страшная жара, и мы с мамой лежали на прохладном полу и ели виноград. Она никуда не спешила. Я рассказывал ей о своём новом друге Иване. Мама захотела познакомиться, и я счастливый, побежал за ним...
Потом, когда у меня появилась семья, я тоже испытал это чудесное чувство.
Потом было ещё несколько мгновений счастья. В Приморье. Они были мгновенны, но всё равно оставили свой неповторимый след...
Мне не стоит, наверное, рассказывать о них подробно...
-- Рассказывай, рассказывай!
-- Мы ехали по цветущей тайге... Я сидел за рулём "Газ-66" и пел: " Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут..." Впереди, на
просторном, далеко вынесенном вперед буфере возлежала Инесса... Иногда, грациозно повернув голову, она смотрела на меня искрящимися глазами. Сердце мое замирало в изумлении: "Неужели я любим этой богиней?!"
-- Ты прости меня, но мне не хочется слушать Это! -- отстранившись от меня, прошептала Лейла.
-- Я так и знал! Но пойми, я бы не рассказывал ничего, если бы не принадлежал тебе. Меня нет. Есть только мы! Я не могу тебе лгать. Ты должна все обо мне знать... Я хочу, чтобы ты любила, жила, говорила со мной! А не с моей тенью из прошлого! Чтобы возлюбленные не страдали, надо рассказать о себе всё. Иначе это сделают другие...
-- Прости! Но пока я чувствую себя пятой в седьмом ряду! И ещё! зачем ты все время смотришь на Наташу...
-- Во - первых! На сегодня ты первая в первом ряду! А во - вторых, я просто люблю смотреть на людей. А Наташа привлекает меня потому, что вижу, как она несчастна. Ей не сказали много хороших слов, о которых она мечтает! И я восполняю этот пробел.
-- И говоришь ей то, что должен говорить мне! - Лейла не на шутку рассердилась.
-- Да, говорю! Потому, что не могу видеть в женских глазах тоску!
-- А мне тоже нравятся некоторые мужчины! -- мстительно бросила Лейла. Но вспомнив о Резвоне, вмиг осеклась, съежилась в подрагивающий комочек.
-- Ну, вот! Совсем, как воробей на морозе. Давай я тебя согрею...
Лейла приткнулась к моей груди. Я обнял ее и начал убаюкивать.
Через минуту она подняла голову и внимательно посмотрела мне в глаза.
-- Я знаю, ты любишь меня. И ты знай, что дороже тебя у меня никого нет. И не было...
-- Даже в прошлых жизнях?
Лейла звонко рассмеялась, и внимательно посмотрев мне в глаза, спросила:
-- Ты, в самом деле, веришь в реинкарнацию или ты материалист?
-- Да нет, не верю... А "материалист", это ты откуда взяла? Я не помню, чтобы я или кто-нибудь произносил это слово?
-- Это Федя так тебя называет... И если хочешь знать, у нас много программ на ТВ. Представляю, что делается в Мире!
-- Ну, ну... Сами, значит, западными ценностями наслаждались, а мне
подсовывали телевизионные руководства по сбору фиников и домашнему производству гипса...
--А ты порнофильмы хотел смотреть? -- И Лейла с чертиками в глазах,
жеманно вздернула подбородок, плавным движением, наверняка
заимствованным из эротических лент, сдернула с себя укрывавший ее платок.
-- Я тебя обожаю! -- воскликнул я и начал страстно целовать ее матовую грудь.
Птица, дремавшая на ветке айвы, открыла глаза и внимательно
взглянула на нас. Оценив поцелуи, она выдала трель и улетела, чтобы не
мешать нашему наслаждению единения с Природой!!!
...Взявшись за руки, мы сидим на спальном мешке, и смотрим на звезды, на Млечный путь, на Бабековский гарем, на остатки костра, слушаем мягкий шелест реки, пение птиц, вспоминаем уверенного в себе Житника, и ожидающую счастья Наташу.
