парашютом. Летчик приподнялся над сиденьем, с силой оттолкнулся ногами, но, к
несчастью, зацепился парашютом за фонарь. Сильная струя воздуха опрокинула его на
спину и прижала к фюзеляжу самолета. Машина с нарастающей скоростью
приближалась к земле.
Попытки летчика отцепиться были тщетны. Силы начали оставлять его. Таяли
последние надежды на спасение. Надвигалось самое страшное: забытье, беспамятство.
Но жажда жизни оказалась сильнее. Напрягая последние усилия, пилот оттолкнулся
ногами от фюзеляжа и оторвался от падающего самолета.
Наблюдавшие с земли видели, как, с каждой секундой увеличиваясь в размерах,
стремительно падали два огненных факела: большой и маленький, самолет и человек.
Чаленко горел, но сознание не покидало его. Мелькнула мысль: «Надо затянуть
прыжок. Сбить пламя. Оторваться от «фоккеров». Тело нестерпимо жгло. Шла борьба
между разумом и инстинктом самосохранения. «Дерни за кольцо!» — кричала каждая
клетка. «Нет! — подсказывал разум. — Ты сгоришь! Затягивай прыжок!» Рука замерла
на кольце, повинуясь воле. Победил здравый смысл. Затяжной прыжок помог сбить
пламя, и летчик наконец с силой дернул кольцо.
Последовал рывок, затем хлопок, и вот над головой закачался белый купол
парашюта. От сердца отлегло.
Однако благополучие было недолгим: летчик заметил, что ветром его относит на
противоположный берег реки, разделявшей наши и вражеские траншеи. Не успел
Чаленко [232] сообразить, что можно предпринять, как немцы с земли открыли по нему
огонь из всех видов стрелкового оружия. Пули изрешетили купол парашюта, перебили
несколько строп, парашют перекосился. Еще несколько попаданий — и оставшиеся
стропы не выдержат тяжести, оборвутся.
До земли остались считанные метры. Последовал сильный удар, и тупая боль
пронзила тело. Земля! «Жив!» — подумал Чаленко, но радоваться не пришлось —
кругом были враги. «К своим! Любой ценой к своим! Тут недалеко. Переплыть только
реку!» Чудом уцелевший пистолет был теперь его единственным другом и спасителем.
События разворачивались с молниеносной быстротой. Отстегнув лямки парашюта,
пилот огляделся и рванулся к ближайшему кустарнику, где можно было скрыться.
Обожженное тело горело, но летчик не замечал боли. «Добраться до своих, добежать до
спасительного кустарника!» — думал Чаленко. И он добежал, но в тот же миг три
немецких штыка преградили ему дорогу. «Хальт!» — закричали гитлеровцы.
Быстро выбросив вперед руку с зажатым в ней пистолетом, летчик в упор
выстрелил в лицо первому солдату, а в следующее мгновение прыгнул в сторону и
бросился к реке.
Фашисты, не ожидавшие таких решительных действий летчика, наклонились над
сраженным фрицем, а Чаленко тем временем успел скрыться.
С нашего берега бойцы все время следили за его действиями и, чтобы помочь ему,
открыли отсекающий огонь. Пули свистели над головой, Чаленко пригибался почти до
самой земли. Ожоги на коже, обдираемые жесткой [233] картофельной ботвой,
причиняли нестерпимую боль, но пилот мужественно переносил муки.
Картофельное поле пробежал удачно. Сделал бросок через поляну и ползком
преодолел овсяное поле. Превозмогая адскую боль, Чаленко полз к реке, повторяя про
себя: «Доползу, доползу!»
И вот она, река! На том берегу — свои. А как же плыть? Река ведь пристреляна,
хорошо просматривается. Лежать на берегу нельзя — схватят. Летчик решил дождаться
ночи. Пересиливая боль и усталость, он забрался в воду, под корягу. Над водой
виднелась только голова и рука с пистолетом.
В первый момент вода подействовала освежающе. Ожогам и ранам как будто
стало легче. Но потом боль стала еще сильнее. В воде пришлось просидеть более
полусуток.
