Впервые в жизни ему стало по-настоящему страшно.

Защита слайдера работала на пределе. Уровень контролируемого разгона реактора достиг критической отметки. Захлебывался в суферсте ^[139] гравистат. В условиях сформировавшейся несоразмерности Шлейсер уже не испытывал ни равновесия, ни пароксизма ускорения, ни свободы парения. Под градом космоутирующих ударов, занятый осмыслением последствий обрушившегося шквала интердемента, он окончательно запутался. В чьих же тенетах они оказались?.. Таймфера?… Заплутавшей в заворот-переворотах метакосма суперстохастиды?… Эмердженты?.. Отколовшегося от единого начала хрономодулятора?.. Эвентуальной гиперпротрузии, оказавшейся на стыке разнополюсных пространств?.. Или еще чего-то не менее ужасного из разряда того, о чем предупреждали эксперты Метрополии?

На полотне раскрашенной нуменальными альтернаформами тьмы след “Ясона” отмечался в виде едва заметной царапины. Состав метафазы и принцип ее энергообмена уже не поддавался обоснованию даже математически.

Судя по всему, он вошел в диссонанс с окружающим космоукладом, потому как почти ничего не соображал. Времени для переговоров со Снартом не оставалось. Опасаясь, как бы не уйти взакрай сознания, он решился на крайность — пользуясь правом командора, попытался произвести реверс аллоскафа к фильере.

К удивлению, ни первая, ни последующая попытка к успеху не привели. Снарт и артинатор на команду не реагировали.

Только тогда он понял: ситуация окончательно вышла из-под контроля. Видеосвязь пропала. И если речь Сеты еще можно было разобрать, то со стороны “Ясона” коммуникатор доносил только помехи и синтезированную в гротескные тона разноголосицу.

Кляня себя за увлеченность квазиподобной предстатью, Шлейсер отрегулировал звук… и одеревенел…

— Не смотри в зеркало! — донесся до него истошный крик Аины. — Грита!.. Заклинаю!.. Выключи фейс!.. Не смотри!..

Шлейсер мимо воли отметил свое отображение в рефлекторе тыльной стороны панорамы и его чуть не хватил удар. Даже самый страховитый монстр из числа тех, которые только могла воссоздать фантазия законченного психопата, в сравнении с ним выглядел милейшим персонажем из развеселой сказки. Триплет лица, прежде с такой любовью оживляемый взглядом и прикосновением губ Сеты, перерос в аллоинферниум, в строении которого не осталось не то что человеческих черт, но и вообще свойственных трехмерной геометрии признаков.

— Что у вас происходит? — едва ворочая языком прохрипел он и почувствовал как покрывается испариной.

— Шлейсер! — одновременно вскрикнули обе. — Мы тебя потеряли!

— Что у вас происходит? — тупо переспросил он. — Я не могу развернуть корабль.

— Что-то случилось со связью, — голос Аины был на грани срыва. — Мы не могли настроиться на твою волну.

— Что с артинатором? И почему не отзывается Снарт?

— Беда, командор! — в голосе Аины прозвучало отчаяние. — Артинатор самопроизвольно перестроился в режим n-мерности и перестал реагировать на команды. Снарт заблокировал доступ к блокам управления и заперся в командном центре. Я слышу, как он там орет и беснуется. Никого к себе не подпускает. На мои просьбы одуматься, несет какую-то ахинею.

— !!!

Пожалуй, ничто на свете не могло до такой степени потрясти Шлейсера. Перед открывшейся перед внутренним взором несуразицей отступило даже превращение его самого в жуткое исчадие.

— Что он задумал? — выдавил Шлейсер, еще больше холодея при мысли о том, что уровень метагиперболизма на “Ясоне” на порядок выше, чем на отрезке трассы его слайдера.

— Похоже, он свихнулся. Говорит, будто вышел на контакт с меганоидом. И ради встречи с ним готов на все.

— Проклятье! — прорычал Шлейсер. — Это ему даром не пройдет. Но вы!.. Вы хоть что-то делаете?

— Пытаемся. Но не можем отключить блокираторы переходов. К тому же он свернул причалы.

