– Tenez[23].

Сильные пальцы отодвинули ее руку в сторону и ловко справились с узлом.

Джоли не следовало бы даже думать о том, как ей хочется, чтобы он так же умело снял с нее еще какую-нибудь деталь гардероба. Напряжение волной пронеслось по ее телу и внезапно перешло в желание, чтобы он продолжал раздевать ее.

Габриэль аккуратно сложил фартук и положил его на стол.

– Но я хотел бы знать… – tiens[24].

Ее мозг смутно отметил переход от vous[25] к tu[26], будто Габриэль ворвался в ее личное пространство. Его пальцы легко коснулись ее пальцев, искавших тугие пуговицы на куртке шеф-повара. От волнения ей стало жарко, и она сглотнула. Если он снимет с нее эту куртку, то увидит напряженные соски, просвечивающиеся через тонкий шелк ее кофточки…

– Можно пригласить тебя куда-нибудь пойти со мной?

Он снял с нее куртку. Его взгляд мгновенно переместился на ее грудь, и в глазах загорелось лукавство. Габриэль вздохнул и сжал губы. Было заметно, как он изо всех сил старается не ликовать, что добыча досталась ему так быстро.

Джоли изумленно уставилась на него.

– Вы только что уволили меня и тут же приглашаете поужинать?

– Нет, не поужинать. Я не могу никого пригласить поужинать. Или пообедать. В эти часы я занят. Но сейчас я освободился на пару часов.

Сейчас она была готова свалиться от усталости, у нее уже не осталось никаких сил. И еще… что это могло значить? Свободен пару часов после полудня? Это прозвучало… прямолинейно. Чересчур прямолинейно.

– Думаю, я должна исправить неверное впечатление.

– Не беспокойся, – сухо сказал Габриэль. – Я и так уже понял, что ты не работала у Даниэля.

Джоли стиснула зубы.

– Знаете, возможно, я просто нервничала! Вы могли бы сделать скидку на волнение.

– Я пытался. Все три часа.

– Значит, я недостаточно хороша, чтобы работать на вас, но вы займетесь со мной сексом сегодня после обеда, если я окажусь достаточно покладистой и доступной девицей. Так я должна это понимать?

– Правильно. Постой – нет. То есть ты недостаточно хороша, чтобы работать на меня, это точно, но… – И пока в ней разгорался гнев, в его синих глазах вспыхнуло что-то совсем другое. – А ты, значит, подумывала о том, чтобы сразу перейти к сексу? На самом деле я не предлагал… то есть мелькнула такая мысль… ну, как хочешь, конечно. – Он усмехнулся, приблизившись к ней так близко, будто они все еще находились в тесной кухне, и склонился, чтобы доминировать над ней. – Все, что захочешь.

О чем это они рассуждают? Этот человек подал на нее в суд. Он только что уволил ее, не дав ей даже настоящего шанса. Он вовсе не собирался приглашать ее на ужин. Неужели из-за своего мимолетного влечения к этому сильному харизматичному мужчине Джоли позволит, чтобы все это сошло ему с рук?

– Вернемся к началу нашего разговора. Вероятно, у вас сложилось обо мне превратное мнение, и я хотела бы это исправить. На самом деле я слишком хороша, чтобы работать на вас.

В ответ лишь смешок, но от него она едва не потеряла боевой настрой.

– Очень сомневаюсь.

– Я не та женщина, которая должна была сегодня начать работать у вас в заведении в качестве petit commis. Я не повар, а эксперт – пишу о кулинарии. – Она вздохнула, закусила губу и усмехнулась. – Меня зовут Джоли Манон.

И совсем рядом с ней раздался рев.

Звук возник как ворчание, которое пробежало по каждому нервному окончанию Джоли. Затем перешел в рев, поразивший ее своей мощью. Она запрокинула голову, как сделала бы при приближении дикого шторма. Но ощущения при этом были восхитительными.

