Было 2 часа ночи. Часы Фридриха указали роковую минуту и остановились. Эти часы Наполеон впоследствии увез с собой на остров св. Елены и на смертном одре завещал своему сыну.

   Вся Пруссия облеклась в траур при известии о великой своей утрате. Фридрих был оплакан чистосердечнейшими слезами. Даже враги отдали справедливость его гениальным способностям -- на его могиле. Духовное его завещание должно было вполне открыть миру -- какого человека, а Пруссии -- какого монарха они лишились. Вот главнейшие статьи этого замечательного акта:

   "Жизнь наша -- мгновенный переход от минуты рождения к минуте смерти. Назначение человека в этот краткий переход -- тру-{499}диться для блага общества, к которому он принадлежит. С тех пор, как я достиг кормила правления, я старался всеми средствами, данными мне природой, по мере сил и возможностей, способствовать счастью и довольству государства, которым имел честь управлять. Я старался водворять закон и правосудие; завел порядок и точность в финансовой системе; дал армии образование, которое поставило ее выше всех войск остальной Европы. Исполнив, таким образом, обязанности мои в отношении к государству, я заслужил бы вечный упрек, если бы не подумал о домашних моих обстоятельствах. Итак, чтобы предупредить всякий спор, могущий возникнуть между родственниками за мое наследие, объявляю сим торжественным актом мою последнюю волю:

   Охотно и без сожаления отдаю дыхание жизни благодетельной природе, от которой его получил, а тело мое возвращаю стихиям, из которых оно составлено. Я жил, как философ, и хочу быть похоронен, как жил -- без шума, блеска и роскоши. Не желаю, чтобы тело мое было вскрыто и бальзамировано. Пусть поставят меня в Сан-Суси в склепе, под террасой, который я для себя приготовил.

   Любезному моему племяннику, Фридриху-Вильгельму, как ближайшему наследнику престола, предоставляю королевство Пруссию, со всеми провинциями, городами, замками, крепостями, арсеналами и военными запасами; все завоеванные и приобретенные мной по наследству земли; все коронные сокровища, каменья, золотые и серебряные сервизы, мои загородные дворцы, библиотеку, собрание редких монет, картинную галерею, сады и проч. Кроме того, передаю ему казну, в том виде, в каком она будет находиться в день моей смерти, как достояние государства, которое может быть употребляемо только на защиту и на поддержание народа.

   Королеве, моей супруге, назначаю, кроме доходов, которые она уже получает, еще по 10.000 талеров ежегодно, по две бочки вина, казенное отопление и свободный лов дичи для ее стола. Город Штеттин да будет ее резиденцией; но и в берлинском дворце ей должна быть отведена приличная, соответствующая ее сану квартира. Племянник мой обязан оказывать ей все уважение, которое она заслуживает как вдова его дяди и как государыня, никогда ни на шаг не отступавшая от путей добродетели.

   Теперь о частном моем достоянии. Я никогда не был скуп и богат, следовательно, не имею значительной собственности. Дохо-{500}ды государственные я всегда почитал святыней, до которой нечистая рука не должна прикасаться. Никогда не употреблял я общественных денег на свои потребности. Ежегодные расходы мои не превышали 200.000 талеров. Зато я с чистою совестью слагаю с себя сан государственного правителя и не стыжусь отдать миру отчет в моих поступках. Все, что после меня останется, да будет достоянием моего племянника.

   Со всей теплотой души, к какой я только способен, поручаю моему наследнику храбрых офицеров, которые совершали походы под моим предводительством. Прошу его обратить также особенное внимание на тех офицеров, которые находились в моей свите; чтобы ни один из них не страдал на старости в нищете и болезни. Он найдет в них опытных воинов, которые не раз на деле доказали свой ум, свою храбрость и преданность престолу. {501}

   Поручаю моему наследнику любить и уважать кровь свою в особах его дядей, теток и остальных родственников. Случай, управляющий назначением человека, дает и право первородства, а потому быть королем -- не значит еще быть достойнее других. Прошу всех моих родственников жить в любви и согласии и не забывать, что, в случае надобности, они обязаны без малейших колебаний жертвовать личными своими выгодами к пользам и благу государства.

   Последние мои желания в минуту, когда расстаюсь с миром, клонятся к счастью прусского государства. Да управляется оно всегда мудростью и правдой с неослабным вниманием. Да будет оно по кротости законов -- счастливейшей, по умному распоряжению финансами -- богатейшей, по храбрости и чести своей армии -- крепчайшей державой в мире! Да цветет и красуется она до века!"

   Вот как мыслил и чувствовал великий Фридрих на краю гроба! И почти все его желания сбылись: все семена, им посаженные, взошли и принесли его любимой Пруссии золотые плоды!

   На другой день по смерти Фридриха явился новый король Фридрих-Вильгельм, чтобы отдать последний долг великому покойнику. Вечером тело было перевезено в потсдамский дворец и выставлено на катафалке. {502}

   Толпы народа встретили и провожали печальную процессию. Все шли молча за гробом, и только глубокие вздохи и рыдания иногда нарушали святую тишину ночи. На другой день всем был открыт доступ во дворец для прощания с покойным королем.

   Но воля Фридриха не была исполнена в отношении к месту похорон. Отпевание его тела происходило 8-го сентября в гарнизонной церкви в Потсдаме, и там же гроб его был поставлен в склеп, устроенный под кафедрой.

   Здесь-то, в 1806 году, посетил прах великого монарха Наполеон, который хорошо понимал и умел оценить гений Фридриха. Долго стоял император перед простым надгробным камнем, на котором вместо всех трофеев и украшений была высечена надпись Fredericus II, и голова его поникла в глубоком раздумье. Думал ли он о ничтожности земного величия или о той великой задаче в жизни монарха, которую Фридрих так хорошо выполнил? Трудно угадать, какие мечты теснились тогда в душе счастливого завоевателя. Известно только, что он взял меч, которым была завоевана Силезия и одержаны блистательнейшие победы Семилетней войны, и крест Черного Орла, под которым билось сердце Фридриха, и переслал их, как священные трофеи, своему инвалидному дому.

   "Я надеюсь, -- писал он, -- что старые инвалиды ганноверской армии с трепетом глубокого уважения примут в дар святыню, принадлежавшую одному из первейших полководцев, память которых сохранена историей".

   Но Фридрих оставил по себе более, чем память геройских подвигов. Человечество с умилением может указать позднейшим векам на жизнь этого монарха и торжественно надписать над нею три многозначительные слова, в которых заключен весь смысл назначения человека и государя:

Мыслил, чувствовал, трудился.

{503}

ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЛОВ

   Habents sua fata libelli! Книги имеют свою судьбу -- сказал древний писатель, и никогда изречение его не сбывалось в такой силе, как над предлагаемой здесь книгой. Судьба "Истории Фридриха Великого" в русском издании чрезвычайно любопытна и назидательна: она может представить превосходный материал для комедии нравов и для будущего историка нашей современной литературы. Чтобы достигнуть своей цели, т. е. появиться в свет, этой книге надлежало пройти сквозь огонь, воду и раскаленные трубы; переменить несколько раз издателей, побывать в нескольких типографиях, испытать самые отчаянные нападения ловких промышленников (которые завидуют каждому предприятию, могущему, по их мнению, быть удачным, т. е. прибыльным), произвести несколько жарких полемических битв и процессов и, наконец, прорваться сквозь все козни и сети, расставленные ей завистью, корыстью и недоброжелательством. "История Фридриха Великого" совершила этот трудный подвиг с мужеством и терпением, достойными великого прусского героя.