История знает трагические события при попытке людей проникнуть на полюс. Например, дирижабль Нобиле в 1928 году потерпел катастрофу, погибло восемь человек из экипажа и десять человек из состава поисковых групп. Восемнадцать жертв на одну экспедицию! Погиб и принимавший участие в поиске норвежец Амундсен.
Сейчас направлялся туда советский самолет, им управлял Водопьянов.
Ранним утром, в четыре часа пятьдесят две минуты, 21 мая 1937 года флагманский самолет экспедиции, оторвавшись от ледяного купола, взял курс на Северный полюс. Это был последний, решающий и самый трудный отрезок пути. Солнце светило ярко, горизонт был свободен от облаков. Моторы работали бодро и весело… Но на этом последнем отрезке из радиатора одного из двигателей вдруг неожиданно начал вытекать антифриз. И тут проявили себя механики. Они прорезали обшивку крыла, нашли течь и при сильном морозе с ветром, обжигая руки горячей жидкостью, обматывали трещину изоляционной лентой, а вытекающий антифриз собирали тряпками, которые отжимали в ведро, чтобы насосом перекачать жидкость в мотор. Не хотели поначалу механики беспокоить сообщением об этой неисправности своего командира. Но он сам почувствовал неладное, услышал, как давал перебои левый средний мотор. И Водопьянов тоже решил не показывать виду, что это его обеспокоило. В случае чего, решил он, постарается дотянуть на трех моторах.
А механики тем временем делали свое великое дело, можно сказать, совершали подвиг — не дали все же мотору остановиться, он продолжал свою ритмичную работу, в такт всем остальным двигателям, внося лепту в общий успех дела.
Девятьсот километров, которые отделяли остров Рудольфа от Северного полюса, — это несколько часов полета. Позади уже большая часть пути. В одиннадцать часов бортрадист флагманского самолета Иванов отправил очередную радиограмму. И тут же вскоре неожиданно прекратились его позывные. На зимовках потянулись часы безмолвия и ожидания. Радисты всех полярных станций склонились к приемникам, ожидая дальнейших сообщений с самолета Водопьянова Hi связи не было.
Прошло много часов. Ледяной купол на острова Рудольфа затянулся сплошным туманом. Теперь оставшимся там самолетам не взлететь в таких условиях Вполне может быть, что самолет Водопьянова совершил где-то вынужденную посадку. Но как его искать, особенно при отсутствии радиосвязи?!
Москва волнуется, запрашивает постоянно, нет ли сообщений? Их нет и нет. Шевелев посылает в Москву радиограмму: «Три самолета стоят, готовые к вылету… В случае продолжительного отсутствия связи вылетим тремя самолетами… Будем прочесывать полосу в 30 километров».
То и дело в радиорубку на острове Рудольфа заглядывают оставшиеся там члены экспедиции: летчики Молоков, Алексеев, другие товарищи. Они волнуются, но ни о чем не спрашивают. Ясно без слов. Шевелев все время находится здесь. Каждый в уме строит предположения.
— Давно истек срок, на который у Водопьянова могло хватить горючего, — говорит радист Н. Н. Стромилов. — Самолет на базу не вернулся. Значит, сел на лед?' Если вышла из строя радиостанция самолета, то почему же не слышно Кренкеля? Ведь времени, чтобы развернуть свой «Дрейф», у него достаточно.
В самом деле, прошло уже двадцать часов. За это время можно несколько таких радиостанций ввести в действие. В чем же причина?
А причина была в следующем: вышли из строя обе радиостанции — и та, что на самолете, и та, что предназначалась для дрейфующей станции.
Но зато сколько было радости потом, когда вечером в радиорубке острова Рудольфа раздались позывные Кренкеля: «Говорит Северный полюс! Вас слышу! Прошу отвечать!!!»
— По всему острову неслись возбуждающе-радостные восклицания «Сели!»
Однако как же проходили последние двадцать минут полета, когда прекратилась радиосвязь?
…Разговоры находившихся на борту смолкли. Внизу за иллюминаторами никакой видимости. Невольно думалось: «Как же лететь дальше при такой сплошной облачности, как же летчику удастся пойти вниз, ничего не видя?» И даже радостно произнесенные штурманом Спириным слова «Под нами полюс» еще не снимали этого вопроса с повестки дня. Но как только произнесены были эти слова, сидевшие в самолете увидели, как самолет был брошен чьей-то рукой в эту непроницаемую белую бездну. Все окутано густым серым мраком. Только летчику видно по приборам, с какой скоростью снижается самолет. Мгновение тому назад высота была тысяча восемьсот, а уже — девятьсот метров. Но по-прежнему ничего не просматривается внизу… Семьсот, шестьсот… С этой высоты рукой по-, дать до льдины… Минута остается… Шестьсот метров — это совсем немного… И вот, на счастье, прорвало завесу. Ликование вырвалось наружу, лица просветлели.
