К месту схватки участники подоспели одновременно. С ходу сшиблись, и пошла карусель. Крик и ругань неслись на всех языках мира. Команда, состоявшая из наемных матросов, пестрела не только разнообразием одежды и вооружения, но даже цветом кожи. Несколько негров привели казаков в шок. Некоторые даже на мгновение остановились и, перекрестившись, с криком: «С нами крестная сила!» бросились в битву, не сомневаясь, что дерутся с нечистой силой.

В белоснежной тундре, на фоне вмерзшего в лед корабля шла эта жуткая схватка. Дрались упорные профессиональные бойцы. Сполохи северного сияния освещали эту картину.

Обеим сторонам нужна только победа. Капитан внимательно наблюдал за происходящим. Падали в схватке русские казаки, но гораздо чаще падали его матросы. Самых сильных и смелых бросил он в бой. Без них до родного порта сквозь льды не дойти. Спустившись на батарейную палубу, он осмотрелся. Пушкари на местах и ждут команды.

– Сейчас будет команда на отход. Зажигайте факелы, и как только наши оторвутся от русских, бейте картечью в самую гущу москалей, – произнес капитан.

Поднявшись наверх, он дал команду на отход. Прозвучала труба. Но сигнал не получился. Медная труба пристыла к губам, причиняя боль горнисту, и тот, оборвав мелодию, закричал от боли.

По морской команде «Отход», все должны мгновенно покинуть место схватки. Сейчас этого не получилось. Часть команды отошла, а оставшиеся были изрублены русскими, которые восприняли происходящее как бегство и с большей энергией кинулись на противника. Не желая бить по своим, батарея молчала до тех пор, пока не прибежал капитан. Криками и пинками он заставил пушкарей сделать залп в гущу русских и продолжавших еще сопротивляться матросов. Залп не получился. Пушки недовольно фыркнули, обдав корабль клубами едкого дыма. Картечь посыпалась на землю как горох, едва долетев до дерущихся. Теперь ругались пушкари. Они первыми догадались, что пороховые заряды отсырели и для стрельбы непригодны.

Между тем казаки, добив голландцев, отошли на безопасное расстояние, унося своих убитых и раненых. Голова Обдорский, князь Шорин, продолжал участвовать в битве до самого конца. Только отдав команду на отступление, он вдруг ощутил сильную усталость. Князь опустился на колени и стал молиться. К нему подошел Бряга. Весь перепачканный в крови, с обломком сабли в руках, он был готов штурмовать корабль.

– Что с тобой, княже? Не ранен ли? – тревожась, спросил он стоявшего на коленях князя.

– Видя сие, Матвей, – произнес тот тихо, – не постигаю, каким образом остаюсь я живым и победителем. Видимо, что сие произошло от единой благости Всевышнего Творца к нам.

– Так мы же, княже, казаки! Воинство Христово! Всевышний Творец завсегда с нами. Без веры в это рубиться за Русь православную и за царя батюшку никак нельзя. Ты вставай, не время сейчас для молитвы. Штурмовать надо басурман.

– Штурмовать корабль не будем, и так много наших полегло. Предложим сдаться, а если откажут, то спалим или взорвем их корыто, – произнес Шорин, поднимаясь с колен и поправляя изрубленные доспехи.

В этой схватке казаки потеряли пятерых, а все остальные имели ранения. Сложив убитых на сани, перевязав раны, начали осаду.

Пищаль непрерывно вела обстрел судна. Из-за малого калибра, не причиняя кораблю особого вреда, она держала обороняющихся в постоянном страхе, затрудняя передвижение и наблюдение. Кроме того, было ясно, что в случае вылазки пущенная в упор картечь решит исход схватки. Казаки достали луки, и в корабль полетели стрелы, на которых пылала просмоленная пакля.

Стрелы впивались в борт и судовые надстройки, но результата не было. Обледеневший борт сопротивлялся огню, да и команда не дремала, вовремя обнаруживала и гасила возгорания. Матвей Бряга требовал штурма. Казалось, кровь кипит в его жилах. Он без конца двигался и пар валил из-под железных лат, покрыв его инеем, от которого он был совершенно белым.

– Матвей, упади наземь, – неожиданно попросил Шорин.

Тот, не понимая, выполнил команду. Князь отошел на несколько сажень и осмотрел лежащего Брягу.

