Он рассматривал ее так, будто хотел запомнить навсегда. Впрочем, он никогда ничего не забывал – его создатели позаботились о совершенстве его памяти. Но он любовался ею как идеальным произведением искусства – генетического искусства землян, методично отшлифованным Орденом. Опытным, завистливым взглядом коллекционера, лишенного возможности украсить этим экспонатом свое собрание шедевров.
Земляне… Поразительная древняя нация, не подвластная разложению. Интеллектуальная элита Федерации, несущая в себе какую-то скрытую варварскую силу полукровок. С первобытным упрямством, с животным желанием жить, с высоколобым сознанием своего высшего предназначения. Нация бунтарей, взрывающих любое общество, куда их заносит нелегкая. Нация, породившая науку, не признающую ограничений, искусство, не признающее канонов, общество, не признающее власть, и власть, не признающую пределов. Чего стоят в сравнении с этим изнеженная утонченность киферонцев, мрачное упорство Ордена, мелочная расчетливость торговцев Скорпиона? Даже в самом неудачном творении землян больше жизни, чем в лучших представителях иных рас, как будто даже случайное несовершенство их созданий заставляет лучше понимать недостижимый идеал.
Он нес в своих генах то же наследие Земли. И это наследие протестовало против уничтожения себе подобных.
Он подходил медленно, задерживая каждый шаг. Он знал: она почувствует его присутствие и проснется, и оттягивал момент ее расставания со сном. Или, может, лучше так, во, сне? Пусть она еще не успеет покинуть тот мир, пусть уже не вернется в этот.
Он нащупал рукоять кинжала и сделал последний шаг.
Поздно.
Она просыпалась.
Да, он здорово ее напугал. Она скатилась с кровати, выставляя вокруг себя такой плотный уровень защиты от его ментальной атаки, который не пробить и десятерым. О, Анхра[8], где же ее логика?! С поразительной беспечностью забыть запереть дверь во дворце, где произошло больше убийств, чем волос на ее глупой упрямой голове, где каждый метр натертого паркета пропитан чьей-то кровью, пролитой по его приказу, а теперь стоять, кутаясь в энергетический кокон, суетливо шарить по столу в поисках браслета высшей защиты – излюбленного оборонительного щита Ордена.
Браслет не спасает от кинжала.
Она стояла слишком близко, прямо перед ним. С такого расстояния он чувствовал даже ее пульс! Бешено колотящееся сердце… Сонную артерию в вырезе белой рубашки…
Страх жертвы пьянит хищника.
Рука послушно выполняла задуманное. Кинжал выскользнул из-под одежды. Парализующая волна чужого ужаса хлестнула по лицу, но остановить уже не могла. Он целился в сердце. И в следующее мгновение…
Темнота вспыхнула фиолетовым заревом и видимый мир исчез!
Сова сделала то, что было строжайше запрещено Магистром. Она открыла свой самый опасный, бесконечный, не имеющий дна канал. В состоянии боевого транса, в плотном защитном коконе, в вязкой его густоте время скупо отсчитало секунду.
Острие кинжала застыло в паре сантиметров от ее груди. Черная пасть воронки потянулась к тому, что было ближе всего – к стали клинка. Металл послушно потек навстречу, плавясь в фиолетовых лучах.
Но рука, сжимающая рукоять, не отпускала. Рука держала кинжал мертвой хваткой, не в силах нанести последнего удара, не в силах отдернуть оружие назад или оторваться от него.
Секунда…
Он должен был остановиться. Канал парализует насмерть. Попавшему в эпицентр воронки жизни остается на пару мгновений. Лишь однажды Магистр рискнул показать Сове, что происходит с живым существом в мощном потоке чужой этому миру энергии. От того эксперимента остался лишь вялый трупик лабораторной обезьяны и первый дикий ужас осознания себя убийцей.
Он должен был остановиться.
Но он двигался.
Медленно, словно в невесомости, где все движения плавны и мягки, его левая рука двинулась к горлу Совы. В тягучем безвременье эта рука преодолевала оставшиеся сантиметры так неторопливо, словно несла не смерть, а ласку. И на бледной белизне раскрытой ладони отчетливо чернела странная надпись: «3256ПЗЛ117».
