Но я должна доверять ему. Должна. Он нуждается в том, чтобы люди верили в него, даже если мои инстинкты кричали, чтобы я была осторожна.

Он заслуживал этого.

— Все в порядке. Разорви чек. Подожги и наблюдай, как он горит. Или убери его, и, может быть однажды, ты сможешь взять эти деньги и сделать с ними что-то хорошее, — предложила я робко.

— Не знаю, что бы я делал без тебя, Мэгс, — произнес он, наконец. Его голос звучал немного грубо от переизбытка эмоций.

— К счастью для тебя, ты этого никогда не узнаешь, — пообещала я.

— Я так сильно люблю тебя. Клянусь Богом, я сделаю все, что надо, чтобы у нас все было правильно. Однажды я перестану быть таким чертовым беспорядком. Однажды я перестану причинять тебе вред своим дерьмом. Я сделаю это ради тебя и ради себя. Я не позволю им уничтожить меня. Нужно нечто большее, чем их ненависть, чтобы утопить меня, — сказал Клэй, звуча сильнее, чем за все эти недели.

— Ты можешь делать все, что хочешь, Клэй. Я верю в тебя. Теперь ты должен верить в себя.

— Ну, по крайней мере, теперь я могу купить тебе рождественский подарок, — сказал Клэй легко, и я почувствовала, как облегчение затопило мое тело.

— Я рассчитываю на это, — подразнила я, благодарная, что напряженный момент прошел... пока что.

— Клэй —

Я в миллионный раз вытащил чек со дна ящика своего шкафа. Пятьсот тысяч долларов — это куча денег. Но этого и близко было недостаточно для того, чтобы стереть дерьмовую боль, которую мне причинили люди, которые прислали мне его.

Я был так зол после того, как открыл письмо от адвоката своих родителей; я скомкал чек и официальное письмо, согласно которому эти деньги давались мне для того, чтобы пресечь мои контакты с родителями в будущем. Пресечь контакты, ну вы знаете, с людьми, которые дали мне жизнь, чего бы, черт побери, это ни стоило. Потому что очевидно, для них это не значит ничего.

Я думал, что уже получил долю дерьмовых-поступков-которые-совершают-родители на всю свою жизнь вперед. Очевидно, нет. Когда я подумал, что они больше не могут меня шокировать, они вытворяют нечто «сногшибательное».

Не то чтобы я держался за нереальную идею о том, что однажды они проснутся и решат быть такими родителями, какими я хотел бы их видеть. Они были слишком сильно погружены в то, чтобы быть дерьмовыми людьми, поэтому вряд ли могли бы стать кем-то еще.

Но окончательность от этого письма все еще причиняла боль. Черт, это очень больно.

Что теперь делать с деньгами? Должен ли я обналичить чек и использовать деньги для чего-то важного, как предложила Мэгги? Должен ли поджечь его к чертовой матери и наблюдать, как он превращается в пепел? Хотя, это, казалось, было слишком драматично.

Так что вместо этого, я разгладил помятый листок и убрал его в ящик комода, спрятав под кучу футболок.

Но он лежал там, прожигая дыру к полу.

Стук в дверь заставил меня подскочить на ноги прежде, чем я успел захлопнуть ящик. Я не знал достаточно хорошо своих соседей, чтобы доверить им информацию о том, что в моей комнате находится полмиллиона долларов.

Я открыл дверь и обнаружил, что за ней неловко стоит Райан. Он всунул портативный телефон мне в руку.

— Тебе звонят. По голосу кажется, что это девушка, — пробормотал он, прежде чем зашаркал прочь.

Это не могут быть Мэгги или Руби. Они звонят лишь на мой мобильный. Я не ждал звонка ни от Роберты, ни от своего терапевта. Все возможные варианты закончились. Дерьмо, я действительно знал немного людей. Я не был уверен, это делало меня безнадежно жалким или очень освобожденным.

— Алло? — произнес я в трубку.

— Клэй? — спросил голос, и я нахмурился.

— Да?

— Это я. Эм, Мария. Тайлер дал мне твой номер. Я не хотела звонить на мобильный, боясь, что ты не ответишь.