Летчики знают, как может не хватить нервов, выдержки, когда остается мгновение для выбора, в сущности, жизни или смерти. Нередко в таком жестоком выборе можно отступиться… Кто посмеет осудить? Попробуйте-ка сами произвести этот страшный опыт!
Настойчивость и выдержка Водопьянова… Любого из тринадцати человек, находившихся на борту, спросите! Каждый, конечно, мог подумать о худшем, но он верил в Водопьянова, ни на секунду не усомнился в нем…
Сквозь прорванную завесу стала различима местность внизу. Кругом — ледяные поля с голубыми прожилками разводьев. «Казалось, беспредельная поверхность океана вымощена плитами самых разнообразных форм и размеров, — отмечал Водопьянов. — Своими очертаниями они напоминали причудливые геометрические фигуры, вычерченные неуверенной детской рукой. Среди них надо выбрать самую внушительную, гладкую и крупную плиту-льдину».
И выбрал. «Недалеко от разводья, — рассказывал он, — мне бросилась в глаза ровная площадка. На глаз — метров семьсот длиной, четыреста шириной. Сесть можно. Кругом этой льдины огромное нагромождение льдов. Судя по торосам, лед толстый, многолетний».
Эта льдина и стала аэродромом, на ней обосновалась вскоре первая в мире дрейфующая станция, организованная Советским Союзом. Но это уже потом. Сейчас предстояло по всем правилам летного искусства «приледнить» самолет.
К Водопьянову подошел Отто Юльевич, спросил:
— Нашли?
— Да, — ответил Михаил Васильевич и показал глазами на льдину. — Вот эта, мне кажется, встретит нас гостеприимно.
Радист Иванов все еще продолжает исправлять рацию. Принимающее устройство работало, а вот передать сообщение о том, что самолет достиг Северного полюса, он не может. Одному ему сейчас не до полюса, все же остальные смотрят вниз.
Водопьянов направляет самолет вдоль площадки, осматривает ее еще раз. Момент подходящий, можно… Тут же подает команду Спирину, чтобы тот сбросил дымовую шашку: по дыму будет ясно направление ветра. Разворот. Заход против ветра. Снижение самолета еще на десяток метров. Теперь можно сбросить газ, штурвал медленно подтягивать на себя, чтобы машина опустила хвост. Вот уже хорошо видна твердая снежная поверхность. Приходится верить, что под ней достаточная толщина льда. Остается всего метр-полтора от земли. Тогда Водопьянов резко берет штурвал на себя. Самолет слегка вздрагивает, коснувшись колесами твердого снежного покрова. Водопьянов выключает моторы — все-таки не опрометчиво ли он уверился в достаточной толщине льда? Вдруг лед заскрипит под двадцатью пятью тоннами? Но все нормально. Сразу от души отлегло… Вновь включил моторы, теперь можно направиться к центру льдины.
Преодолев последние десятки метров, самолет остановился. Это произошло 21 мая 1937 года в 11 часов 35 минут.
Радость впервые оказавшихся на полюсе людей трудно передать словами. Вскоре весь мир будет пронизан этим сообщением, посыпятся поздравительные радиограммы. А пока радист готовится передать первое сообщение с Северного полюса. Оно такого содержания:
«В 11 часов 10 минут самолет «СССР Н-170» под управлением Водопьянова, Бабушкина, Спирина, старшего механика Бассейна пролетел над Северным полюсом. Для страховки прошли еще несколько дальше. Затем Водопьянов снизился с 1750 метров до 200. Пробив сплошную облачность, стали искать льдину для посадки и устройства научной станции. В 11 часов 35 минут Водопьянов блестяще совершил посадку. К сожалению, при отправке телеграммы о достижении полюса внезапно произошло короткое замыкание. Выбыл умформер рации, прекратилась радиосвязь, возобновившаяся только сейчас, после установки рации на новой полярной станции. Льдина, на которой мы остановились, расположена примерно в 20 километрах за полюсом по ту сторону и несколько на запад от меридиана Рудольфа. Положение уточним. Льдина вполне годится для научной станции, остающейся в дрейфе в центре полярного бассейна. Здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом станции. Чувствуем, что перерывом связи невольно причинили вам много беспокойства. Очень жалеем. Сердечный привет. Прошу доложить партии и правительству о выполнении первой части задания.
