Так оно и вышло. Филин едва успел одеться-умыться, а Рамен с бабушкой уже и чаю попили, и оладушков поели, и о делах поворковали (он деликатно приглушил их канал), и собрали всё к выходу. Когда им надо, эти старики такие быстрые…

Филину выдали оладушек в пасть, тормозок с обедом – в рюкзак, и попутного шлепка в тыльную часть организма. Не избежал он и ритуального обматывания десятками метров бабушкиного шарфа. Шарф был немедля накручен на катушку витой пары и скрыт в пожарный шкаф у мусоропровода.

Наличие геоподосновы меняло всё. Уж на что Рамен знал теплостанскую подземлю, но и сам не ожидал, что достаточно в трёх местах подолбить, прокопать десять метров тут и пять – там, чуть-чуть подвзорвать – и вот он, прямой путь от подвалов кинотеатра «Аврора» до разбитой заправки у самого МКАДа.

Официально заправка значилась площадкой консервации техники. За забором ржавели несколько танковых корпусов, а также пара десятков прицепов: в основном акваматоры, но была и пара заслуженных крематориев. В третью эпидемию Румынского смеха адовы машины переработали две трети населения Теплака, а без них район и вовсе обезлюдел бы от заразы. С тех пор старая заправка стала прибежищем барсуков и лисиц: в этом милом месте даже вездесущие пацаны не шастали.

На взрывы алюмотола, вопреки филиновым опасениям, никто внимания не обратил. Такой уж народ на Теплаке, привычный к подземным взрывам. Или же коммунальщиками овладела хорошо проплаченная выборочная глухота. И на датчиках нигде не спалились – как-то не попадалось датчиков.

Тяжко далась лишь рукопашная проходка. Рамен притащил множество интересных предметов: совочек, тыкалки, надеваемые на ноги, спинку, чтобы упираться, и даже дощечки для крепи, второй ходкой. Так, на спине, перебирая ногами по-велосипедному, чуть больше чем за сутки Ваня прорыл нечто длинное для ходьбы лёжа. Поганый Рамен вновь отговорился слабосильностью, принёс фляжку спиртяги и тупо отсутствовал, так что оттаскивать землю пришлось тоже самому.

Когда работа была завершена, всего полторы пяди дерьмобетона отделяли товарищей от подземелий «Авроры». Любитель прямолинейной прямизны ринулся бы в киноху напролом через кабельный коллектор, в объятия свежей сигналке. Вот что ты поделаешь с автономными датчиками объёма? Ничего не поделаешь. Так что истинно прямой путь прошёл через кабельники, дренажку, подвалы, через разбитую бомбяру, рабочую бомбяру («здесь идём ти-ихо и не тронь тот геркон!»), и даже несколько метров по старой фекальной канализации. Ваня не уставал благодарить Господа, что большая часть подземли была сбита воедино ещё в войну, когда люди тут месяцами жили.

Тёплый Стан явил смелым все чудеса своих недр, кроме подземной речки. На том землекоп положил язык на плечо и отправился спать.

Рамен вновь нарисовался через три дня, притащил с собой некоего Крыса, румяного откормленого вьюношу с громким смехом. Зачем им весёлый Крыс, Филин не понял, решив о том не думать до поры.

Дальше всё было стандартно: сто метров шарфа, обед с собой, сухонький клевок в щёку и шлепок по заднице. В щель закрывающейся двери Филин заметил, что бабушка его крестит. «Ой что-то решится сегодня» – подумалось Ване. Да это и так очевидно было.

У подземного перехода к метро, помахивая сверкающим стетоскопом, солидно вышагивал доктор в шапочке и белом халате. На каждого прохожего он топорщил густую белую бороду, и без стоматологического флаера было уже не уйти.

За докторской спиной стоял казачий БТР с чёрно-фиолетовой Полистовской полосой, а на широкой броневой спине памятником самим себе торчали два казака в косматых шапках. Обмотанные пулемётными лентами, как терминаторы, служивые сурово глядели куда-то вдаль. В сторону магазина, не иначе.

Казаки проявились на Теплаке с месяц назад, после ротации на позициях за Вороново, и это были неправильные казаки. Пришли на зимние квартиры. Теперь в предбаннике каждого магазина врастали в кафель по два-три хмельных героя, все в лампасах, и рассказывали о своём героическом героизме. Насколько Филин знал, на Вороновском плацдарме ещё с весны действовало аппаратное прекращение огня, но кого волнуют детали?