Мои глаза расширились, и я серьезно задумался над тем, чтобы повесить трубку. Игры разума Марии были последней вещью, в которой я сейчас нуждался. Чертов Тайлер! Ему точно необходимо тщательное разъяснение насчет того, чтобы он не давал мой домашний номер никому.

Черт побери!

— Мария, — произнес я ровно, в ожидании, пока она заговорит. Я не собираюсь облегчать ей задачу. Она, черт возьми, позвонила мне.

— Ты был прав, — в спешке проговорила она, удивляя меня. Ведь существует много ситуация и вещей, в отношении которых я был прав. Например, «Титаник» Джеймса Кэмерона. Это был всего лишь фильм о том, что корабль затонул, и погибло множество людей, но даже сиськи Кейт Уинслет не исправили того, что он был отстойным. Как насчет моего утверждения о том, что «Кола Зеро» по вкусу ничем не отличается от обычной «Кока-Колы». Не позволяйте названию обмануть вас, люди. И тупицу, работающего в «Сабвэй», который решил класть индейку с авокадо в один сэндвич, надо линчевать к чертовой матери.

Так что мне нужно небольшое уточнение, в чем я был прав на этот раз.

— В чем? — подтолкнул ее я.

— Во всем, — ответила она тихо.

— Ты можешь быть более точной? — произнес я сухо. Я не собирался уступать этой девушке. Я думал, Мария была моим другом. Она была одной из немногих, с кем я позволил себе сблизиться, пока был на лечении. Да, знаю, что жизнь работает по-другому, когда ты в такой обстановке, но я увидел в Марии многое от себя. Я думал, мы были на одной волне, когда дело касалось того, как мы смотрели на вещи.

На что я не рассчитывал, так это на то, что моя так называемая подруга появится в доме Руби и испоганит нашу дружбу. Она не уважала меня. И самое главное, она не уважала отношения, которые я строил с Мэгги.

Мария немного заблуждалось в том, что касалось нашей дружбы. Я знал, что пока мы были в «Грэйсон», она влюбилась в меня. Но я думал, что ясно объяснил ей все насчет своих чувств. Очевидно, я был совершенно не понят. И когда Мария приехала в Вирджинию, чтобы навестить меня после того, как я переехал ранее в том же году, она была невыносимой сукой. Из-за нее все стало каким-то неловким и некомфортным. Не только для меня, но и для Мэгги, и для наших друзей.

Мария создала бесполезную драму и напряжение, после чего исчезла без объяснения или извинения. С тех пор я не слышал от нее даже писка.

Мария судорожно вздохнула.

— Я была в ужасе, Клэй. Я полностью облажалась. Я чертовски долбнутая! — сказала она пронзительно, и мне чертовски захотелось прислушаться к своему первоначальному инстинкту и повесить трубку. Мне было достаточно собственных проблем, да и справляться с проблемами Марии — не было на повестке дня в этой жизни.

— Слушай, Мария, мне жаль, что у тебя было дерьмовое время, но нет ничего, что я могу для тебя сделать. Я пытался быть твоим другом. Очевидно, этого было недостаточно, — напомнил я ей резко.

— Я звоню не для того, чтобы ворошить все это, — произнесла она, защищаясь, что, в свою очередь, заставило защищаться меня.

— Ну, тогда какого черты ты мне звонишь? Кроме того, чтобы сказать мне, что я был прав, называя тебя запутавшейся, и говоря, что тебе нужно разобраться в своем дерьме? — рявкнул я.

Я услышал грустные, маленькие всхлипы Марии на другом конце и сразу почувствовал себя придурком. Мне нужно немного присмирить в себе козла.

— Слушай, Мария, это звучало отвратительно с моей стороны. Мне жаль, — произнес я, пытаясь притормозить. Мне нужно было закончить этот разговор около пяти минут назад.

— Нет, ты прав, Клэй! Я глупая и запутавшаяся, которая загуляла со старым мужиком, который мог бы быть моим отцом и оказался злостным засранцем. Затем мудак решил предложить меня всем своим друзьям, и я согласилась, потому что у меня нет чертовой гордости! Нет самоуважения! Что со мной не так? Почему я не могу принять решение, которое не было бы дерьмовым? — плакала она, и я не знал, что сказать.

Часть меня хотела заставить ее чувствовать себя лучше. Это та девушка, которая была моим другом, во время самого ужасного времени в моей жизни.