***
Когда мы вошли в палатку, Наташа уже лежала. Я постелил Лейле рядом с ней, а сам примостился с боку.
Через минуту, поцеловав ее, уже спящую, я услышал беспокойный топот ишаков.
"Наверное, запутались в веревках", -- подумал я и, стараясь не шуметь,
поднялся и вышел из палатки.
"О, господи, когда же я, наконец, высплюсь!" -- Пробормотал я вслух и, позевывая, пошел к серебрящемуся в лунном свете ручью, на берегу которого паслись ишаки. На половине пути я почувствовал между лопаток дуло ружья и сразу же услышал сдавленный шепот Юрки: "Тихо, Чернов, не шуми! Не хочу тебя пугать, но свидетели мне не нужны! Иди".
И Житник, подталкивая меня в сторону ишаков, больно ткнул стволом в
спину. Один из ишаков, кажется Пашка, был отвязан и навьючен четырьмя мешочками с золотом. Юрка заставил меня лечь лицом к земле. Приставив к голове ствол, ловко связал мне руки куском геофизической проволоки, затем впихнул мне в рот грязный носовой платок. И мы пошли. Впереди Пашка, за ним я, и сзади -- Житник.
-- У меня даже не картечь, пули в обоих стволах, -- немного погодя сказал он равнодушным голосом. -- Иди, быстрее, не зли меня!
Мне не хотелось сопротивляться. Наверное, я уже прожил жизнь. А, может быть, и нет. Но счастье прошедшего вечера еще согревало сердце и не хотело освобождать место для иных чувств.
Шли долго... Места эти Юрка знал лучше меня. До того, как попасть в
мою партию, он несколько лет работал здесь на сурьмяных месторождениях. Каждый день, после документации траншей или маршрутов, он до поздней ночи гонялся за сурками и по каждой тропке мог пройти с закрытыми глазами. Кстати сказать, мы и познакомились впервые где-то здесь.
Я, только что назначенный на высокую должность техника-геолога с окладом в 105 руб., шел пешком из Анзоба в Тагричский поисковый лагерь и на подходе к нему, уже ночью, встретил на тропе невысокого, грузного парня в штормовке. Взглянув колючими глазами, он пошёл, заложив руки за спину, с рюкзаком, доверху набитым застреленными сурками.
Это был Юрка Житник. Зимой из сурчиных шкур он шил шапки.
Его недружелюбный тогдашний взгляд я помню до сих пор.
Когда мы взобрались на Пиндарскую седловину, было уже светло.
-- Погоди, Чернов... -- услышал я хриплый голос.
-- Я долго с собой боролся, но ничего не получается. Хочу убить тебя, так лучше для всех будет! Обуза ты даже для себя самого! И молчи, потому что уже очень много сказал!
Он отвел меня к водоразделу и поставил спиной к невысокой скале. Далеко внизу, на востоке, в долине Тагобикуля виднелись маленькие прямоугольники наших палаток, В одной из них безмятежно спала Лейла.
Пули ударили в грудь и голову, и некоторое время было больно...
***
Сквозь сон Лейла услышала отдаленные выстрелы и сразу проснулась.
Ребята, разбуженные её криками, бросились к яме с золотом. В ней,
свернувшись калачиком, спал Федя. Его растолкали. Кое-как поднявшись на ноги, он рассказал, что ночью его разбудил Житник и предложил выпить.
Федя, конечно, согласился, вылил в себя спирт и немедленно отрубился.
-- Вот сука! -- в сердцах выругался Сергей.
-- Автоматы я с собой в палатку взял, и патроны от его ружья. Значит, припрятал, сволочь! На один дуплет у него осталось. Или у них... -- добавил он и внимательно посмотрел на Лейлу. Та мгновенно подскочила к нему и с размахом, хлестко, ударила по лицу.