Пехотинцы и артиллеристы все время наблюдали за летчиком и вели огонь, не
допуская немцев к тому месту, где был Чаленко.
Наконец наступила ночь, но от ракет было светло как днем. На реке была видна
каждая проплывающая веточка. Чаленко, выросший на Азовском море, хорошо плавал.
Он оттолкнулся от коряги и поплыл на свою сторону.
Вот и середина реки. Еще несколько мучительных взмахов — и заветный берег
станет ближе. Но в этот момент силы оставили отважного пилота, и он стал тонуть.
Сказались усталость, голод, потеря крови, длительное пребывание в воде.
Горькая обида захлестнула сердце. «Неужели после всего пережитого суждено
утонуть?» — мелькнуло в голове, а вода уже сомкнулась над ним.
Но человек хотел жить. Во что бы то ни стало жить! Из последних сил,
отталкиваясь руками и ногами, он всплыл, жадно глотнул воздух и снова ушел под воду.
Но на этот раз ноги коснулись спасительного дна. Он сделал несколько неуверенных
шагов и упал на берег, хотя ноги его оставались еще в воде. И потерял сознание.
Очнувшись, снова пополз к своим.
— Стой! Кто идет? — послышался строгий, но такой родной и долгожданный
голос.
— Свои... — из последних сил выдавил из себя Чаленко и не узнал своего голоса.
[234]
Через два дня отважный летчик вернулся в свой полк.
С радостью встретили его боевые друзья. Ведь нет ничего дороже для пилота, чем
возвращение в родной полк!
После излечения гвардии лейтенант А. Н. Чаленко продолжал сражаться с
немецко-фашистскими захватчиками.
...К концу марта 1945 г., в связи с тем что прижатая к морю на Курляндском
полуострове группировка противника существенного влияния на дальнейший ход
войны не оказывала, войска 1-го Прибалтийского фронта действия против нее
прекратили.
Наступление наших войск на прибалтийском направлении завершилось крупной
победой — освобождением советской Прибалтики от немецко-фашистских оккупантов.
Вражеская группа армий «Север» потерпела тяжелое поражение. Из 59
соединений, входивших в ее состав, 26 были разгромлены, 3 полностью уничтожены,
остальные силы этой группы оказались изолированными в Курляндии{58}.
Войска 1-го Прибалтийского фронта внесли достойный вклад в общую победу.
Авиация фронта на всех этапах борьбы за освобождение советской Прибалтики,
которая длилась восемь с половиной месяцев, своими активными действиями
содействовала войскам фронта в достижении победы.
Дивизии 1-го гвардейского Минского истребительного авиационного корпуса,
надежно прикрывая наступающие войска фронта, сопровождая штурмовиков и
бомбардировщиков и решая другие задачи, за время битвы за Прибалтику совершили 20
070 самолето-вылетов, провели 429 групповых воздушных боев и сбили 550 вражеских
самолетов{59}.
В воздушных боях наши летчики продолжали оттачивать тактику и боевое
мастерство, проявляя при этом героизм и отвагу. Командиры и штабы всех степеней
постоянно совершенствовали способы управления, от которых в прямой зависимости
находились боевые успехи.
Инженерно-технический состав, проявляя трудовую доблесть, обеспечивал
напряженные боевые действия частей [235] корпуса. В ходе боев осваивал и успешно
обслуживал самолеты новых типов Як-3 и Ла-7, которыми было вооружено
большинство полков обеих дивизий.
Партия и правительство высоко оценили боевые заслуги 1-го гвардейского
истребительного авиационного Минского корпуса. Указами Президиума Верховного
Совета Союза ССР были награждены:
3-я и 4-я гвардейские Краснознаменные истребительные авиационные дивизии —
орденом Суворова II степени;
32-й и 63-й гвардейские Краснознаменные истребительные авиационные полки —
орденом Кутузова III степени;
137-й гвардейский истребительный авиаполк — орденом Суворова III степени.
286 летчиков, 426 инженеров, техников и авиамехаников, 181 воин других
специальностей удостоились правительственных наград. Восьми лучшим летчикам
