Она замерла, изумленно уставившись на Харриет. – Ух, вы такая красавица, что я вас не узнала!

Харриет вышла из комнаты со смехом… и боевым задором в глазах.

Полные тревоги Патти и Малыш занялись попытками уменьшить безумный беспорядок, который вызвал в Райском Коридорчике неожиданный вылет этой бабочки: раскладывать вещи по местам, после того как достигнута кульминация событий, – скучное занятие.

Час спустя в холле неожиданно послышался легкий и быстрый топот ног, и в комнату вбежала Харриет… она пританцовывала… ее глаза сияли… она была воплощением юности, счастья и бурлящего веселья.

– Ну? – воскликнули Патти и Малыш в один голос.

Она вытянула руку и продемонстрировала золотой браслет-цепочку с крошечными часиками.

– Смотрите! Он привез мне это на Рождество. И у меня будут все платья, какие я захочу, и мисс Салли больше не будет их выбирать. И он собирается остаться сегодня к обеду, и взять нас в город в следующую субботу на утренний спектакль, и мы позавтракаем в ресторане, и директриса дала разрешение!

– Ого! – заметила Малыш Маккой. – Это, пожалуй, вознаграждает нас за все труды, которые мы приняли на себя.

– А что вы об этом думаете? – Харриет перевела дух и выдохнула: – Я ему нравлюсь!

– Я знала, что перед серебряными пряжками он не устоит! – заявила Патти.

Наутро после Рождества, когда в Св. Урсуле все еще медлили за запоздавшим завтраком, пришла почта, принеся среди прочего письмо Патти от ее матери. В нем содержались ободряющие новости о состоянии больного скарлатиной Томми и выражалась надежда, что в школе не слишком скучно в каникулы, а кончалось оно сообщением о том, что мистер Роберт Пендлтон собирается в город по делам и обещал миссис Уайат навестить ее маленькую дочку.

Последнее Патти прочитала вслух Малышу (в крещении Маргерит) Маккой и Харриет Гладден. Эти три, оставшиеся в школе на каникулы, занимали стол в уединенном углу столовой.

– Кто такой мистер Роберт Пендлтон? – спросила Малыш Маккой, поднимая взгляд от пришедшего с той же почтой письма ее опекуна.

– Он состоял в должности личного секретаря моего отца, когда я была маленькой девочкой. Я всегда называла его «дядя Бобби».

Малыш Маккой вернулась к своей почте. У нее не вызывали интереса никакие дяди, будь то настоящие или только по названию. Но Патти, увлеченная воспоминаниями, продолжила разговор с Харриет, не получившей писем, которые могли бы ее отвлечь.

– Потом он уволился и начал собственную адвокатскую практику. Я его уже сто лет не видела, но он был ужасно милый. Он тратил почти все свое время – когда не писал папины речи – на то, что помогал мне выкручиваться из неприятностей после каждой из моих проделок. У меня был козлик по кличке Билли-Бой…