После каждой ротации в армиях окрестных государств на Тёплый Стан непременно накатывала мутная волна дембеля и дедов в отпуску. Всё-таки самое цивилизованное место на МКАДе: рынок, киноха, халявный вайфай. Отопление в нумерах! До сих пор князиньке как-то удавалось всех прибрать к присяге или сплавить. На Теплаке с вменяемого человека дембельский шик слетал, как с белых яблонь дым, за неделю, не больше. Паводок героев случался пару раз в год, и после каждого нашествия поседевшие кадровики и городовые дружно шли в отпуск.

Только вот с Полистовскими казаками вышла осечка. Они целиком заняли старый кинотеатр «Аврора», всерьёз намеренные зимовать на районе именно в казачьем качестве. Так сказать, широко трактовали понятие союзнического долга. Теперь перед крыльцом кинотеатра громадились дрова из заповедного Тропарёва, и тут же в полковом котлище варилось что-то с мясом. На антенне стоящей рядом чорной БРДМ-ки сушились портки.

Все знают, что жизнь в городе начинается, когда в него заходят гусары. Волоокие девы Тёплого Стана тех моторизованных венгров до сих пор с теплотой вспоминают да лайки им ставят. Только вот казаки – не совсем гусары. Как говорят трепещущие враги, русский казак – это смесь православия с мародёрством.

Не далее как вчера Филин наблюдал на рынке сурового пулемётчика, убеждавшего торговцев, что безопасность нынче стоит денег, или хотя бы скидок на картоху. Потому что так везде, и так же будет в вашем Тёплом Стане! Вот только с местом предъявы боец ошибся: он не рискнул читать свою проповедь в чистых галереях «Принц-Плазы», и на ярмарке за ней тоже помалкивал – там-то каждый третий такой же бодрый и усатый, а остальные – бабки, которым вообще всё равно.

Течение неуклонно затягивало воина всё глубже, пока он не оказался в самом средоточии Тош-Толкин Базара, чьи сумрачные галереи рассекают кварталы-махаля и хутуны Узкого. Там, в глубине, торжище расслаивается аж на четыре этажа. Путешественники рассказывают, что на верхних ярусах рынка всё черным-черно, а славянской речи в помине не слышно. Там все сплошь в поясах шахидов, а один дружинник как заблудился, так и выбрался потом аж в самой Фергане. Из Тош-Толкина можно годами не выходить на улицу, питаясь лагманом и мантами, подстригаясь, одеваясь, раздеваясь, зарабатывая и проигрывая деньги, а также переводя их в любую точку глобуса через княжьих хаваладаров.

Филин как раз приобрёл себе приличные берцы «Спецназ», ещё старых времён. Он отыскал их в дальнем закоулке третьего этажа, а потом на первом пламенно выторговал себе клёвую баранью ногу с курдючным жиром. Ваня уже расслабленно покуривал-трепался с Фаридом, мясником-халяльщиком, когда в соседнем ряду началось казаческое представление. Фарид печально указал топором на безобразия и негромко промолвил:

– Гляди, Филин, вот ведь свинья пьяная. Каждый день такие ходят, да? Хрен ему по всей морде, а не скидки!

Действительно, торговым обществом в радиусе поражения казака внезапно овладел языковой кретинизм вавилонский. Раскрасневшегося пулемётчика окружали совершенно ничего не понимающие восточные лица, словно вырезанные из тёмного дерева. И отвечали ему, сочувственно кивая головами. Отвечали по-татарски, по-узбекски, по-турецки. По-вьетнамски. И не только. У пулемётчика появился неиллюзорный шанс заблудиться и выйти в Фергане – вот так и рождаются нездоровые сенсации.

Это всё там же, где вот только что Ване кричали: «Подходи, дорогой, груша – сладкий мёд! Вечерний базар!» Инересно, что владетель нашего болезненно многонационального города намерен делать со всем вот этим?

Но это всё лирика. Близилось Дело.

Под землю заходили недалеко от кинотеатра через бомбоубежище 94-ой поликлиники, невзначай открытое. Заперлись, присели среди груд фанеры и досок – кто-то тут столярил. Дальнейшие действия обрисовал не Рамен, а внезапно Крыс.