-- Ну, ты даешь! -- воскликнул он, отстраняясь от разъяренной девушки.
--Прости, вырвалось! Сам бы врезал, если бы кто другой так сказал.
-- Слушай, ты ведь... ты ведь с вечера с ним, как говорится, была... --
запинаясь, обратился Лешка к бледной, осунувшейся Наташе.
-- Да была! Почти всю ночь была! -- истерично взвизгнула Наташа. -- Он говорил сладко. Поженимся, детишек нарожаем! И что любит меня и никогда не бросит. Со слезами на глазах упрекал за белобрысого лейтенанта. Но что-то такое было в нем, в его словах -- не верила я! Теперь понимаю, о чем он думал! Он еще до того, как со мной ушел, все решил, Торопился! Думал, наверно: "Вот только трахну эту сучку и побегу..."
А под утро привел он меня в палатку и сказал, что попьет еще с Федей. Чмокнул в щеку и ушел. Минут через пять Черный с Лейлой пришли...
***
Оставив Лешку сторожить золото, Сергей с Зубковым схватили автоматы, и кинулись в погоню. За ними следом пошли Лейла и Бабек.
Моё бренное тело преследователи нашли быстро и, секунду постояв над ним, продолжили погоню. Далеко внизу у Пивдара, на тропе, ведущей к Ягнобу, маячила фигурка Юрки, нещадно погонявшего осла. Спускаясь с перевала, Сергей решил срезать тропу, но оступился, и упал на камни. Из открывшихся ран пошла кровь, и Сергею пришлось вернуться.
Через полчаса Зубков стал настигать Житника. Поняв, что не уйдет с грузом, тот бросил ишака и три мешка. С оставшимся драгоценным мешком, он быстро ушел в хорошо известные ему скалы Маргибского горного узла.
Преследование длилось часа полтора, но закончилось безрезультатно. Зубков расстрелял почти все свои патроны. Юрка ловко лавировал среди знакомых скал, устраивал в подходящих местах камнепады. Последний из них накрыл Толика. Один камень вскользь ударил его по бедру, осколок другого угодил в лоб. Плюнув в сторону удаляющегося Юрки, Зубков прекратил преследование, отыскал мешки с золотом, ишака, взгромоздился на него и поехал в лагерь.
А Житник, притаившись в расщелине, несколько минут наблюдал за Зубковым. Все смешалось в его взгляде -- и радость победителя, и разочарование неудовлетворённого исходом погони злодея. Ведь он остался
фактически с носом. А именно -- со своей законной частью добытого золота. "Зато я прикончил Чернова", -- успокоил он себя и постарался изобразить на лице довольную улыбку.
Когда Зубков скрылся из виду. Житник развязал мешок, вынул из
него несколько больших самородков, аккуратно разложил их на краю
расщелины и начал любоваться. Утреннее солнце светило нежно, и золото, отражая его лучи, слепило глаза своим жирным блеском. "Кучеряво... Жалко будет продавать..." -- подумал он, переводя ленивый взгляд с одного самородка на другой.
Вернув их в мешок. Житник закопал на дне расщелины оставшуюся
без патронов двустволку, затем подтянул лямки рюкзака и, уложив в него
золото, ушел вниз к Ягнобу. "Переправлюсь на тот берег и уйду в Анзоб по верхней тропе, -- решил он. -- На нее они не сунутся..."
Внизу спокойно шелестела река. День только начинался. Утренняя прохлада бодрила, но Юрке вдруг стало страшно. Ему показалось, нет, он понял, что скоро его не станет...
Все это яркое, четко зримое, осязаемое окружение -- полосатые
мраморные скалы с оранжевыми узорами лишайника, корявый ствол уставшей от солнца арчи, выбравшаяся на летнюю прогулку семейка статных, розовых эремурусов - всё Это останется и будет всегда, а его - Юрия Львовича Житника не будет... Перед его глазами поплыли чёрные круги, ноги подкосились, и Юрка упал.
Немного придя в себя, он начал растирать лицо, шею, уши.
"Это -- удар, солнечный удар..." -- пришла ему в голову мысль, и он отрывисто захихикал...