— О, боже! — У Шлейсера помутилось в голове. Теперь выходило так, что ни он, ни Сета с Астьером не смогут без команды изнутри попасть на корабль.

— Снарт, — стараясь сдерживать себя, попытался он обратиться к универсалу. — Не валяй дурака. Нам столько еще предстоит сделать. Верни все, как было. Мы соберемся. Отметим. Обсудим…

Он говорил еще что-то, обещал, уговаривал и даже пытался перевести свой монолог в шутку, предложив провести конкурс “полимериальной” красоты, в котором тот, кто окажется страшнее, получит звание главного метатропного чудища вселенной.

Тщетно. Слова оставались без ответа. Шлейсер не понимал причины сверхстранного поведения универсала, но уже окончательно утвердился в мысли: на борту аллоскафа творится какое-то, недоступное даже его безмерно развитой фантазии несообразие.

Тем временем разгул космической стихии продолжал набирать силу. Странное дело. До этого физики как только не изощрялись в поисках путей реализации предсказанных теорией эффектов. А тут, в самодостаточном состоянии нуменальной системы, чего только не было. Неведомо откуда возникали и рассеивались электронные облака — свидетельство резонанса разнонаправленных хроноаномалий и энерговыделения потоков времени различной плотности. В поле их влияния появлялись контуры каких-то субматериальных обособлений, которые тут же смазывались, расплывались, после чего деструктурировались, оставляя после себя лишь вспышку супержесткого гамма-излучения. В космотектоническом раскладе появились признаки инфляции времени по отношению к пространству. Сомнений не оставалось: нуменал — это темпоральный флуктуатор, что позволяет ему одновременно находиться в нескольких альконтах. В условиях атригональной развертки происходит смещение хода времени, сопровождаемое выпадением из континуума части нуменальной материи с последующим ее возвратом.

Апофеоз необычайности, крайняя мера возможности соизмерения несоизмеримого — так впоследствии Шлейсер охарактеризует разверзшееся нутро нуменального естества. Но тогда он еще только подбирался к границе не имеющей аналога трансцендентности.

Настал момент отделения последнего звена тандема. Шлейсеру ничего не оставалось, кроме как подчиниться условиям им же подготовленного сценария.

Классическим маневром он перевел слайдер в режим парения. “Ясон” помигал напоследок навигационными огнями и пропал в глубине всепоглощающей тьмы. Шлейсер нацелил вслед ему объектив телескопа и вывел изображение на экран. Согласно намеченному плану аллоскаф должен был отдалиться на полторы световых минуты, зарегистрировать все, что поддается регистрации и лечь на обратный курс.

Удар первого максимона ^[140] пришелся вскользь. Последующие удары буквально изрешетили силовой экран. Расход емкости энергозащиты слайдера возрос до критического уровня. Он знал, от максимонов нет спасения. Они настолько тяжелы, что проваливаются сквозь дно любого сосуда и могут удерживаться только в магнитных тисках. Заряд максимонов высокой плотности пробивает любую защиту, отчего в свое время пострадал не один космический аппарат. К счастью, поток, не набрав достаточной силы, распался на взаимокомпенсирующиеся фрагменты, а потом и вовсе рассеялся.

Стараясь не фиксировать внимание на своем отражении, Шлейсер облегченно вздохнул. Но не успел он поблагодарить судьбу за проявленную благосклонность, как получил новый, еще более сокрушительный удар.

— Шлейсер! — вдруг донесся из коммуникатора торжествующий вопль Снарта. — Я нашел их!.. Нашел!..

— Что ты несешь?! — Шлейсер готов был разорвать его на куски. — Разворачивай корабль. Немедленно!

— Я знал: Они существуют! — не обращая внимания на приказ командора, продолжал выкрикивать свое универсал. — Всегда знал! И я разговаривал с Ними. Как с тобой. Только через самого себя. Это непередаваемо!..

Шлейсер, ничего не поняв из отрывочных возгласов Снарта, окончательно потерял над собой контроль. В голове билась только одна, невозможная, но вместе с тем единственно объясняющая пассажи взбунтовавшейся действительности мысль: «Он сошел с ума. Права была Грита. Апоптоз помутил его рассудок. Что же теперь будет?..»