Секунда…
Правая рука с зажатой рукоятью от исчезнувшего клинка все еще искала сердце. Он не мог остановить удар, он должен был закончить начатое. Но энергия, вложенная в движение, стремительно покидала тело. Словно пересиливая сопротивление вдруг ставшего твердым воздуха, он еще пытался дотянуться до цели сквозь застывший фиолетовый сумрак, но темный силуэт его жертвы почему-то не приближался ни на йоту.
Сове некуда было отступать – воронка канала за спиной жадно глотала все живое и неживое, подчистую высасывая энергию из окружающего пространства. Сова могла шагнуть внутрь канала и вернуться, но ведь Симаргл пойдет вслед за ней. Его не остановить. Канал убьет его как убил лабораторную обезьяну. Каналу безразлично все живое, что попадает в его леденящий поток.
Секунда…
Левая рука дотянулась наконец до горла и сжала его слабой, вымученной хваткой. Биение ее пульса под пальцами передавалось теперь его собственному телу. Лишенная жала рукоять клинка ткнулась в ребра. Сова покачнулась, увлекая Симаргла за собой, в пустую бесконечность…
Миг она еще колебалась.
Вялый трупик обезьяны…
Канал с ослепительной вспышкой захлопнулся перед ней.
Этого нельзя было делать. Не так быстро, не так резко.
Время рванулось вперед.
Энергетический поток, только что стремительно несшийся в одну сторону, встретил непреодолимое препятствие, и его волна, смывая все на своем пути, хлынула обратно. И без того искаженное пространство окончательно взбесилось. Сову швырнуло назад. Пальцы Симаргла сорвались с ее шеи, сдирая кожу. Сова с размаху врезалась в стену и со стоном сползла вниз. Симаргла, попавшего в эпицентр взрыва, отбросило в другую сторону. Загрохотала сносимая взрывной волной мебель. Что-то обрушилось с потолка и вдребезги разлетелось по полу. В лицо ударило обжигающе холодным воздухом. Вырвавшийся пар выдоха обжег губы. Боль впилась в затылок, стеганула по позвоночнику, ломая сопротивление тела. Сова зашипела сквозь зубы и закрыла голову руками.
Через пару минут приступ прошел. Она попыталась сесть, нащупала руками покрытую инеем стенку и с каким-то новым недоверием к собственным ощущениям осознала, что до сих пор жива.
Симаргл тоже был жив. Даже на расстоянии она слышала, как неровно и тяжело он дышит. Он зашевелился в темноте, видимо, устраиваясь поудобнее, и долго восстанавливал дыхание.
В промерзшей насквозь комнате висела тишина. Никто не планировал разговор.
– В тебе есть все задатки наемного убийцы, – отдышавшись, хрипло заметил он.
Кажется, он впервые обратился к ней на «ты».
С первого раза издать звук ей не удалось, и Сова промолчала.
– Это и есть то самое тайное оружие Ордена?
Вторая попытка заговорить оказалась успешней:
– Нет.
Горло саднило и внутри, и снаружи. Царапины налились кровью и горели так, что к ним было не прикоснуться.
– А это что было?
Не было сил придумать какую-нибудь правдоподобную, но многословную ложь.
– Канал, – призналась Сова.
На длинные фразы пока не хватало дыхания. Ни спрашивать, ни отвечать не хотелось.
– Убирайся с планеты, – приказал он. – Немедленно.
– Список преступников, – напомнила Сова – Для выдачи.
– Убью, – пообещал он.
– Не сможешь, – равнодушно возразила она.
– Могу попробовать еще раз, – он усмехнулся: угроза уже не казалась реальной. – Так что не нарывайся.
– Тебе хорошо, – завистливо протянула она. – Сам решаешь, сам убиваешь. А мне без приказа – ни шагу. Ну, забыли мне приказать тебя убить. Так что сделай одолжение, не лезь больше в открытый канал. А то меня еще разжалуют за своеволие. – Внезапно проснувшаяся разговорчивость была лишь следствием пережитого стресса, но, начав говорить, остановиться Сова уже не могла. – Кстати, а за что ты меня так старательно убиваешь?
