работу. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что упавшие в 1929-1930 гг. репрессии на
членов орденских кружков уже не могли искоренить и уничтожить само движение. И хотя
на основании этих следственных дел в 1936-1937 гг., а затем в 1941 г. и позднее
изымались те, на кого по каким-либо причинам не упали первые репрессии, и повторно
забирались уже вышедшие на свободу, “российское тамплиерство” продолжало
существовать, передавая свои заветы молодому поколению во время очередных
“затиший”, приобретая новые черты, новые формы, возникая под новыми названиями…
Собственно, так оно и должно было быть. Ибо до тех пор, пока жив человек, он будет
верить в свое бессмертие и будет стремиться к познанию, которое и есть путь к Свету. И
это единый путь для Мироздания и Человека “в мирах и веках”, как говорили московские
тамплиеры.
РЯДОМ С МИХАИЛОМ ЧЕХОВЫМ
Свидетельства друзей великих современников, как правило, разочаровывают своей
лаконичностью и общими словами, и в то же время именно в их лаконичных
воспоминаниях исследователь может найти драгоценные факты, о которых не может знать
и даже догадаться никто другой.
Человеком, находившимся в теснейшей дружбе с замечательным артистом
М.А.Чеховым (1891-1955) с осени 1914 г. и до отъезда последнего за границу летом 1928
г., был скрипач сначала Камерного, а затем и Большого театра Зиновий (Зундель)
Моисеевич Мазель (1896-1978). Насколько мне известно, З.М.Мазель не оставил никаких
мемуаров, однако его краткие рассказы были записаны сначала Е.Г.Дуловой<1>,
собиравшей воспоминания современников о М.А.Чехове и МХАТе 2-м, а затем
Н.Р.Балатовой<2>, любезно познакомившей меня с ними. Кое-что мне удалось узнать при
встрече со внуком Мазеля, А.С.Бородиным, помнившим отдельные припоминания своего
деда.
Из этих рассказов следует, что З.М.Мазель родился в Витебске, в достаточно
зажиточной семье скрипача, который мог позволить старшего сына своего Илью (Рувима)
102
Мазеля (1890-1967), впоследствии достаточно известного советского художника,
отправить учиться за границу. Где учился музыке младший Мазель, выяснить не удалось.
В Москву он заехал летом 1914 г. по пути в Петербург, где намеревался поступить в
Консерваторию, но его дальнейшее путешествие остановила начавшаяся Первая мировая
война. Неизвестно, учился ли он в Московской консерватории, но в 1917 г. Мазель уже
работал в оркестре Камерного театра.
В Москве З.М.Мазель остановился у своего приятеля по Витебску скульптора
А.С.Бессмертного<3>, снимавшего студию в доме художника Э.Э.Лисснера
(Крестовоздвиженский переулок, 9), располагавшуюся на одной лестничной площадке со
студией другого молодого скульптора - А.А.Ленского, сына известного актера и
режиссера Малого театра. Эти обстоятельства определили дальнейшую судьбу
начинающего скрипача: оба скульптора были тесно связаны с театральным миром
Москвы, в особенности же с молодежью Первой студии Художественного театра. Той же
осенью З.М.Мазель встретился на именинах А.С.Бессмертного с М.А.Чеховым.
Знакомство переросло в теснейшую дружбу и с тех пор до конца 20-х годов они почти не
расставались.
Свидетельств этой дружбы сохранилось немало. В архиве актрисы и педагога
М.И.Кнебель мне удалось найти фотографию гипсового бюста З.М.Мазеля работы
О.К.Чеховой<4>, первой жены М.А.Чехова, закончившей в те годы Строгановское
училище по классу скульптуры и подававшей большие надежды как скульптор, хотя
действительно мировую известность ей суждено было получить в качестве киноактрисы.