– Закидайте его снегом, – опять распорядился князь. – Вот что, Матвей! В таком виде ты незаметен. Сейчас приготовим заряд с фитилем. Поползешь к кораблю и взорвешь его там. Сам вернись, Всевышний Творец с нами!

Десятник Матвей Бряга полз к судну, не торопясь. Примерзший к одеждам снег – хорошая маскировка. Бочонок пороха тащил он с собой. Хотел взять два, да князь не дал, говорит, что одного вдосталь хватит. Обмотали его белой материей. Не заметно, да и не гремит об лед. Пищаль продолжала вести огонь. Ядра закончились, картечь берегли. Зарядами служил лед и камень. Темная громадина судна приближалась. По борту горят фонари.

«Богато живут! Масло жгут без меры! Трусы! Боятся за себя, и правильно, сейчас расчет получите, господа басурмане, за те переговоры», – думал Бряга, подползая к борту судна.

Стараясь не шуметь, закатил бочонок под борт. Обложил его кусками льда, зажег фитиль и стал уходить. Бряга был уже на безопасном расстоянии, когда услышал шум, а потом увидел, как с борта спускаются два матроса. Те, что-то обсуждая, пошли вдоль борта, в сторону заряда.

«Эх! Велик фитиль оставил!» – подумал Бряга и, не скрываясь, бросился обратно.

Матросы еще не обнаружили заряд. Фитиль горел, прячась за льдинами. Рассеянный свет чуть освещал борт. Бряга выскочил из тьмы. Матросы увидели перед собой снежного человека, о которых им много рассказывали аборигены. Но снежный человек держал в руках саблю, которая одним махом снесла обе басурманские головы. Потом раздался взрыв, проломивший борт судна, и вспыхнул пожар. Пожар, который уничтожил все.

Взрыв князя Шорина не удивил, он его ждал, а вот исчезновение Матвея было неожиданным. Он верил в неуязвимость десятника и лично, в сопровождении двух казаков, отправился на его поиски.

Дальнейшие события разворачивались самым трагическим образом. Судно горело, расплавляя под собой лед. Экипаж снимал с корабля все, что можно. Русские им не мешали. Попытка оказать помощь встретила агрессию со стороны голландцев. Остатки обгоревшего судна ушли под лед. На льду осталось три десятка матросов и капитан. Все хорошо вооруженные. На предложение сдаться последовал отказ. Русские их трогать не стали, они больше не представляли опасности для Руси.

Брягу отыскали быстро. Взрывом его отбросило за ледяные торосы, и парень остался жив. Хотя мог сгореть и утонуть вместе с кораблем. Шорин лично его осмотрел, проявив и в этом деле неплохие познания. Поставил на место вывихнутые суставы, смазал и перевязал раны. Новоявленный лекарь занимался больным на санях, вокруг которых разожгли огонь. Здесь же князь Шорин оказал аналогичную помощь всем нуждающимся, чем изрядно удивил и вызвал к себе еще большее уважение среди казаков.

Князь Василий Шорин совмещал в себе две, а то и три, казалось, несовместимые стороны характера. Одна – баловня судьбы, царедворца, любимца царя Бориса Годунова. Такие в сибирских краях авторитетом не пользовались. Вторая – всесторонне грамотного, передового человека, к тому же наследственного воина. И по мере раскрытия этих качеств подчиненные ему казаки проникались уважением, которое заслужить у этих суровых людей было не просто. Но тот, который это уважение заслужил, получал над ними безграничную власть. Теперь по приказу князя они, не задумываясь, пойдут на смерть. Пойдут, уверенные в своей правоте и в том, что атаман рядом и знает, что делает. Третью черту характера князя определяла его душа. И это была душа не сурового воина и не сластолюбивого царедворца. То была душа влюбчивой, ранимой, поэтической натуры, с болезненным чувством чести.

Голландцы ушли на северо-запад в надежде перезимовать у самоедов, а на следующий год с помощью поморов уйти к Норвежским берегам.

В тот тревожный год на просторах приобской тундры собралось великое множество самояди. Пустозерские, Югорские, Обдорские племена отправили сюда часть своих воинов в надежде удачной торговли или легкой добычи. О трагических событиях на побережье им было хорошо известно. Князь Василий Шорин, известный среди самояди как князь Обдорский, уже приобрел среди них славу бесстрашного и безжалостного воителя. Взрыв голландского судна вознес его до уровня языческого божества – громовержца.