– Так ты та самая Джоли Манон? – Он выхватил из мусорной корзины возле своего стола большую серебристую книгу и показал пальцем на ее имя, напечатанное мелким шрифтом, которое так легко было не заметить под именем ПЬЕР МАНОН, тисненным синим крупным шрифтом, и великолепной Розой Габриэля. – Он послал свою дочь? – Рев снова взорвался прямо над ней, вызвав легкое головокружение. – Чтобы прикрыть себя? Жалкий ублюдок! Он даже не может сам встретиться со мной или противостоять мне в суде. Он по-прежнему использует других.

– Сразу видно, вы любите осуждать людей безосновательно и безапелляционно. Он…

– Предоставить тебе возможность провести три часа в моей кухне – значит проявить легкомыслие, а не дотошность и категоричность. Это не значит, что я склонен совершать импульсивные поступки и скор на расправу. Осуждать не мой конек. Я стараюсь быть чертовски разумным и не увольнять тебя, только чтобы пойти с тобой на свидание. Это действительно было бы ужасно. Но нет, ты заслужила, чтобы тебя уволили. И твой putain de père…[27]

Габриэль поднял руку и сдернул с полки книги и журналы.

– Он обратился ко мне. Умолял перейти к нему из Hôtel de Leucé[28], чтобы помочь получить третью звезду. Мне было двадцать. Я сказал, что разобьюсь в лепешку, она будет моей. Я чертовски много и тяжело работал для этого. Моя девушка бросила меня. Моя семья забыла про мое существование и вспоминала только при праздновании первого причастия кого-нибудь из родных, чтобы получить от меня десерт. Я потерял пятнадцать килограммов. Вот, – он бросил на стол лучший журнал по кулинарии двенадцатилетней давности, – это был святой Грааль в то время, когда я был в этом деле. Чье имя? – Он указал на заголовок статьи «Пьер Манон получает третью звезду». – Чья работа? – Он указал на изысканную Розу на обложке. – Вот. – Он рывком открыл содержание журнала с уменьшенным изображением десерта. – Вот. – Перелистнул дальше. – Вот. И вот. – Великолепный разворот Розы и крупный план лепестков. – И где здесь я? – Он указал на свою крошечную фотографию, на которой был еще совсем молод. Он стоял щекой к щеке с ее отцом, и оба улыбались в камеру. – Вот так-то. Мое имя в статье нигде не было даже упомянуто. Не было ни словечка типа «мой исключительный chef pâtissier» или «я всем обязан ему».

Габриэль рывком открыл кулинарную книгу.

– Вот что я умею. – Он указал на одну из знаменитых mise-en-bouche[29] отца – зеленую, как мята, капельку на ложке. – Я придумал ее для десерта. Она была великолепна, а он увидел и немедленно скопировал для себя. Вот, вот, вот… Все это мои любимые создания. Он заставил Грегуара и моих су-шефов повторить мои эксперименты на своей кухне после того, как выгнал меня. Но это не освобождает его от ответственности: он знает, что истинный творец я. – Опять раздался рев, уже тоскливый, когда Габриэль положил ладонь на страницу с рецептом и фотографией великолепной Розы, тщетно пытаясь вернуть ее себе. – Это принесло ему больше славы, чем все, что он сам сделал раньше. Это моя воплощенная мечта. К этому он не имеет никакого отношения. Это мое. Он заставил отель выгнать меня после того, как я получил для него третью звезду. И все только потому, что я не мог обращаться с ним каждую секунду, как с божеством.

Джоли смотрела на шефа, и ей было стыдно. Когда происходили все эти события, она училась в выпускном классе средней школы в Штатах. А навестив отца после окончания школы, она обнаружила, что Габриэль ушел. «Что ж, – подумала тогда она, – папин новый шеф-кондитер вовсе не так мил и галантен, как Габриэль». Но причины увольнения молодого подающего надежды шеф-повара тогда ей казались несущественными. Отец всегда подписывал своим именем все рецепты и блюда, выходившие из его кухонь, и до того момента, как уведомление об иске появилось в его почтовом ящике, Джоли никогда не приходило в голову, что он поступал несправедливо.