На другой фотографии, негатив которой хранится в Музее МХАТ, небритый, исхудавший
Чехов запечатлен вместе с Бессмертным, Мазелем и пианисткой С.И.Коган. Этот снимок
сделан, судя по виду М.А.Чехова, в декабре 1917 г., когда О.К.Чехова ушла от него к их
общему знакомому венгру Яроши, обладавшему не только несколькими именами
(Мирослав, Ференц, Федор), но, по свидетельству Мазеля, подтвержденному
М.А.Чеховым в его книге “Жизнь и встречи”, еще и ярко выраженными гипнотическими
особенностями.<5>
Трагедия в семье Чехова произошла в первых числах декабря 1917 г., и вскоре Мазель
по приглашению М.А.Чехова переехал к нему в Газетный переулок (позднее - ул. Огарева,
3). Там, в большой трехкомнатной квартире Чеховых Мазель прожил около двух лет, став
свидетелем тяжелейшей депрессии артиста, навязчивой мысли о самоубийстве и, как
следствие, его ухода из театра. В те месяцы играть Чехов не мог. Решающую роль в его
спасении сыграли тогда два ближайших к нему человека - Мазель, который буквально не
отходил от Чехова, и В.С.Смышляев, давний товарищ по театру, подавший Чехову мысль
открыть свою студию.
Идея собственной театральной студии возродила Чехова, тем более, что поначалу
рассчитывали получать от нее и средства к существованию. Однако, как вспоминала
М.И.Кнебель, “всем, кого принимали, говорили, что студия платная, но ни с кого из нас он
(Чехов) ни разу не взял денег. С первых же уроков студия стала для него главным делом
жизни. Потом он говорил, что выздоровел только благодаря своей работе с нами. Я
думаю, что так оно и было. Ему нужен был контакт с молодыми, здоровыми,
влюбленными в его творческую индивидуальность людьми…”<6>
Для заработка было придумано другое.
В Крестовоздвиженском переулке Э.Э.Лисснеру принадлежали два дома. В первом
находились студии и типография издательства “Задруга”, во втором владелец жил сам и
сдавал квартиры. В одной из них на первом этаже в августе 1915 г. поселилась семья
Никитиных, приехавшая из Рязани - мать с дочерью и сыном, Л.А.Никитиным<7>,
молодым, но уже сформировавшимся художником, поступившим на юридический
факультет Московского университета. Там, тремя курсами старше, уже учились частые
гости Бессмертного и Ленского - молодые актеры МХАТа Ю.А.Завадский и
103
В.С.Смышляев. По-видимому, к Бессмертному Л.А.Никитин вскоре привел и своего
сокурсника, молодого поэта П.Г.Антокольского.
Так за два года до семейной драмы Чехова в Крестовоздвиженском переулке было
положено начало содружеству актеров, художников, поэтов и музыкантов, собиравшихся
попеременно то у Ленского, то у Бессмертного, то на квартире Никитиных.
Именно на квартире Никитиных в начале 1918 г. по предложению матери художника
М.В.Никитиной возникла идея театрально-концертного объединения “Сороконожка”,
названного так по числу ног его первоначальных членов. В “Сороконожке” принимали
участие: поэт П.Г.Антокольский, поэт, переводчик, востоковед П.А.Аренский, его жена,
пианистка О.Ф.Аренская, артист Н.П.Баталов, скульптор А.С.Бессмертный, пианист
А.К.Боровский, актер Первой студии МХАТ А.А.Гейрот, актер и режиссер
Ю.А.Завадский, пианистка Е.П.Ландсберг, скульптор А.А.Ленский, скрипач З.М.Мазель,
художник Л.А.Никитин, актеры Первой студии МХАТ В.С.Смышляев и М.А.Чехов,
администратор и конферансье М.(Ф).Яроши, актриса Зотова и другие.
Первоначальным местом выступлений, как вспоминал Мазель, было кафе “Алатор”,
находившееся в позднее снесенном одноэтажном доме на углу Газетного переулка и
Тверской улицы, поблизости от квартиры Чехова. Когда кафе закрыли, “сороконожники”
выезжали играть по домоуправлениям, выступали в воинских частях и рабочих клубах,
забирая “гонорар” продуктами. Выступали и с концертами, но особенным успехом в
рабочих районах пользовался старинный водевиль “Пишо и Мишо”, где Пишо играл
Чехов, Мишо - Баталов, слугу Франсуа - Мазель. Вскоре для репетиций и выступлений
было арендовано помещение рядом с Художественным театром - на углу Камергерского