Поднявшись и отряхнувшись, Житник закричал:
-- Нет! Не всех сурков я еще передавил! Не всех!
-- Всех... -- вдруг услышал он откуда-то сбоку тихий усталый голос. Медленно повернув голову, мародёр увидел Зубкова, сидящего под росшим над тропой кустом шиповника. На коленях лежал автомат.
--Ты? -- прошипел Житник. -- Ты же... Я же...
-- Могилу рыть будешь? -- равнодушно спросил Толик, выплевывая
изо рта стебелёк травы.
-- Зачем?.. -- пробормотал вконец растерявшийся Житник и представил свой каменистый могильный холмик и себя, мертвого под ним.
--Барство это...
-- Ну, как хочешь... Просто на тропе не хотел тебя оставлять -- негигиенично... Снимай рюкзак!
Житник снял рюкзак и бросил его на землю. Он уже взял себя в руки и
лихорадочно обдумывал варианты спасения. "У него два-три патрона, не больше. Попрошу разрешить мне снять сапоги, сниму один, брошу в него и петлями побегу к уступу... Под ним -- заросший травой ручей...
-- Не надо ничего придумывать, Юра! -- вставая, прервал его мысли Зубков.
-- Со мной у тебя нет никаких шансов. Пошли за скалу, там я видел берлогу... И ткнув дулом автомата в бок Житнику, направил его вперед. Сам же, взяв рюкзак, пошел в двух шагах позади.
"Не сможет выстрелить!!! -- вдруг осенило Юрку. -- Зубков не сможет выстрелить. Он не палач! Высоцкого любит... Он не выстрелит! Нет!"
Испарина моментально покрыла его лоб. Капельки пота, соединяясь в
жиденькие ручейки, стекали в глаза. Отершись тыльной стороной ладони, Житник медленно обернулся и, внимательно взглянув в глаза Анатолия, понял, что тот и в самом деле не сможет расстрелять его.
Зубков, действительно не представлял себя в роли палача. Они подошли к берлоге и Житник, взглянув на ее дно, увидел огромную гюрзу.
-- Гюрза! Смотри гюрза! -- воскликнул он, мгновенно решив использовать удивление Зубкова в целях побега.
Но Зубков никак не отреагировал и, бросив рюкзак, приказал:
-- Становись к краю. Лицом ко мне! -- и, когда Житник выполнил приказ, нацелил дуло автомата. Так -- глаза в глаза -- они стояли минуты три. К исходу третьей лицо Юрки скривилось в пренебрежительной улыбке.
-- Не можешь, малохольный? -- спросил он с ехидцей. -- Давай, я тебя научу, мент благородный! У меня не заржавеет. А лучше, давай кончим эти игры и пойдем потихоньку в лагерь, там разберемся.
-- Не могу... -- покачал головой Толик.
-- Было бы у тебя оружие... А так не могу... И не хочу.
И сел на подвернувшийся камень, не сводя, однако глаз с Юрки. Посидев так с минуту, он вдруг устремился взглядом в сторону
берлоги. Прочитав мысли Зубкова, Юрка забеспокоился. "Скормит, ментяра, змеюке"-- и фио не спросит.
А Зубков, взяв автомат в левую руку, встал, подошел к рюкзаку и вынул из него мешок. Затем, внимательно наблюдая за оцепеневшим Житником, направился к берлоге, спустился в нее и молниеносным движением опытного боксера-легковеса поймал короткую жирную гадину за шею и, злорадно улыбаясь, устремился, к объятому страхом, отступающему к скале, Житнику. Постоял, а потом взял рюкзак и вложил в него злобно извивающуюся змею.
-- А теперь, дорогой, иди сюда! -- поманил он, застывшего от страха Юрку.
-- Мы с тобой будем играть в таджикскую рулетку!
Иди, Юрик, не бойся -- шансы у нас будут фифти - фифти.
Житник сначала ничего не понял и продолжал стоять с лицом, белым, как летнее облачко. Но примерно через полминуты сообразил, что Зубков предлагает ему своеобразную дуэль с равными шансами на жизнь. По сравнению с расстрелом эта дуэль показалась ему спасением и он, весь охваченный накатившейся вдруг радостью, пошел, почти побежал к Зубкову.